Анатолий Афанасьев - Гражданин тьмы

• Название: Гражданин тьмы
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-8475-0076-9

В суперсовременном московском научном центре претворяются в жизнь безумные планы массового клонирования людей. Сотни россиян превращаются в предмет торговли, дешевую рабочую силу, поставляемую за рубеж.

Казалось бы, в разрушенной, разграбленной "демократической" России нет силы, способной остановить современных работорговцев.

У элитного сотрудника спецгруппы "Варан" на этот счет другое мнение...

---

Я еще толком не оклемался от укола, лежал на топчане в блаженной прострации, как дверь без стука отворилась и в комнату вкатилось жизнерадостное, улыбающееся существо мужского пола, но неопределенного возраста. Представилось оно Джоном Миллером, здешним координатором. Этот рыжеватенький Джон Миллер с виду был абсолютно безобиден, что-то вроде жужжащей летней мухи. Уселся на топчан, дружески похлопал меня по бедру.

- С прибытием в новую семью, Толяныч. Ничего, что я так фамильярно? У нас здесь все запросто. Надеюсь, сумеешь оценить. Кстати, друзья зовут меня Джеки.

- А где я?

Джон Миллер, координатор, первый мне и рассказал, что хоспис "Надежда" - это что-то вроде санатория, где гости-пациенты в отличных условиях проходят период адаптации, оговоренный контрактом. Расположен хоспис в одном из живописнейших уголков Подмосковья, на землях, принадлежащих корпорации "Дизайн-плюс". В обязанности координатора входило познакомить вновь прибывших с требованиями, предъявляемыми к постояльцам. Их немного, но все они должны исполняться неукоснительно во избежание клинического исхода. Главное требование - не покидать территорию хосписа, обозначенную двухметровым забором с колючей проволокой.

- Скорее всего, вам самому не захочется расставаться с нами, - с многозначительной интонацией сообщил координатор, - но на всякий случай имейте в виду. У нас был недавно прискорбный инцидент, когда один наш подопечный выскочил-таки за ворота неизвестно зачем. Возможно, накурился анаши и просто потянулся за солнечным зайчиком.

- И что с ним случилось? - уточнил я без особого интереса.

Подвижное личико координатора сморщилось в гримасу скорби.

- Нулевой вариант, Толя. Нулевой вариант. Что же еще могло с ним случиться?..

Второе требование - беспрекословно выполнять все просьбы обслуживающего персонала: врачей, нянечек, старших и младших наставников - короче, всех, кто будет со мной заниматься.

- У нас работают профессионалы наивысшей квалификации, - с гордостью доложил координатор. - Многие стажировались в Штатах. Со всеми можно договориться по-доброму о чем угодно. В хосписе вообще любое принуждение исключено в принципе. Но все же некоторые амбиции, принесенные из прежней жизни, лучше держать при себе.

- Во избежание клинического исхода? - догадался я.

- Схватываешь на лету, Толяныч! - обрадовался координатор и с силой врезал мне кулаком по колену. - Учти, здесь все зависит от тебя. Впоследствии, если повезет, сдашь экзамен на младшего наставника.

Наученный горьким опытом недавнего общения с Маргаритой Васильевной Гнеушевой, я не пытался возражать или расспрашивать. Видимо, все люди, имеющие отношение к загадочной корпорации, проходили соответствующую обработку и воспринимали мир лишь в тех параметрах, которые им внушили. Причем воспринимали лучезарно. Сознание у них явно заблокировано, перегружено рядом неких виртуальных образов, но, судя по некоторым признакам, ни Гнеушева, ни Джон Миллер (Джеки! - надо же! с такой-то рязанской харей!) не утратили связи со своей первородной гуманитарной маткой. Я подумал об этом с грустным облегчением, потому что понимал, если в ближайшее время не удастся ничего придумать и сорваться с крючка, то скоро стану одним из них, так и не уяснив, кому и зачем это понадобилось.

- Буду стараться, - пообещал я.

- Пока живешь, надо надеяться на лучшее, - важно заметил координатор. - Хоть на меня погляди. До того как в "Дизайн" взяли, кем я, по-твоему, был? Не поверишь, Толяныч. На АЗЛК ишачил в сменных мастерах. А теперь кто? Смекаешь? Так что все, Толяныч, в наших силах. Хотя, честно скажу, на первых порах придется нелегко. Я в анкетку заглянул, ты ведь из интеллигентов. Эта братия редко поднимается выше кочегаров. Но бывают исключения. У нас тут был один композитор, дослужился до санитара-кидальщика. А это уже, считай, всего шаг до стажировки. Ну а после стажировки, сам понимаешь, перспектива неограниченная. Могут и в резервацию перевести на твердое обеспечение.

- Вы сказали "был". Куда же он девался, этот композитор?

- А-а... - Координатор махнул рукой. - Надломился. Не в коня, как говорится, корм... Ладно, процедур у тебя сегодня нету, полежи пока, погрейся. Через час дезинфекция. Потом обед. Привыкай к распорядку. Если есть вопросы, задавай.

- Вопросов нет, есть маленькая просьбишка.

- Ну?

- Не могу ли я позвонить жене, чтобы не волновалась? Всего несколько слов. Дескать, все в порядке, жив, здоров, чего и вам желаю.

- Позвонить можно, почему нет, у нас все можно, но лучше не надо.

- Почему?

- Смысла нету. Пока ты на карантине, свидания все равно не дадут. И потом, прямой телефон только у директора, у мистера Николсона, а он сейчас в отъезде.

Мне показалось, ослышался.

- Вы сказали "свидание", Джон? Я правильно понял? Тут бывают свидания?

- А ты как думал? И свидания, и отпуска. Это же не тюрьма. Что заслужишь, то и получишь. Ты даешь, Толян. Вот и видно, что голубых кровей. Как это у вас называется - рефлексия, да?

Я не верил ни единому его слову, на добродушной веснушчатой роже было написано, что этот человек не может отвечать за свои слова, но не удержался еще от вопроса.

- Простите, Джон, это для меня очень важно. Значит, если я буду хорошо себя вести, жена сможет меня навестить?

- Не только навестить, поживет с тобой. Пройдет экспертизу - и пожалуйста, сколько угодно. - Он склонился ко мне заговорщицки. - Хотя, по правде говоря, таких случаев пока не было.

- В чем же причина?

- Да в том, дорогой мой друг, - координатор двусмысленно хмыкнул, - не пройдет трех дней, как думать о своей бабе забудешь.

- Понятно.

- Ничего тебе не понятно. До понимания тебе еще ой как далеко, Толяныч.

Когда он ушел, пожелав удачной дезинфекции, я еще немного полежал, подумал. Вернее, попытался думать. Мозги ворочались лениво, тупо. Вероятно, в крови бродил остаток какого-то наркотика. В одном координатор Джон безусловно прав: до понимания мне далеко. Все происходящее представлялось совершенным абсурдом и не укладывалось ни в какую логическую схему. Но ведь тот, кто затеял все эти сложные манипуляции, наверняка преследовал определенную цель, и он не был сумасшедшим, по крайней мере в обычном медицинском смысле. Откуда у сумасшедшего средства на такие забавы? Хотя... Напрашивалась мысль, что "Дизайн-плюс" действительно проводит какие-то масштабные научные исследования, допустим, испытывает воздействие новых психотропных препаратов, и я по чистой случайности оказался одним из тех, кто по каким-то выборочным параметрам подошел на роль подопытной мышки. Такое предположение объясняло многое, но не все. Главное, оставалась в тени ближайшая перспектива этой, по-видимому, грандиозной коммерческой авантюры. Как ни ломай голову, трудно перекинуть мостик от моей скромной персоны к идее упорядочения и сбыта дешевой рабочей силы, о которой так увлеченно вещала мадам Гнеушева... Есть более простой вариант: скажем, корпорация занимается торговлей донорскими органами, (в нынешней России весьма прибыльный вид бизнеса) и этот хоспис "Надежда", где я очутился, является всего лишь перевалочным пунктом, банком сырца. Тогда понятно происхождение шрама: брали пробы на анализ для определения химико-биологической пригодности. Но и тут концы не сходятся с концами. Почему выбрали именно меня - довольно пожилого и не очень здорового человека, вдобавок кое с какими связями? Казалось, выгоднее и проще использовать в качестве сырья молодежь, их вон толпы, целых два, три никому не нужных, потерянных поколения, стерильно чистых лишенных всяких жизненных укреп. Заводи невод, вычерпывай, грузи, - как говорится, дешево и сердито... Никто не спохватится и не спросит откуда товар?..

От печальных размышлений отвлек приход дамы в прорезиненном черном балахоне, вломившейся в комнату, как и координатор, без стука.

- Подымайся, сынок, - ласково обратилась она ко мне. - Дезинфекция.

- Какая дезинфекция, зачем?! - затрепетал я, пораженный видом могучих женских статей.

- Обыкновенная, сынок. Вошиков гоним, заразу всякую. Чтобы на других не перекинулась.

- Какие вошики, откуда? Три раза в день хлоркой моюсь.

- Моешься иль нет, твое личное дело. Теперь мы тебя с Макелой заново помоем. Карантин, сынок.

Помывочная оказалась на цокольном этаже этого, как я уже выяснил, трехэтажного здания. Несколько больших, сообщающихся проходами помещений, заполненных сияющими плиткой и мрамором, напоминали римские термы, снабженные суперсовременной сантехникой. Глубокие раковины-ванны, многоступенчатые вольеры с площадками на разных уровнях, и повсюду - на стенах, на полу, на потолке - различные приспособления, вплоть до разного калибра мощных брандспойтов, развешенных на одной из стен, словно коллекция холодного оружия. И среди всего этого великолепия нас только трое: аз есмь, дама в резиновом комбинезоне и упоминавшаяся Макела, которая тоже оказалась дамой, но уж совсем какой-то достопамятной наружности. Как если бы знаменитая колхозница Мухиной перебралась сюда с ВДНХ и по пути превратилась в эфиопку. Кстати сказать, на дезинфекции со мной не произошло ничего особенно худого: эти две здоровенные бабищи, раздев меня догола, принялись за игру, которую условно можно назвать: сдери кожу с живого. Они скоблили, терли и драили меня с такой страстью, как если бы поставили себе целью превратить человеческое тело в одну из кафельных плиток. Мыло, сода и какая-то желтоватая жижа с ядовитым запахом через ноздри, уши и рот затопили мозг, при этом я испытывал ужасающее воздействие чередующихся кипящих и ледяных струй и еще успевал уворачиваться от увесистых, смачных шлепков, которыми дамы одаривали меня со щедростью, достойной лучшего применения. Если я остался жив, то только благодаря чуду. Однако все на свете кончается, окончилось и это испытание. Чистым, как ангел, я лежал распростертый на мраморном пьедестале и будто издалека слышал заботливые женские голоса.