Вячеслав Назаров - Вечные паруса

• Название: Вечные паруса
• Автор: Вячеслав Назаров
• Жанр: Научная Фантастика

Стихи Вячеслава Назарова хорошо известны читателям. Он автор книг "Сирень под солнцем", "Соната", "Формула радости", участник поэтических сборников, вышедших в Москве, Кемерово, Иркутске, лауреат премии имени Красноярского комсомола.

"Вечные паруса" — первая прозаическая книга поэта. И вряд ли можно считать случайностью то, что В. Назарова привлек жанр фантастики. Напряженная публицистичность, философский анализ, стремление не только увидеть и описать, но и осмыслить событие в "связи времен", отличали его поэтическую работу. Эти же черты присущи и четырем повестям, входящим в книгу "Вечные паруса".

Не все в книге бесспорно. Не хочется, к примеру, верить, что человечество, освоив космос, исследовав планеты Солнечной системы, построив города на Марсе и Венере, получив ключ к сверхсветовым скоростям и возможность контакта с иным разумом, останется разделенным на два лагеря мир социализма и мир капитализма. Но ведь задача состоит в том, чтобы осветить настоящее светом будущего.

Герои книги В. Назарова живут и работают так же, как наши современники — неистово и упоенно — и поэтому никогда не состарятся и не поблекнут вечные паруса — символ мятежа и исканий, неистребимой доброты и вечной человеческой неудовлетворенности сделанным — то, что зовется прогрессом.

---

— Ну ладно, извините… Что я вам хотел еще сказать? Да! Будьте поосторожнее с этим Заморышем. Он ничего не должен заподозрить раньше времени. И ради бога, не читайте ему свои проповеди.

— Я не читаю проповедей будущим мертвецам, мистер Смит.

— Ну и отлично.

Сзади появились еще три фары: два ярких прожектора по бокам и синяя мигалка над ними. Зарыдала скрипучая сирена.

— Не хватает, чтобы они нас зацапали. Говорил вам, мистер Роберт, не надо полиции. Не люблю ее.

— Быстрее, — крикнул Роберт в микрофон.

Моторы завыли на предельной ноте, и машина теперь словно неслась по воздуху. "Ягуар" и полицейский броневик отставали быстро, но Роберт и незнакомец еще смогли увидеть, как фары полицейской машины метнулись влево, преграждая дорогу "Ягуару", и тот резко затормозил.

Они медленно шли по парку, по прямой кипарисовой аллее, и Тэдди никак не решался заговорить. Перед ними вставал узкий и неправдоподобно длинный молодой месяц, повисший почти параллельно к горизонту, как бывает в тропиках — словно ладья красного дерева торжественно и неспешно выплывала из чернильно-синей тьмы. Стрельчатые верхушки деревьев, очерченные розовым кантом, упирались в небо, расписанное крупными созвездиями, и ни единого движения, а только возвышенная отрешенность, как в темном зале готического собора, и едва слышные звуки органа — то ли реальная мелодия, то ли галлюцинация, порожденная неподвижностью ночи.

— Я уже целых два дня — твоя жена, Тэдди. Никогда не думала, что это так хорошо — быть женой. Такое чувство, словно тебя несут на руках среди тысяч звезд.

Джой шла чуть впереди, склонив голову набок. Красноватый полусвет лежал на ее лице, и смуглая кожа казалась коричневой. Но Тэдди видел только дрожь полуопущенных ресниц и шевелящиеся губы. И орган играл все громче словно грустная и торжественная месса вершилась в высоком соборе неба и звезд, над этими двумя маленькими фигурками, затерянными в бесконечности.

— Ты слышишь, Тэдди? Слышишь? Говорят, раньше был обряд, который называли "свадьба". Это когда два человека, решившись жить вместе, давали друг другу клятву никогда не разлучаться. И тогда играл орган.

Горло у Тэдди перехватило, и он торопливо проговорил, чтобы отсрочить хоть немного те, главные сегодня слова:

— Это запись или…

— Это Солсбери. Теперь он играет редко. Особенно в последние годы. А вот когда приехал дядя Клаус, Солсбери играл каждый день. Выйдешь, а за тобой несутся плачущие голоса, требуют чего-то, грозят и прощают. Сегодня дядя Чарльз почему-то снова заиграл.

Чудачка, подумал Тэдди. Неужели ты не понимаешь, что Солсбери прощается с тобой? Он умоляет и грозит, он плачет и радуется, он понимает все, и душа его не может, не хочет примириться с этим. Впрочем, он прощается не только с тобой, он прощается с юностью, которую ты ему напоминала, с озорницей Лили, черты которой он находил в тебе и которая уходит от него в третий раз, потому что любовь, ушедшая однажды, будет уходить от тебя всю жизнь, надрывая сердце, и ничто не в силах притупить этой боли, этой сто тысяч раз повторяющейся безвозвратной разлуки.

Тэдди видел серебристую паутинку, очертившую ухо женщины, и волну волос, серых в лунном свете, и бледную тень на щеке, и бронзовое литье губ…

И вдруг легли на это лицо кадры виденной недавно пленки: обугленный черный шар вместо головы; вместо глаз, носа, ушей — спекшиеся бесформенные угли…

Тэдди зажмурился. Страшное видение растаяло. Синий Дым… Благодаря ему они снова живут на Земле, они идут по кипарисовой аллее, они слышат орган, они любят друг друга. Прав Солсбери: СД — это чудо, которого так давно ждут люди. И он… Разве он может отказаться, уйти в сторону, струсить? Нет, не может. Именем своей поздней любви.

— Джой, милая… Я завтра лечу.

И сразу стало легче, потому что главные слова были уже сказаны. Он почувствовал, как дрогнуло плечо женщины под его рукой.

— Я знала, что ты полетишь, Тэдди. Ты сильный. Тебе нельзя не лететь, я знаю. У вас, у мужчин — птичье сердце. Вам нужен полет, и ничто вас не остановит. Я люблю тебя. Целых два дня я была самой счастливой женщиной на свете. Это очень много. Но мне хочется еще побыть счастливой… Когда тебе вылетать на ракетодром?

— Сегодня.

Джой медленно повернулась. Глаза ее были сухи. Только стали огромными и совсем черными.

— Скоро, да?

— Скоро, Джой. Сейчас.

— Ты вернешься?

— Обязательно.

— Ты даешь слово вернуться?

— Да, я даю слово.

— Что бы ни случилось?

— Что бы ни случилось.

— Будь осторожен, родной. Не знаю, но мне кажется, что они задумали что-то нехорошее, Смиты. Это страшные люди. Подлые. Гадкие.

— Я знаю, Джой. Не беспокойся. Я вернусь и отдам СД, и мы уйдем от них. Мы найдем место, где можно быть счастливыми, правда?

— Конечно, Тэдди. Мы найдем. Свою звезду. Обязательно!

И она отстранилась от Тэдди, какая-то отчаянно повеселевшая, и закинула голову к небу, и волосы ее покорно метнулись за спину:

Когда, пилот,

не повезет

тебе в полете вдруг,

не верь тому,

что бак в дыму

и что последний круг…

— Ты знаешь нашу песню, Джой?

Джой повернулась к пилоту, руки ее обвили его шею, губы были у самых губ.

— Конечно, знаю. Ее пела мать. Эта песня была моей колыбельной. Ведь я — дочь астронавта и жена звездолетчика. Как же я могу не знать этой песни:

Пока есть ход,

держись, пилот,

а если ад вокруг

ищи в аду

свою звезду,

еще не поздно, друг!

И повторила шепотом, закрыв глаза:

— Еще не поздно, друг…

— Пилота на взлетную площадку! Пилота просят на взлетную площадку, издалека, из другого мира, прокричал динамик.

— Ну, иди, Тэдди. Иди. И помни — я хочу еще долго-долго быть счастливой. Нигде и никогда не забывай это, ладно?

Она взъерошила его волосы, быстро поцеловала в щеку и слегка толкнула в плечо.

— Иди. И обязательно возвращайся. Ты не имеешь права не вернуться. Потому что теперь есть я.

— Я вернусь Джой. Обязательно вернусь.

— А я буду тебя ждать. Я еще не умею. Но хорошая жена должна научиться ждать своего мужа. Особенно, если муж — звездолетчик. Ведь правда, Тэдди, из меня получится хорошая жена?

Они улыбались друг другу в лунном свете и говорили, говорили, почти не вникая в смысл слов.

— А это ты должен мне вернуть, Тэдди. И он должен везде быть с тобой.

Джой положила в ладонь пилота забавного, лопоухого и толстопузого человечка, который угрожающе пялил глаза и скалил зубы. Фигурке было, видимо, уже много-много лет, потому что дерево стало почти черным от времени и было отполировано до глянца тысячами ладоней.

— Это Шивонари, Великая Нога, покровитель семинолов. Амулет брали с собой охотники, отправляясь в путь, и Шивонари охранял их от беды.

— Его дала тебе мать?

— Нет. Его привез мне дядя Клаус. Он сказал мне, что отец должен был взять Шивонари на Марс, в этот самый полет, но что-то случилось, я не поняла, дядя Клаус сказал "было слишком поздно", и Шивонари остался на Земле, а отца не стало… Так пусть он будет с тобой, и ты должен сам вернуть его мне, помни…

Снова прокричали динамики.

— Они не называют твоего имени, слышишь? Но все равно, все будет хорошо, да?

— Все будет хорошо, Джой.

— Иди. Я не буду тебя провожать. Иди.

Он был уже почти у главного корпуса, когда Джой догнала его.

— Тэдди, я совсем забыла… Дядя Чарльз просил взять у тебя спектрографию яйца гловэллы. Ты говорил, что успел тогда сделать спектрографию…

— Гловэллы? Ничего не понимаю…

— Ну, тот самый "танец тройной спирали", помнишь? Над Красным Пятном, помнишь?

— Ах, вот что… Кажется, доктор начинает разбрасываться: то СД, то гловэллы. Посмотри в моем столе, Джой. Наверное, это там.

— И еще… Поцелуй меня, Тэдди.

Полковник Арнольд Тесман пытался говорить сурово:

— Когда вы повзрослеете, Дик? Опять вы устроили самодеятельность, опять превысили полномочия, да вдобавок насмерть перепугали дорожного полицейского.

Парень в синем реглане переступил с ноги на ногу.

— Тут я не виноват, шеф. Я только показал ему удостоверение МСК, а он вдруг выпалил в меня газовой ампулой…

— Этот симпатичный дед уже побывал в переделке с "Коршунами", переодетыми в форму патруля МСК. Ваше счастье, что он выстрелил снотворным, а не чем-либо покрепче. Ну, а все театрализованное представление, погоня, стрельба — как это понимать?

— Но вы же сами говорили…

— Я дал вам задание проследить связи "Коршунов Космоса" с Землей. Но мы не полиция, лейтенант. Мы — особая служба МСК, прошу не забывать. А то, что вы натворили, грубо даже для полицейского агента. Тоньше надо работать, тоньше и точнее. И ни в коем случае не привлекать внимания.