Анатолий Афанасьев - Гражданин тьмы

• Название: Гражданин тьмы
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-8475-0076-9

В суперсовременном московском научном центре претворяются в жизнь безумные планы массового клонирования людей. Сотни россиян превращаются в предмет торговли, дешевую рабочую силу, поставляемую за рубеж.

Казалось бы, в разрушенной, разграбленной "демократической" России нет силы, способной остановить современных работорговцев.

У элитного сотрудника спецгруппы "Варан" на этот счет другое мнение...

---

- Извиняюсь, доктор Варягин?

- Да. Чем могу служить?

- Служить не надо, - усмехнулись в трубке. - Скажи лучше, доктор, зачем зарезал нашего Осман-бека? Варягин как-то сразу понял, что это не шутка.

- Какого Осман-бека? Вам что надо?

Голос спокойно напомнил, что ночью такого-то числа в отделение привезли некоего гражданина Юсупова, совершенно здорового, только с двумя небольшими пульками в брюхе, но после того как доктор с ним поработал, богатырь Осман-бек в ту же ночь отдал Богу душу. Оправдываться не надо, у них в госпитале есть свой человек, который все правильно объяснил.

Испугавшись до колик, Варягин начал бубнить, что пуля была не в брюхе, а в легком и он старался изо всех сил, но при таких тяжелых ранениях нельзя гарантировать... Спохватился, что это звучит неубедительно, и оборвал себя на полуслове.

Мужчина на другом конце провода удовлетворенно произнес:

- У тебя есть выбор, доктор: заплатишь сто тысяч долларов или будет как с Осман-беком.

- Откуда у меня сто тысяч? - вспыхнул Варягин. - Кто вы?

- Скоро узнаешь, - доброжелательно ответил голос. Обошлись с ним без затей, по-рыночному. На другой день, когда вечером возвращался с дежурства, двое усатых горцев встретили его возле дома. Называться не стали, но еще раз уточнили, готов ли он платить сто тысяч отступного за убиенного Осман-бека?

- Откуда? - обреченно повторил Варягин. - Для меня сто долларов - капитал.

Не медля, джигиты отвели его к мусорным бакам - по очереди проткнули длинными ножами несколько раз подряд. Еще не совсем стемнело, и со скамейки от родного подъезда за экзекуцией пытливо наблюдали две знакомые старушки. Последнее, что он услышал, корчась, как червяк, в мокрой глине, был заполошный крик одной из них.

- Сеню дохтура убивают!

Варягин провалялся в больнице около двух месяцев, но выкарабкался, хотя что-то в нем непоправимо надломилось. Будучи хирургом, ежедневно сталкиваясь со смертью, он и прежде не питал особых иллюзий относительно рода людского, но теперь внезапно мир открылся перед ним безнадежной, синильной чернотой, и он почувствовал себя парией в нем. В сердце поселилось равнодушие, подобное застывшему смогу. Жена не смогла жить с выжженным изнутри человеком и через год ушла от него, прихватив пятилетнюю дочку. Он не попытался выяснить, куда они подевались. Зачем? Все и так понятно. Отвратительный сам себе, постоянно ощущающий в ноздрях сырой запах тлена, как он мог надеяться на чье-то сочувствие и, прости господи, любовь.

В Склиф не вернулся, пару лет скучно работал в районке, все чаще прикладываясь к пузырьку, откуда его однажды выудили посланцы "Дизайна". Он легко согласился на их предложение, потому что нуждался в деньгах, а когда (довольно быстро) понял, куда попал, ничуть не огорчился и ни разу не пожалел о своем решении. Напротив, в том, что с ним происходило, ощущалась железная логика: словно незримый поводырь с дьявольской усмешкой осторожно опускал его все глубже и глубже в мирскую трясину, чтобы в ближайшем будущем, по всей вероятности, покончить с ним каким-нибудь изощренным способом - растворить в серной кислоте, погрузить живьем в могилу... Поневоле приходило в голову, что с ним, как и со многими другими, производят какой-то важный гуманитарный эксперимент, в котором он является одновременно и жертвой и участником. В эксперимент вовлечены огромные массы человеческого материала... именно материала, потому что назвать людьми в старом, привычном смысле слова большинство из попадавших к нему в руки, включая и нынешнего педика Гаврилу, можно было лишь с большой натяжкой. Окончательной цели эксперимента он не представлял, но догадывался, что речь, скорее всего, идет о возможности искусственного пресечения всякой разумной жизни на земле.

В этот день он возвращался домой в особенно растерзанном, душевно и физически, состоянии и по пути, как обычно заглянул в пивной бар со звучным названием "Барракуда", к которому здешняя публика так и не привыкла, как и большинству других непонятных названий по всей Москве и между собой называла его по-прежнему "Гадюшником". Еще одно свидетельство того, как туго приживается среди варваров западная культура. В баре опрокинул две стопки беленькой, с наслаждением высосал кружку ледяного жигулевского пива и с неожиданным аппетитом умял тарелку горячего соевого, с кусочками мяса супа, именовавшегося в меню как фирменное блюдо "Манхэгген". Заодно пообщался со старым приятелем (они жили в одном доме), бывшим доктором наук, профессором Ванюшей Савеловым, который, кажется, никогда не покидал заведение и, возможно, тут и ночевал между столиками. Его не выгоняли, хозяин бара, пожилой интеллигентный Муса Джалобаев, даже при случае его подкармливал. Тихий профессор был здешней достопримечательностью, привлекавшей посетителей. Дело в том, что Ванюша Савелов, кроме многих прочих достоинств, обладал гипнотическим даром и за умеренную плату мог прямо в зале закодировать любого желающего от пьянства, снять порчу, откорректировать бизнес и (но это без гарантии) излечить от любой болезни, вплоть до ВИЧ-инфекции и рака. Особенно почему-то пасовал перед гипнозом рак прямой кишки. Подтверждение было всегда рядом и налицо: бывший скрипач дядя Жора Самойлов, которого врачи приговорили к смерти, отказавшись оперировать и дав ему от силы два месяца колобродить, и который уже несколько лет подряд, загорелый и окрепший, наравне с профессором попивал пивцо за одним из пластиковых столиков "Барракуды". Всего пять сеансов гипноза, проведенных не отходя от стойки, понадобились для полного и необратимого излечения.

С профессором обсудили виды на третье тысячелетие, а после того как к ним присоединился Жора Самойлов, тихонько спели новый гимн Александрова на старые слова Михалкова. Настроение у Варягина заметно улучшилось.

- Чего припозднился сегодня? - поинтересовался у Жоры. - Случилось чего?

Старый скрипач воровато оглянулся по сторонам:

- Не поверите, мужики. Пришло приглашение по почте от какой-то хитрой фирмы. На собеседование. Я сходил, меня не убудет. Аж на Краснопресненскую добирался. Взяли анализы. На той неделе второе собеседование. Если пройду, дело в шляпе.

У Варягина пивная струя взбрыкнула в желудке.

- Что значит - в шляпе? Что тебе обещали?

- Пока не говорят. Но дамочка намекнула, если параметры подойдут, поставят на международный гранд.

- Не ходи туда больше, - сказал Варягин. - А лучше всего беги из Москвы.

- Ты чего, Семен? - Скрипач вытаращил глаза. - Подумай, что говоришь. Может, это последний шанс на ноги встать. Гранд! Что же мне до конца дней своих так пробавляться за ваш счет?

- Он придурок, - сказал Варягин профессору. Тот печально кивнул.

- Музыкант. При этом - еврей. Случай клинический.

- Может, за границу пошлют, - размечтался Самойлов. - Нет, старая гвардия еще свое слово скажет. Запомните, ребята, если повезет, Жорик про вас не забудет. Мы еще увидим небо в алмазах.

- Он в двухкомнатной квартире один прописан, - напомнил Варягину профессор. - Вот, похоже, кто-то и заинтересовался.

- Думаю, все обстоит значительно хуже. В Москве под эгидой МВФ проходит акция "Милосердие без границ". Всех пьющих стариков зарегистрируют, свезут в отстойник и переработают на мыло. В целях экологического оздоровления города.

- Завидуете, - догадался скрипач. - Не могу осуждать. Так уж россиянин устроен. Для него главное, чтобы у соседа корова сдохла. Отсюда по большому счету все наши беды. От местечкового мировоззрения.

Варягин допил пиво и распрощался с приятелями. Он не мог помочь Самойлову, да и никому другому. Как ему самому никто не помог в свое время. Мир с угрожающей скоростью катился в пропасть, и он не видел силы, которая могла замедлить падение. Как врач он чурался мистики, но человек, переживший самого себя, отлично сознавал, что для многих его одичавших сограждан, превратившихся в полулюдей, в полуживотных, апокалипсис стал вчерашним днем, хотя мало кто об этом задумывался. Большинство и молодых, и старых, ежедневно подпитываясь от сверкающего, волшебного экрана, по-прежнему тешили себя надеждой, что вот-вот на их чумовые головы обрушится какая-то неслыханная удача.

Домой вернулся огрузневший, полный смутных дум. В квартиру вошел с привычным ощущением погружения в склеп. Здесь давным-давно никто его не ждал, ни одно живое существо - ни жена, ни кошка, ни птичка, ни рыбка. Иногда, очень редко, он приводил с собой какую-нибудь самочку из самых затрапезных, с кем не надо разговаривать, и, насытив утробу, избавлялся от нее с такой же легкостью, как выбрасывают в помойное ведро колбасную кожуру. Однако именно эта не до конца иссякшая, первобытная тяга к соитию с себе подобным существом, он чувствовал, каким-то таинственным образом удерживала в нем призрачную связь с прежним Варягиным, зубоскалом, тружеником и отчасти романтиком. Наверное, в тот момент, когда женщина станет ему безразличной, и оборвется наконец бессмысленно затянувшийся земной путь.