Уорис Дири - Цветок пустыни

• Название: Цветок пустыни
• Автор: Уорис Дири
• Издательство: Клуб семейного досуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1175-4

Всемирно известная фотомодель Уорис Дири рассказывает подлинную историю своей жизни. В четырехлетнем возрасте она подверглась насилию, в пятилетнем прошла обряд обрезания, искалечивший ее на всю жизнь, а в тринадцать лет сбежала из дому. Она пишет: «Было поздно отступать. Раз уж мне нельзя вернуться назад, значит, можно двигаться только в одном направлении — вперед». Так девочка-кочевница из сомалийской пустыни стала супермоделью и специальным послом ООН.

---

В детстве я с таким нетерпением ждала, когда закончу пасти своих овечек и козочек, вернусь домой и прильну к маме, лягу к ней на колени. Она гладила меня по голове, и от этого мне делалось так спокойно и уютно. Теперь я делаю так же с Алики, и ему это доставляет такое же удовольствие, как когда-то мне. Я нежно поглаживаю его по голове, и он тут же засыпает у меня на руках.

Со дня его рождения вся моя жизнь переменилась. Теперь для меня главное — та радость, которую он мне доставляет. Я перестала обращать внимание на все те мелочи, которые, бывало, тревожили меня или огорчали. Выяснилось, что это все ерунда. Жизнь, дар жизни, — вот что по-настоящему важно, и я осознала это с рождением сына.

17. Посол

По законам моего народа женщина, становясь матерью, удостаивается особого уважения: она дала миру еще одно человеческое существо, приобщилась к дару жизни. С рождением Алики я тоже стала «матушкой», полноценной женщиной. Пройдя все круги посвящения в женщины — а начало ему было положено слишком рано, когда меня пяти лет от роду подвергли обрезанию, — я завершила этот процесс рождением ребенка, когда мне самой было уже около тридцати. И мое уважение к собственной матери возросло многократно. Я поняла, какой невероятной силой обладают сомалийские женщины, если они справляются с той тяжкой ношей, какая выпадает на их долю просто потому, что они родились женщинами. Живя на Западе, я изо всех сил старалась делать то, что надо было делать, и порой мне казалось, что этих сил не хватит. Я старательно драила полы в «Макдоналдс» в то время, когда месячные протекали у меня так болезненно, что я чуть не умирала. Я прошла через операцию, чтобы освободить свои зашитые гениталии и получить возможность нормально мочиться. Девять месяцев беременности я передвигалась, как могла, ездила в метро на окраину Гарлема, взбиралась по лестницам, ходила на рынок за продуктами. Трое суток я провела в родовых муках, почти не сомневаясь, что умру прямо там, в родильном зале, на глазах у врачей.

Но если говорить правду, я легко отделалась. А как же та девочка, которая в африканской пустыне проходила многие километры, чтобы напоить своих козочек, тогда как ей стоило большого труда даже стоять прямо — такую боль каждый раз вызывали месячные? А как же та жена, которую сразу после родов снова зашивают с помощью иголки и нитки, будто кусок полотна, лишь бы она оставалась недоступной для всех, кроме своего мужа? А как же та женщина на последнем месяце беременности, которая в пустыне отыскивает что-нибудь съестное, чтобы накормить остальных своих одиннадцать детей? А как же та молодая жена, которая по-прежнему плотно зашита, а между тем ей наступает время родить своего первенца? Что ждет ее, когда она одна уходит в пустыню — как поступала всегда моя мама — и рожает там без чьей-либо помощи? К несчастью, ответ на эти вопросы я знаю: многие истекают кровью там, в глуши пустыни; и им крупно повезет, если муж отыщет их раньше, чем грифы и гиены.

Становясь старше и узнавая все больше, я выяснила, что отнюдь не одинока: те расстройства здоровья, с которыми пришлось столкнуться после обрезания мне, преследуют миллионы девушек и женщин по всему миру. Вследствие обряда, порожденного невежеством, большинство женщин на африканском континенте проводят свою жизнь в постоянной боли. Кто станет помогать женщине, живущей в пустыне — подобно моей маме — и не имеющей ни денег, ни общественного положения? Но должен же кто-то поднять голос в защиту маленькой девочки, которая не имеет собственного права голоса! И раз уж я родилась, подобно им, кочевницей, значит, помогать им — мой долг.

Я не в силах объяснить, почему столь многое в моей жизни произошло по чистой случайности. Но я не верю в то, что бывает чистая случайность. Должно быть, у нашей жизни есть более высокое предназначение. Бог спас меня от льва в пустыне, когда я бежала из дому, и с того часа я была уверена, что мне уготован свой путь, что мою жизнь пощадили не случайно. Но если это было сделано ради моего предназначения, то в чем же оно заключается?

Некоторое время назад со мной договорилась об интервью обозревательница журнала мод «Мари Клер». Перед нашей встречей я долго размышляла над тем, что именно хочу сказать в этой статье. Когда мы встретились за ленчем с журналисткой Лорой Зив, она с первого взгляда понравилась мне.

— Понимаете, — сказала я ей, — я пока не знаю, какого рода историю вы от меня ожидаете услышать, но о том, как живут и чем занимаются модели, писали уже миллион раз. Я дам вам настоящий материал, из жизни, если только вы пообещаете его напечатать.

— Вот как? — сказала она. — Ну что же, я сделаю все, что от меня зависит.

И она включила диктофон.

И я стала рассказывать ей о том, как ребенком подверглась обрезанию. Примерно на середине интервью она расплакалась и выключила диктофон.

— Да что с вами?

— Но ведь это же ужасно… это чудовищно! Я и подумать не могла, что такое происходит в наши дни.

— В том-то и дело. В этом «гвоздь» материала — на Западе о таком никто не знает. Как вы думаете, сможет это опубликовать ваш журнал — знаменитый на весь мир, шикарный, сверкающий глянцем журнал, который никто, кроме женщин, не читает?

— Обещаю вам, я сделаю все, что только в моих силах. Но окончательное решение будет принимать руководство.

На следующий день после интервью я испытывала растерянность и смущение от того, что сделала. Теперь все узнают то, что раньше было моей тайной. Глубоко личной. Даже самые близкие подруги не знали, что произошло со мной, когда я была совсем маленькой. Я родилась и выросла в замкнутом мирке Сомали, где было не принято говорить вслух о таких вещах. А я рассказала об этом миллионам посторонних людей. И все же я решила: пусть будет, что будет. Даже если ради этого придется поступиться чувством собственного достоинства. Так оно и было. Я отложила его в сторону, как откладывают сброшенную одежду. Отложила и стала обходиться без него. Но меня волновало, как откликнутся на такой поступок мои земляки-сомалийцы. Я живо представляла, как они возмущаются: «Кто дал тебе право осуждать наши древние традиции?» Я прямо слышала, как они вторят тому, что говорили мои родственники, когда мы встретились в Эфиопии: «Думаешь, раз ты живешь на Западе, так ты умнее всех?»

После долгих раздумий я пришла к выводу, что мне было необходимо рассказать об обычае женского обрезания по двум причинам. Прежде всего, этот вопрос меня очень волнует. Мало того, что мне до сих пор приходится лечиться от всяких хворей, вызванных обрезанием, — я никогда не смогу испытать удовлетворение от секса, этого ощущения меня лишили. Я чувствую себя ущербной, калекой, и что самое грустное — знаю, что по-другому никогда не будет. А что может быть хуже безнадежности? Когда я встретила Дейну, я наконец влюбилась, я хотела испытать радость физической близости с мужчиной. Но если сегодня меня спросят, получаю ли я от этого удовольствие, я отвечу: «Не в том смысле, как другие». Физическая близость с мужем доставляет мне лишь моральное удовлетворение — потому что я люблю его.

Всю жизнь я пыталась понять, по какой же причине меня подвергли обрезанию. Быть может, я бы смирилась с тем, что со мной сделали, если бы нашла этому убедительное оправдание. Но ни одного оправдания я не находила. Чем дольше я размышляла о причине, по которой совершается обрезание женщин, чем бесплоднее были эти размышления, тем сильнее меня возмущал этот обряд. Мне было необходимо выговориться, рассказать об этой тайне — ведь она всю жизнь точила меня изнутри. А мне не с кем было поделиться своим горем, рядом со мной не было никого из близких — ни мамы, ни сестер. Терпеть не могу слово «жертва», от него веет такой беспомощностью! Но кем же, как не жертвой, я была в тот момент, когда цыганка кромсала мою плоть? Теперь же, превратившись во взрослую женщину, я перестала быть жертвой, я могу действовать. Предоставляя материал для статьи в «Мари Клер», я стремилась, чтобы те, кто настаивает на сохранении этого варварского обряда, услышали мнение о нем хотя бы одной женщины, ибо в моей родной стране женщины вынуждены помалкивать.

Мне подумалось, что люди станут смотреть на меня неприязненно, когда будут встречаться со мной на улице, ведь теперь им известна моя тайна. Я заранее решила не обращать на это внимания. Потому что вторая причина, по которой я выступила со статьей, — это надежда донести до сознания людей тот факт, что ужасный ритуал существует и в наше время. Мне надо было сделать это — не ради себя одной, но и ради всех тех девочек в разных странах, кому приходится сегодня испытывать обрезание на себе. Этот обряд проходят (и нередко умирают от него) не сотни, не тысячи, а миллионы девочек. Того, что произошло со мной, уже не изменишь, я искалечена — но, быть может, я смогу спасти других.