Анита Мейсон - Иллюзионист

• Название: Иллюзионист
• Автор: Анита Мейсон
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00589-5

Время действия — первый век нашей эры. Место действия — римская провинция Иудея. В эпоху, когда народ ждет прихода мессии, появляется человек, который умеет летать: Симон Волхв — чародей, некромант, изгой, иллюзионист. Ему, которому подвластна древняя магия, бросает вызов одна из местных сект. Их основатель, Иешуа, распят как уголовный преступник, а их духовный лидер — Кефа, или Петр, — отказывается лидерствовать. Но он умеет то, чего не может Симон, и конфликт их мировоззрений драматически разрешается в Риме, при дворе Нерона, заложив основу будущей легенды о докторе Фаусте…

Роман был включен в «букеровский» шортлист в 1983 году.

---

Но теперь у него не было выбора. Он покинул побережье после поспешного бегства с постоялого двора в Иоппии и направлялся на север через горную часть страны, представляясь бродячим предсказателем, когда в его сети попалась рыба крупней, нежели он рассчитывал. Сирийский купец, посещавший Самарию по семейным делам, узнал о прорицателе и решил проконсультироваться у него насчет не доставленной вовремя партии шелка. На карту была поставлена куча денег: купец обещал щедрую награду за настоящее прорицание.

Учитывая обстоятельства, было не похоже, что вообще что-либо проявится, но Симон готовился к сеансу со всей тщательностью. Место, которое он выбрал для ритуала, было сухой пещерой в горах за деревней. У входа в пещеру он зажег небольшой костер, теперь на нем курился и потрескивал фимиам. Огонь отбрасывал странные тени на стены пещеры, казалось, они танцуют. Купец сидел у огня, завернувшись в плащ и наблюдая за тенями. Он казался скучающим, но его пальцы сжимали края плаща слишком сильно.

Симон поставил лампу так, чтобы она отбрасывала свет на блестящую поверхность масла в медной чаше. Тихим голосом он начал взывать.

— Благородное дитя, явившееся из цветка лотоса, Гор, повелитель времени…

Он говорил нараспев и чувствовал, как его захватывает заклинание.

— Чье имя неведомо, как неведомы его природа и облик. Я знаю твое имя, твою природу, твой облик.

Пятна света дрожали на блестящем зеркале жидкости.

— Великий бог, вечный, что сидит в пламени, яви себя мне. Дай ответ на мой вопрос.

Комок фимиама вспыхнул таинственно ярко и взвился голубым огнем. Купец задрожал.

— Ибо я есть он, явившийся на востоке: рассей темноту. Имя мое велико.

Сверкающие пятна на поверхности масла сошлись ровным свечением.

— Я есть Гор, сын Озириса, который спрашивает у отца.

Свет треснул. Из тонких, как волоски, трещин росла темнота, поглощая свет, как треснувший лед. Наконец остался только неровный ободок света. Симон смотрел во тьму. В ее глубинах тьма была еще гуще, лиловая чернота, которая была тенью яркого света. Чернота обрела форму и засияла. Она поднималась ему навстречу с ужасающей отчетливостью. Глаза холодные, как камень, над крючковатым носом. Лицо из ночных кошмаров, лицо старше, чем мир.

Симон понял, что не может ни двигаться, ни говорить. Лицо все поднималось ему навстречу. Усилием воли он сдерживал его. Он искал слова для вопроса, но его ум был пуст. Он не знал, для чего вызвал этот ужасный призрак. В приступе ужаса он понял, как одинок; потом вдруг увидел дрожащего Деметрия, склонившегося над другой чашей с демонами в другом месте, в другое время. Помимо его воли губы вымолвили имя мальчика.

Он вспомнил вопрос: груз шелков. Он заговорил.

На мгновение показалось, что лицо втянет его в себя. Потом оно сморщилось и сжалось, как пергамент, и растаяло. Он увидел морщинистую поверхность горы. Чахлые кусты, редкие деревья, а вдали угадывалась зелень леса, отбрасывавшего длинные тени в вечернем солнце. Он увидел ярко одетых людей, танцующих под музыку. Танцоры кружились вокруг сосны. Под деревом была одинокая фигурка, тоже танцующая, но как-то судорожно; руки у нее были заняты. Мальчик. В правой руке — что-то блестящее, в левой…

Снизу вверх по картине стало расползаться красное пятно. Оно быстро росло. Пятно приближалось к фигуре мальчика, когда Симон увидел его лицо. Потом красный поток залил всю картину. Симон стоял коленопреклоненный над чашей с кровью.

Красное стало черным, и снова возник зыбкий серебристый отсвет. Постепенно пятна света возобновили свое движение.

Симон отпустил духа.

Какое-то время он стоял на коленях, обхватив голову руками. Потом поднялся и, обернувшись, вспомнил о купце. Тот тоже встал и смотрел на него с нетерпением.

— Ну, что же вы увидели?

— Ваш корабль… — проговорил Симон и зажмурился. Из темноты, из мельтешения ярких пятен под веками возникло то же хищное лицо.

— Да?

— Ваш корабль в безопасности, — сказал Симон. Его слегка покачивало. — Он будет в порту через три дня.

Купец смотрел на него с недоверием, в нем боролись чувства облегчения, подозрения и невольного уважения.

— Откуда мне знать, что вы говорите правду? — спросил он. — Я ничего не видел.

— Да, вы не видели, — ответил Симон. — Благодарите ваших богов за то, что они вам не показываются.

Купец смотрел на него еще какое-то время, бросил несколько монет и вышел из пещеры.

Симон пересчитал деньги и спрятал их. Он стоял у входа в пещеру и смотрел, как светлеет небо. Потом затоптал огонь, собрал свои вещи в небольшой узел и отправился в сторону гор на юго-запад.

Деметрий танцевал. У него открылось второе дыхание. В его сознании была зона ясности и покоя, за ней, где-то очень глубоко, притаилась лавина из хаоса, цвета и шума, которая была готова обрушиться на него, как только он перестанет танцевать. Он не смел перестать танцевать. Он не мог перестать танцевать. Когда он перестанет танцевать, мир исчезнет.

Музыка сменялась несколько раз. Бесконечное кружение, танец вечности, который они танцевали на рассвете, больше не повторялся: змей был усмирен. Вместо него под восходящим солнцем они танцевали простой веселый танец, состоящий из прыжков и пробежек и детских жестов; как он понял, это был танец рождения.

Отдыхая во время этого танца, он заметил, что к ним присоединилось несколько групп людей, в основном женщин, из соседних деревень. Женщины пели, хлопали, а некоторые присоединялись к танцу.

К полудню музыка стала быстрее и напористее: это был танец зрелости, танец плоти в пору ее расцвета, танец солнца в зените. Под прямыми лучами солнца краски и музыка слились воедино и пульсировали в голове Деметрия. Когда блеск стал непереносимым, он зажмурился и, продолжая танцевать, видел белое солнце под сомкнутыми веками.

Солнце постепенно двигалось на запад, и музыка стала неистовее. Деметрий танцевал. Музыка не позволила бы ему остановиться — она завладела им, она стала кровью, бегущей у него по венам; когда он остановится, кровь выльется и он умрет. Музыка вела его дальше и дальше, к концу.

А затем флейты взяли высокую ноту, подобную вечернему ветерку, холодному и чистому. Ритм изменился. Он стал спокойным, размеренным и даже величавым; поступь вечного достоинства, поступь, как подсказывала ему его кровь, печали. Деметрий не ведал настоящей печали — теперь он познал ее. Драма человеческой жизни прошла перед его внутренним взором, пока его ноги инстинктивно танцевали танец смерти. Он снова увидел темницу вечного змея и тщетность маленьких жизней, которые тот поглощал. Он увидел отвагу мужчин и красоту женщин, увидел, что и то и другое обратится в прах. Он увидел смех детей и улыбку мучителя, увидел, что и то и другое обратится в прах. Со всей ясностью увидел фигуру своего хозяина и увидел, что маги бессильны против безмолвного обращения в прах. Затем он увидел, что, даже будучи бессильным, человек может сделать одно — выбрать, как и когда умереть. Человек может быть хозяином своей смерти. Более того, он может быть хозяином самому себе и не отдавать заложников змею, так как он может сделать выбор — умереть, не посеяв семени.

Прохлада, чистая музыка. Солнце садилось. Ритм немного ускорился, в нем появилась какая-то неотложность. Какая могла быть неотложность, если все шло своим чередом к смерти? Деметрий танцевал, зная, что это его последний танец. Музыка пронзила его тоской и нестерпимой грустью. Теперь все жен-шины танцевали, их лица были обращены к заходящему солнцу. Деметрий танцевал.

Музыка становилась быстрее, еще быстрее. Танцоры на склоне горы разошлись, и он остался один, наверху. Его сознание по-прежнему пребывало в спокойной и ясной зоне, где тихие голоса раскрывали ему тайны. Он летел над серебряными морскими гребнями, и голоса подбадривали его. Он странствовал и был почти в конце пути; достигнув конца, он сможет отдохнуть, он сможет отдыхать вечно в чистом покое, так как сделает то, что от него требовалось.

В руку ему что-то вложили. Это чтобы помочь. Это связано с тем, что от него требовалось. Посмотрев вниз с высоты, где летел над серебряным морем, он увидел, что его тело, с которым его сознание, непонятно зачем и почему, было все еще связано, не очищено. Это было сделать несложно: в мыслях он поднял нож, и рука послушно повторила жест.

До него донесся крик. Крик был резким, неприятным, и его рука остановилась. Его руку грубо схватила чья-то чужая рука. Деметрий не хотел этого. Он не хотел, чтобы его так сильно били по лицу, хотя и не испытывал боли. Однако удары заставили его сознание прекратить полет, и он почувствовал, что спускается с высоты обратно в свое грубое и потное тело, в смятение. Вокруг себя он увидел нелепые лица, его талию обхватила сильная рука, с которой он яростно, но бесполезно боролся. Земля — о Господи, земля — была покрыта кровью и кусками плоти. Он склонился к руке, которая его поддерживала, исторг поток блевоты и потерял сознание.