Лидия Громковская - Николай Александрович Невский

• Название: Николай Александрович Невский
• Автор: Лидия Громковская
• Издательство: Наука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Эта книга знакомит с жизнью и научной деятельностью видного советского востоковеда, лауреата Ленинской премии — Николая Александровича Невского. Выпускник Петербургского университета, Н. А. Невский почти 15 лет прожил в Японии. Занимаясь этнографией, фольклористикой и диалектологией этой страны, ученый совершал путешествия в отдаленные уголки Японии. Авторы знакомят читателя с этим периодом жизни ученого, рассказывают о его работе в Ленинграде и о создании им новой отрасли востоковедной науки — тангутоведения.

---

няют лицо, или же, плавно идя по дороге, колышут телом и любуются впечатлением, или же, подымая брови и напрягая зрачки, то грустят, то радуются, тем очаровывают глупцов и смущают сердца. Всех таких уловок и кокетства пересказать невозможно. Они подобны силкам, в которые попадаются птицы, они словно сети, в которые ловится рыба… подобны костру, на который летят мотыльки… сближение с ними разрушает царства, соприкоснуться с ними — то же, что схватить ядовитую змею»5.

Н. А. Невский с радостью отмечал, что зал почувствовал простое, неброское величие тангутской культуры и оценил его. Культура маленького, забытого народа, ради которой он столько трудился последние пять лет, получила признание этого высокочтимого собрания.

Доклад Н. А. Невского и до сих пор остается лучшим из того, что было когда-либо сказано о памятниках тангутского письма. Лучшим по оценке в целом, по приподнятости изложения, по уважению к предмету исследования.

Доклад имел своим следствием решение о целесообразности переключения Н. А. Невского полностью на изучение памятников тангутской письменности. В выписке из Протокола заседания группы востоковедов от 21 марта 1935 года сказано:

«2. Слушали: Доклад Н. А. Невского „Тангутская письменность и ее фонды".

Постановили:

1) Ввиду исключительной важности для изучения истории Средней Азии всех видов открываемого Н. А. Невским материала, ходатайствовать перед Президиумом Академии наук о внеочередном опубликовании его статей по тангутоведению.

2) Считать целесообразным полное переключение Н. А. Невского на изучение тангутского фонда Института востоковедения».

Это Постановление группы востоковедов было отражено в решении Японского кабинета, хотя и с некоторыми нюансами. В Протоколе № 2 заседания Кабинета от 7 апреля 1935 года говорится:

5 Все тангутские тексты цитированы по статье Н. А. Невского «Тангутская письменность и ее фонды» (см.: Н. А. Невский. Тангутская филология. Кн. I, с. 74–94).

«Слушали: Сообщение Н. А. Невского б проделанной работе за первый квартал 1935 г. Подготовлен и прочтен на сессии Академии наук доклад по тангутоведению. В связи с Постановлением дирекции о необходимости прочтения доклада на сессии Академии наук работа по японской теме, указанной в плане на 1935 год, не производилась».

Далее: «В связи с Постановлением группы востоковедов на сессии Академии наук о переброске целиком Н. А. Невского на работу по тангутоведению, Японский кабинет постановил: освободить Н. А. Невского от тем по Японии, взятых в плане на 1935 год, но просить Н. А. Невского ввиду ценности его работ для Кабинета по Японии не отказать взять какую-либо тему по япо-новедению, указав ее объем. Освободить т. Невского от всех обязательств по ударной работе по японоведению и за ударную работу считать составление тангутского словаря».

Осенью 1935 года в изданной по инициативе А. М. Горького книге «День мира» (27 сентября 1935 года) сообщалось о работе Н. А. Невского над словарем «Море письмен» и высказывалась уверенность, что завершение его труда позволит раскрыть тайну тангутского письма и сделать достоянием науки один из ценнейших памятников фонда — «Свод законов тангутского государства», открытый Невским.

В бумагах Невского (без описи) сохранилось приглашение на III Международный конгресс по иранскому искусству и археологии, полученное им в 1935 году от Оргкомитета по созыву этого конгресса, открытие которого должно было состояться 11 сентября в Ленинграде в здании Государственного Эрмитажа (ул. 9 января, 34). Приглашали его в качестве действительного члена.

В действительности Н. А. Невский был выдвинут в члены-корреспонденты Академии наук СССР коллективом сотрудников Института востоковедения в 1936 году. В представлении, в частности, говорилось: «Профессор Н. А. Невский является единственным специалистом в области тангутоведения. Ему принадлежит заслуга разработки редчайшего по своему богатству тангутского фонда Института востоковедения Академии наук СССР. Работа, проведенная им по расшифровке значений и чтений тангутской иероглифики, — составление первого

тангутского словаря, выходит далеко за пределы тангутского языка. Эта работа имеет большое значение и для истории китайского и тибетского языков. В настоящее время никакая работа над историей как китайского, так и тибетского языков невозможна без учета достижений и в области тангутоведения. Работа профессора Невского является крупным научным открытием, возвращающим в научную практику изучение давно исчезнувшей тангутской культуры… Профессор Н. А. Невский отличается исключительно добросовестным отношением к труду, редким вниманием к студенческой аудитории, является заботливым и чутким педагогом. Коллектив научных сотрудников Института востоковедения Академии наук СССР целиком поддерживает кандидатуру профессора Н. А. Невского в члены-корреспонденты Академии наук СССР».

Можно почти уверенно сказать, что 1935–1936 годы были в определенной мере переломными в работе Н. А. Невского в области тангутоведения. Он в значительной степени выполнил две задачи — выявил основной состав тангутской коллекции Института востоковедения и довел свой словарь до такого уровня, когда было учтено подавляющее большинство (свыше 95 %) знаков тангутского письма. Их дешифровка не всегда была достаточною или отсутствовала совсем. Чтобы выполнить ее, следовало «перевести» с помощью имеющихся тангутских толковых словарей, прежде всего «Моря письмен», и издать тексты, особенно переводные, прочитывая их полностью и пополняя значения известных уже знаков и выявляя еще не учтенные. Такая работа требовала не одного года, и он готовился к ней.

Н. А. Невский занимался в те годы попутно и изучением структуры тангутского письма. Начатая им статья, посвященная этому вопросу, осталась неоконченной и не опубликована до сих пор. О детерминативах — «указателях значения», «указателях смысла» идеографов Невский писал: «В области исследования графики тангутских идеографов до сих пор сделано еще очень мало. На эту сторону тангутской письменности обращали внимание лишь покойный молодой китайский ученый Ло Фу-чан, а в Европе — А. Бернхарди совместно с фон Цахом. Данным ученым при сопоставлении тангутских идеографов удалось выделить несколько детерминативов, т. е. определителей, или ключей, как их у нас принято называть в приложении к китайской письменности, которые определяют ту категорию, к которой относится идея, заложенная в идеограмме. Словари китайской письменности, как известно, ныне обычно располагаются по 214 ключам, тогда как древние словари имели таких детерминативов гораздо больше (например, словарь „Шо вэнь" I века н. э. расположен по 514 ключам). Сколько детерминативов было в тангутской письменности, пока сказать невозможно, так как до сих пор выделено их весьма незначительное количество, причем под некоторыми допустимо еще поставить знак вопроса».

H. А. Невский лично определил не менее 25–30 детерминативов. Часть из них обозначена в его словаре. Из элементов знаков, являющихся четкими детерминативами, создавались знаки «понятийной категории», по китайской классификации, типа элемент со значением «вода»+элемент со значением «птица» дают знак со значением «утка» (птица, плавающая в воде), а элементы «вода»-(-«трава» образуют знак со значением «камыш» (трава, растущая в воде).

Теория детерминативов, дав свои положительные результаты, не объясняла всего тангутского письма. Образование «новых» знаков из частей уже готовых «старых» и наличие, по меткому выражению Э. Д. Гринсте-да, «не типичных элементов, которые формировались вне необходимых рамок общей системы элементов»6, затрудняют создание единой теории тангутского письма и до наших дней. Можно уверенно сказать только одно, что в подражание китайской иероглифике тангуты создали знаки по типу всех категорий китайского письма, имевших место к XI веку, отдав предпочтение «понятийной категории» (хуэй-и) и «фонетической категории» (син-шэн).

В 1936 году Н. А. Невский в соответствии с поставленной им самим задачей приступил к «выявлению того фонетического комплекса, который возникал в голове тангута при взгляде на данный иероглиф».

«План работы на 1936 год.

I. Тема. Исследование произношения тангутских

6 Е. Grinstead. Analysis of the Tangut Script, c. 58.

идеографов на основании тангутских словарей и кратких фонетических таблиц.

Общий объем: около 10 печатных листов.

Начало работы 1 апреля 1936 года.

Конец работы 1 сентября 1937 года.

Что будет сделано: будут составлены подробные фонетические таблицы тангутского произношения (в количестве около 20).

Оформление: книга».

Срок был, очевидно, нереален.

Итак, Н. А. Невский в 1936 году вплотную приступил к фонетической реконструкции тангутского языка. Он правильно оценил источники, что отражено в опубликованных уже посмертно его статьях «Материалы для изучения тангутского произношения» и «Тангутские фонетические таблицы»7. Он разработал процедуру реконструкции, состоящую в том, что на внутренние источники реконструкции, описывающие с тангутской точки зрения фонетические особенности и состояние языка — словари «Гомофоны», «Море письмен», «Море письмен, смешанные категории», «Фонетические таблицы», — накладывались известные иноязычные транскрипции, китайская и тибетская. Этой процедуре следовали и авторы двух имеющихся ныне фонетических реконструкций тангутского языка М. В. Софронов и Нисида Та-цуо. Невский успел сделать всю подготовительную работу, которая сохранилась в тетрадях, озаглавленных «Перечень тангутских идеографов ровного и восходящего тона». Этими материалами в полной мере воспользовался Софронов. Сам Невский не успел интерпретировать эти материалы на уровне достижений лингвистики тех лет, но, как правильно писал Софронов, «Н. А. Невский стоял на пути, который в конце концов привел бы его к успешному завершению фонетической реконструкции» 8.