Эльмира Нетесова - Любимые не умирают

• Название: Любимые не умирают
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 5-87210-160-0

Нет смеха без радости, как не бывает жизни без испытаний. Они случаются разные. Все ли могут выдержать их достойно, не потеряв в невзгодах совесть и имя? Каждый ли человек, подойдя к финалу, сможет сказать, что жизнь прожита не зря, и ему не краснеть за прошлое?

Разными случаются ошибки и просчёты. Вот и в этом романе: «Любимые не умирают», автор рассказывает о судьбе обычной семьи, в чьей жизни тесно переплелись свои горести и радости. Сколько пережито этими людьми? Ведь на их долю выпало немало бед, своих трагедий. И всё же выстояли, выдержали, потому что сумели сберечь в своих сердцах главное: единственную, как свою жизнь, любовь...

---

   —  Я сына предупреждал, просил его не уходить далеко от дома, не засвечиваться в одиночку нигде. Убеждал быть осторожным, все рассказал, он вроде понял. Но, любовь слепа, Димка мог забыть. Ведь теперь у него девчонка появилась. Куда позовет, пойдет за нею вслепую. Первая любовь всегда глупа до безрассудства!— дрожали руки человека. И в это время раздался звонок в дверь. Оба поспешили открыть ее:

  —   Димка! Где ты был так долго? — упрекнула мать.

  —   Я просил тебя не уходить далеко от дома! — напомнил Колька.

  —   Чего вы такие взъерошенные? Я был совсем рядом, в сквере! На часы не глянул и мобильник забыл дома. Хотел позвонить, чтоб не переживали. У меня все в порядке.

  —   С кем ты был? — перебил Колька.

  —   С Майкой! Она любит меня! И будет ждать из армии!

  —   Дима, сынок, не рискуй собою! Сейчас очень опасно, прошу, побереги себя и нас. Выжди время! — просила Катя, прислушавшись к осторожным шагам по лестнице. Колька выхватил молоток, спрятанный под обувной полкой на всякий случай. Приложился ухом к двери, не дыша. Но шаги прошли наверх, кто-то старчески закашлялся безудержно...

Глава 9. Любимые не умирают

   ...Остап знал город лучше многих горожан. Здесь он родился. Тут на окраине, в старом, окривелом бараке, жил вместе с матерью в убогой, сырой

комнатухе, где помещались колченогий обшарпанный стол и окривелая железная койка. Единственное подслеповатое окно скудно освещало мрачное жилье. Две табуретки ютились под столом. Нищета смотрелась из каждого угла, и казалось, комнатуха вот-вот заскулит от собственной никчемности.

   Остап со смехом вспоминал родное гнездо, пьяную мать, валявшуюся на койке, иногда она сидела за столом с кем-нибудь из соседей и пила...

   Соседей здесь было великое множество. От стариков до детей разного калибра, все серые, грязные, горластые. Ссоры и драки тут не прекращались и случались по всякому поводу. Вот старик дал подзатыльника пацану. Свой он или чужой внук, попробуй, разберись в потемках. Мальчишка дедов окурок спешно докурил, а не оставляй на видном месте, не вводи в грех. Пацан, получив от старика затрещину, взвыл визгливо, жалобно. И сразу с другого конца коридора выскочила лохматая баба. Ее шатало во все стороны. Но голос родного чада вырвал из-за застолья. Она глянула на мальчонку, указавшего пальцем на обидчика. Старик и слова не успел сказать, как ведро с помоями уже накрыло его голову до самых плеч, а самого деда, выкинула баба пинком из барака.

   Мать тоже вступалась за Остапа. А кто защитит безотцовщину покуда он не научился защищаться самостоятельно.

   Кто и где его отец, этим вопросом тут никто не интересовался, и ни одна баба не могла с уверенностью сказать, от кого произвела на свет ребенка, кому и зачем он понадобился? Рожали здесь с самого нежного, десятилетнего возраста и до пенсии, когда другие горожанки уже забывали о мужиках и беременности. Здесь зачастую узнавали о беременности, когда начинались роды. Ни больниц, ни врачей не знали. Родить или умереть не было событием. О смерти узнавали, когда человек не мог выпить. Тут о детях вспоминали крайне редко. Их было много. Но голоса своей ребятни отличали каким-то особым чутьем, безошибочным. Ведь, встав на ноги, детвора оголтело тянулась к недопитым бутылкам, стаканам, жадно проглатывала все, что осталось от еды на столе и в банках. Знали, чуть протрезвеют взрослые, им, детям, не останется ничего. А потому, каждый кусок хлеба, селедки и колбасы считался подарком. Всю добычу мелкота съедала тут же, а зачастую нещадно дралась, вырывая из рук, из зубов все, что могло согреть собственный живот и продлить жизнь назавтра.

        Остап рос в этой своре, не задумываясь, хорошо он живет или плохо. Все вокруг него жили, так как он, понимая, чтоб выжить, нужно быть злым и сильным.

       Остап был самым злым и жестоким. Он никогда не делился с детьми, знал, что и сам от них не получит ничего хорошего. Но никогда не обижал девчонок. К ним с детства питал необъяснимую тягу. А потому у них не отнимал жратву. Постепенно, присмотревшись к взрослым, а в бараке секретов не было ни от кого, понял, что тянуло его к девчонкам, и стал присматриваться, примеряться к ним. Мальчишка с детства воровал. А потому, за конфеты и пирожки, девчонки позволяли пацану рассматривать, а потом и лапать себя, где попало. Он рано стал мужчиной, как впрочем, и другие его барачные друзья. Он ни по одной не страдал и не мучился. Остап знал, что за пакет конфет уговорит любую. Но... Взрослея, девчонки менялись и многие навсегда уходили из барака, забыв детские шалости, устраивались жить и работать в городе, изредка навещали родителей или вообще никогда здесь не появлялись. Оно и неудивительно. Здесь к десяти годам дети сами себя кормили и помогали своим предкам выживать в этой убогости. Одни, сдернув белье с веревок во дворах горожан, одевали жильцов барака, другие, настреляв у торговок на базаре харчи, волокли их сумками домой и кормили всю ораву, умалчивая о синяках и шишках, полученных от горожан, какие, случалось, ловили малолетних воришек и били их, не щадя.

  Остапу тоже попадало, но он вскоре научился убегать и, петляя зайцем по улицам, никогда не приводил за собой милицию или толпу разъяренных горожан. За это ему досталось бы в бараке от всех

   —  Воруй, но не попадайся! Не подводи и не позорь других! — били, приговаривая.

  —   Голодное пузо не должно быть глупее головы!— добавляли другие.

   Эти простые истины мальчишка запомнил надолго. Его никто не щадил и пацан с детства не знал жалости к другим. И лишь одну девчонку никогда, даже словом не обидел. Для Остапа она была особой. Белокурая, синеглазая, она была похожа на заблудившуюся снежинку. Она не была похожа ни на кого. И неудивительно, ее мать, едва родив дочку, умерла от заражения крови, другие говорили, что отравилась водкой, не отличила техническую дрянь от питьевой.

  Девчонку выкормили всем бараком. Кормящих здесь всегда имелось в избытке. Не отнесли малышку в приют, не сдали в дом малютки, назвали Снежаной, и десяток баб, жалея сироту, кормили девчонку досыта. Здесь в бараке она прожила до десяти лет, а потом ушла в город, никому ничего не сказав. Ее единственную искал Остап по всему городу. Он спрашивал о ней всех старух и дворовых пацанов, но девчонка будто испарилась, ее не было нигде.

   Он встретил Снежанку через три года совсем случайно. В магазине, вместе с пожилым мужчиной она покупала продукты. Девчонка очень изменилась, похорошела, и Остап едва ее узнал. Он смотрел на нее, как завороженный, онемев от восхищенья. Снежана увидела, узнала и отвернулась, покраснев. Ей, как догадался парнишка, стало неловко от того, что она его знает. А ведь Остап все это время ни на миг не забывал ее. Когда-то, почти перед ее уходом в город, он поцеловал, и Снежанка обиделась, убежала, а потом и вовсе покинула барак. Он мечтал о ней.

  —   Снежана, ты помнишь меня? — выждал, когда пожилой человек отошел к другому прилавку.

  —   Помню. Но я уже другая. Меня удочерили. Я никогда не вернусь в барак.

  —   А ко мне? — спросил наивно.

   —  Зачем? — откинула прядь волос со лба, смотрела на парнишку удивленно.

   —  Я все это время искал тебя.

  —   Ты? Но к чему?

   —  Я люблю тебя! — ответил звонко, не боясь никого из окружающих.

   —  Остап! Если любишь, оставь меня и навсегда забудь. Прошу, если не хочешь и не желаешь мне зла.

  —   Я правду тебе сказал!

  —   Не каждая правда в радость, пойми это. Мы теперь совсем разные, уйди с дороги и не мешай. Не становись тенью между моим прошлым и будущим. Мой нынешний отец большой человек, он профессор. Мать тоже известная актриса. Ну, а кто ты? Барачный босяк, городская шпана, не ищи и никогда больше не подходи ко мне! — будто в душу плюнула заблудившаяся снежинка.

   В бараке, когда узнали о встрече Остапа со Снежанкой, порадовались за девчонку:

  —   Слава Богу, хоть эта в свет, в люди вышла и живет по-человечески! Не пропала наша ромашка! Не загинула!

   —  Узрел сироту Господь и пригрел ее!

  —   Ой ли! Может, серед нас счастливей была, душу имела сугревную. Тут же за три зимы все растеряла. Гнушаться приловчилась. А сама откуда взялась? Вот и посуди нынче, где ей лучше было остаться? Тут хоть постный кусок, а едино душу не изгадил. Что-то нынче из ней состоится, коли не свихнется с мозгов совсем! — шамкал беззубый старик, считавший себя кровным дедом всей барачной малышни.

  —   А ты, Остап, не горюй! На твоем веку этих Снежан будет больше, чем снегу по зиме! И каждой цену помни! За жирный кусок бабы все отдадут и память тоже. Лучше кайфуй со своими стервозами, они понятнее и ближе! Совсем родные!

  —   Я люблю Снежанку!

  —   Вовсе дурак!

  —   Выкинь из головы!

  —   Прикажи, возьми себя в руки!—советовал барачный люд. Остап очень пытался, но у него ничего не получалось. Он уже знал, где живет Снежанка. Подолгу бродил и стоял под ее окнами, поджидал девчонку в подъезде, но она не выходила, даже не высовывалась во двор. Лишь иногда вечером, в освещенном окне мелькал знакомый силуэт.