Александр Бенуа - История живописи

• Название: История живописи
• Автор: Александр Бенуа
• Жанр: Искусство и Дизайн

---

Южная и Западная школы

В общем же изучение нюрнбергской живописи производит скорее невыгодное впечатление; из него не выносишь убеждения, что здесь была настоящая почва для появления универсального гения Дюрера. Однако вокруг Нюрнберга, на юг и на запад от него, живопись делала за эти годы весьма значительные шаги вперед в смысле завоевания жизни, и вне сомнений, что слух о многих из этих произведений или даже самые произведения доходили до богатого Reichsstadt'a. В техническом смысле при этом нюрнбергская живопись "не отставала от века", и Дюрер едва ли мог бы найти для себя лучшую техническую школу, нежели именно в той же мастерской аккуратного, усердного ремесленника Вольгемута.

Если бы только можно было допустить, что Вильгельм Плейденвурф и "Meister des Hausbuchs" одно и то же лицо, то в этом жизненном, энергичном художнике мы получили бы одного из тех друзей юности Дюрера, которые могли иметь на него благотворное влияние. Этот "Meister des Hausbuchs" (или, как его еще называют, "Мастер Амстердамского кабинета[194]") в гравюрах и рисунках представляется замечательнейшей личностью своего времени. Он весь обращен на изучение жизни, и мы должны будем встретиться с ним при изучении бытовой живописи, в которой он играет одну из видных ролей. Однако возможность такой идентификации далеко еще не доказана и принадлежит, как кажется, к области чистой фантазии. Позже, сделавшись самостоятельным мастером, художник работал на среднем Рейне и, во всяком случае, потерял сношения с Дюрером. В картинах, приписываемых тому же мастеру (едва ли основательно), он скорее примитивен, до грубости карикатурен, коряв в формах, безобразен в пропорциях. Но интересна и здесь бездна подробностей, а в фонах "Воскресения Христова" (Зигмаринген) и целого ряда гравюр мы находим мотивы простого, "уютного", чисто немецкого пейзажа[195].

Близок к этому загадочному мастеру (вернее, к его гравюрам и рисункам) замечательный диптих в Нюрнбергском музее "Смерть и жизнь". Это одна из картин "до-дюреровского" периода, в которых пейзаж играет главную роль и уже явно предназначен для усиления настроения. На створках "Жизни" видна беседующая парочка: элегантный юноша и нарядная принцесса. На первом плане перед нами двое нагих ребятишек играют, сидя на траве, среди цветов, - мотив, которым несколькими веками позднее должен был воспользоваться Беклин. Город, замок, поля, кустарники, озеро, горы и вереницы птиц в фоне выражают безмятежную радость бытия. Но вот при переходе ко второй створке складня обстановка меняется сразу, точно в театре. Замок сгорел и разрушен, город, поля и рощи затопило наводнением, голые колючие деревья скорбно топорщат сучья; на первом плане одно из них сломано и макушка поникла к холодной земле. На самой же середине картины, вместо любезничающих юных щеголей, во всем безобразии наготы раскинулся труп с ввалившимся животом, с иссохшими членами. Все говорит о конце, о смерти, о враждебных силах природы, - говорит это как своими формами, так и однообразными мрачными красками.

Диптих этот - одинокое явление в живописи, но в гравюрах мы найдем множество предвестников близкого расцвета и оживления немецкого искусства. В гравюрах художники стеснялись меньше, смелее отдавались своему вдохновению[196]. В то же время живопись южных и западных немецких школ продолжала разрабатывать вопросы красочной красоты и более совершенной техники. В Нердлингене работал с 1460-х годов интересный мастер Фридрих Герлин, неловкий, топорный, резкий, но живой и "определенно национальный". Его пейзажи, несмотря на ребяческие подробности, полны какой-то намеренной романтики, сумрачной поэзии. Грозно глядит в фоне "Святого Георгия" (Городской музей в Нердлингене) башня замка, стоящего в конце гладкого зеленого поля[197], а справа за церковью и городом на холме рисуется силуэт виселицы. Интересен по затее и унылый пейзаж с руиной и освещенными зарей башнями в фоне "Рождества Христова" (1488 г.). В пустой, неуютной комнате, в которой Герлин помещает сцену грешницы у ног Спасителя, мы снова встречаем ряд опрокинутых цинковых кружек - прием иллюзионизма, уже известный нам по картине "Обручение святой Екатерины". Перспектива в этой и подобных им intйrieur'ныx картинах очень приблизительна, но художники дают волю своим реалистическим вкусам в выписывании различных деталей, особенно же сверкающих предметов. В этом отношении характерно также и "Благовещение" "Мастера из Поллинга" (галерея в Ашаффенбурге); в нем склонность художника к иллюзионистским фокусам сказывается (при ужасающих ошибках в перспективе и индифферентном отношении к фигурам) в том, как он выписывает разные подробности: медный рукомойник (неизбежный атрибут всех келий Марии), лубковую коробку, чернильный прибор и подсвечник с ножницами на полке, пригвожденную к стене бумажку с надписью и прилепленную рядом и бросающую от себя тень свечку. Картина помечена 1444 годом, но эта ранняя дата вызывает сомнения.

Мастера Ульма

К 1460-м годам относятся две картины неизвестного швабского мастера: одна в церкви Св. Моритца в Аугсбурге, другая в Аугсбургском Максимилианс-музеуме. Первая изображает "Рождество", вторая - "Поклонение волхвов". В обеих мы встречаем совершенно ясно выраженные немецкие черты. Одни неуклюжие, чрезмерно высокие навесы, под которыми помещены сцены, имеют в себе что-то специфическое, и совершенно "немецкие" персонажи разыгрывают с "немецкими" неловкими жестами священные сцены (впечатлению "неметчины" ничуть не мешают "флорентийские" шапочки, которыми художник снабдил Иосифа и двух магов, а также ангелочки, точно слетевшие с нидерландских картин). Окончательно же немецкое впечатление сообщают этим несуразным сценам пейзажи-ведуты в фоне. В пейзаже "Рождества", в этом городе, сжатом между низкими холмами, по которым всползает городская стена с частыми башнями, некоторые предлагают видеть Ландсберг - городок, лежащий между Мюнхеном и Ульмом, в реке же с перекинутым через нее деревянным мостом и с перерезающим ее порогом - Лex. Художник как будто просто взял мотив, бывший у него перед глазами, и решил, что его можно выдать за Вифлеем (в "Поклонении волхвов" мы видим опять другой, но, очевидно, тоже с натуры списанный немецкий городишко), и в этом он поступил совершенно так же, как Витц в своей женевской картине. Однако бесконечно выше мастерство базельского художника, нежели та чисто ремесленная сноровка, которая проглядывает в этой доморощенной, "провинциальной" картинке, написанной лет двадцать спустя после "Хождения по водам".

Чем дальше мы будем подвигаться на запад, тем чаще будем встречать и смелые затеи, и удачные разрешения живописных задач. К 1445 году относятся две милые швабские картины - одна в Базеле, другая в княжеской галерее Донауэшингена. Базельская картина "Святой Георгий, поражающий чудовище", исполнена в характере Витца; то же "чудачество", та же утрированно выпуклая лепка, при некоторой общей деревянистости композиции. Но пейзаж в фоне, несмотря на некоторый схематизм - чистая романтика. Святые пустынники, сидящие на картине Донауэшингена, выдают тоже некоторые родственные черты с "плотным", корпусным искусством Витца, а в глубине хотят даже видеть вид Базеля. Однако все вокруг дышит более благодушным настроением, нежели то, что наполняет "жестокосердые" картины Витца. Всюду разлита характерная швабская уютность: ей служит и аист, глотающий лягушку на самом первом плане, и тенистый лесок позади св. Павла, и городок вдали, и, наконец, сам Господь Бог, плывущий с ангелами на облаке над этой "приветливой пустыней".

Самым значительным художественным центром в XV веке продолжал быть Ульм. Здесь строился собор, который должен был превысить все прочие храмы христианского мира, и здесь вокруг "строительной хижины" группировалась огромная семья всевозможных ремесленников и художников. В Ульме протекла деятельность Ганса Мультшера, и из его же мастерской был доставлен большой алтарь для церкви Штерцинга - одно из наиболее сложных и совершенных произведений немецкого искусства середины века (1458 г.). Автор живописной части этого монументального ретабля, однако, не сам Мультшер, но, вероятно, кто-либо из близких к нему людей. В общем, картины Штерцингского алтаря такие же превращенные в живопись барельефы, как и алтарные картины самого Мультшера в Берлине. Некоторые идеи Берлинского алтаря здесь повторены лишь в известной переработке. Но все же в более позднем изделии мультшеровской мастерской мы ближе к существу и особенно к задачам живописи. Фигуры меньше напоминают статуи, менее лезут вперед, и пейзажу, "декорации" отведена значительно большая роль. Любопытно для архаических тенденций германской живописи того времени, что при этом сохранен золотой фон, и даже золото, в свою очередь, испещрено узором, имитирующим тисненую парчу. При этом заметно и несомненное использование нидерландских мотивов. "Благовещение" скомпоновано совершенно по фламандскому рецепту, но вид сквозь высокие окна на зеленые макушки деревьев (под парчовым небом) - чисто немецкая вариация на этот шаблон.