Клара Ярункова - Единственная

• Название: Единственная
• Автор: Клара Ярункова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

«Единственная» — одна из лучших повестей словацкой писательницы К. Ярунковой. Писательница раскрывает сложный внутренний мир девочки-подростка Ольги, которая остро чувствует все радостные и темные стороны жизни. Переход от беззаботного детства связан с острыми переживаниями. Самое светлое для Ольги — это добрые чувства человека. Она страдает, что маленькие дети соседки растут без ласки и внимания. Ольга вопреки запрету родителей навещает их, рассказывает им сказки, ведет гулять в зимний парк. Она выступает в роли доброго волшебника, стремясь восстановить справедливость в мире детства. Она, подобно герою Сэлинджера, видит самое светлое, самое чистое в маленьком ребенке, ради счастья которого готова пожертвовать своим собственным благополучием.

Рисунки и текст стихов придуманы героиней повести Олей Поломцевой, которой в этой книге пришел на помощь художник КОНСТАНТИН ЗАГОРСКИЙ.

---

Ничего себе случай! Правда, хорош?

А другой — Имро — слова не мог выговорить.

— Ты тут живешь? — сказал опять-таки Шанё. Господи, шпионят за мной, как Шерлоки Холмсы, а еще спрашивают, тут ли я живу! Ну и обезьяна этот Шанё!

Тут, слава богу, фонарь замигал, и Имро наконец собрался с духом.

— Тоже мне освещение, правда? — сказал, пренебрежительно взглянув вверх, — и в эту минуту фонарь окончательно погас.

— Не знаю, что это с ним, — посмотрела и я на фонарь. — Вообще-то он светит нормально.

Это был тот самый фонарь, который светит в комнату Штрбы, и Иван при его свете читает детективные романы, когда мать у него гасит лампу. Мы-то живем на четвертом этаже, выше фонаря. Но только я договорила, неоновые трубочки опять покраснели, замигали как сумасшедшие.

— А тебе в такой темноте не случается падать в ямы? — спросил Имро.

Вопрос был довольно трогательным, только не знаю, в какую яму я могла упасть, когда никакой не было.

— Ну, в ту, где улица раскопана, — объяснил Имро.

Однако и улица у нас не была раскопана, но я все же сказала:

— Нет, я не падаю. Обычно тут нормальное освещение.

Иван дьявольски ухмыльнулся и потянул за собой Марцелу. Я двинулась за ними.

— Чего же ты убегаешь? — преградил мне дорогу Шанё. — Теперь ты с нами знакома, можешь немножко поболтать!

Обезьяна невоспитанная! Еще насмехается!

— Между прочим, в прошлый раз вышло очень глупо, чтобы ты знал, — срезала я его. — Прочитай правила поведения, если не знаешь, что на улице с девчатами не знакомятся.

— А где же тогда знакомятся, скажи на милость? — заспорил он.

— Где… В другом месте, не на улице!

Мы чуть было не поругались, но тут Имро потянул Шанё за рукав и вежливо сказал:

— Извини, Оленька, что мы на тебя тогда так налетели. Но теперь-то ты нас уже знаешь, правда?

Слыхали — «Оленька»?

— Откуда вы знаете мое имя? — удивилась я.

— Откуда! — с торжеством воскликнул веснушчатый. — Ты сама нам сказала, не помнишь?

Вот вранье! Никому я своего имени не говорила, тем более в тот вечер. На это меня не поймаешь.

— Это ты своей бабушке расскажи, — говорю.

— Правда, Ша, перестань трепаться, — одернул его Имро.

— И ты называешься другом, И? — для виду разозлился Шанё. — Или у тебя тоже выпрямились мозговые извилины?

— Не слушай его, Оленька, — оттолкнул Имро товарища. — Мы спросили Гизу Антолову, знаешь ее? Она нам и сказала, как тебя зовут.

Вот как — Гиза из художественного. Да, кажется, она ходит в школу на Подъяворинской. Ну, я ей покажу, чертовке!

Мы еще немного поболтали, только я очень нервничала оттого, что стоим мы под нашим балконом. Ладно еще, что фонарь временами гас.

— Но могу вам сказать, — закончила я разговор, — что в жизни так не пугалась, как тогда, когда вы на меня налетели.

— Ладно уж, не сердись, — попросил Имро.

Я больше совсем не сердилась, но пора мне было уходить.

— Куда ты торопишься? — завел свое Шанё.

— Серьезно, — подхватил Имро, — побудь с нами еще немножко.

Но мне было нельзя. И так уже скандал будет. И Марцела с третьего этажа бросала в нас бумажные шарики.

— Что ж, пока. — И Имро подал мне руку. — Идо свидания!

— Зачем «пока»? — не унимался Шанё. — Постоим еще немного, И!

— Нет, — сказал Имро, — пошли. Пока, Оленька. До свидания.

На нашем балконе скрипнула дверь. Еще счастье, что отцу вечно некогда ее смазать. И фонарь опять зажегся. Я убежала за угол и оттуда крикнула мальчикам: «Привет!»

Дома мне немножко влетело. Относя в комнату свитер, я шмыгнула на балкон и посмотрела вниз. Фонарь снова погас, но я хорошо разглядела, что Имро там еще стоит. И Шанё с ним.

После ужина я села за физику и стала думать об этой встрече. Имро мне кажется лучше всех знакомых мне ребят. Шанё немного псих, но, видно, хороший товарищ. А как смешно они придумали: не Шанё, а Ша и И — телеграфный стиль. Наверняка азбуку Морзе знают. Железно!

«До свидания», — два раза сказал Имро. И «Оленька» — тоже два раза.

13

До обеда бабушка отправила меня к Богунским. То никуда не пускает меня одну, а теперь вдруг с ума сходит от жалости к своему любимчику Йожиньке. Он звонит ей по пять раз на дню, и она ему всегда говорит: «Ты звони, звони, душечка. И попроси папочку, чтобы он тебя хоть ко мне пустил. Ты только хорошенько попроси! Ничего не бойся, попроси, может быть, пустит». Хорошо же она разбирается в своих внуках! Йожо скорее позволит себя четвертовать, чем попросит кого бы то ни было!

Когда утром наши ушли, бабушка напекла картофельных оладушек и хотела, чтобы я отнесла их Йожо. Еще чего не хватало! Так я и пошла по городу с узелочком, чтобы все смеялись! Я выбросила из сумки ботинки с коньками и засунула туда кастрюльку с оладушками. Бабушка полчаса их там укладывала и благодаря этому не заметила, что я надела не вельветовые брюки, а только юбку и короткое пальто.

— Да смотри поезжай прямо к ним! На трамвае! Не вздумай шататься по городу.

Конечно!

Вышла я на площади и стала рассматривать витрины. Все подряд. От многих вещей я бы не отказалась! Надо будет опять как-нибудь выманить отца в город.

Вместо книжной выставки была теперь выставка мексиканского строительства. Я немножко полистала папину книгу «Завоевание Мексики», и мне было довольно интересно смотреть эту выставку. Индейцы мне нравятся, только зачем приносили девушек в жертву богам? Мне и другие жертвоприношения не нравятся, а девушек — в особенности. Нет чтобы себя в жертву принести! Лучше беззащитных девушек… Был бы тут Имро, он тоже определенно рассердился бы. Но его не было. Не было и его друга Ша.

Я бы с удовольствием еще погуляла на воле, но мое аку-аку мне нашептывало, что дурачина Йожо может позвонить бабушке, и я пропала. Наслушалась бы я тогда выдумок, будто бегаю за мальчишками! Для бабушки ни выставка, ни витрины — все не в счет. Вечно она подозревает человека в самом плохом.

Йожо открыл мне дверь и унес оладушки в комнату. Чомба спала под одеялом, но Йожо позвал ее, и она сразу вскочила, набросилась вместе с ним на оладушки. Очень они ей понравились. Больше всего ей нравилось, что они хрустят на зубах, как орехи в джунглях. Она схватила всю тарелку сразу, и Йожо рассердился.

— Это несправедливо! — крикнул он Чомбе. — Дай сюда! Разделим пополам.

Но Чомба с тарелкой удрала на шкаф. Когда Йожо ее поймал, она хотела его ударить, но не удержала тарелку в одной ручке и уронила оладушки на пол. Йожо сдул с них пыль и разделил на две кучки, только совсем несправедливо: себе положил побольше. Чомба, наверное, заметила это и обиделась. Йожо уж было обрадовался, что ему достанется все, но радость его была преждевременной. Очень скоро обида у Чомбы прошла, она подтянула к себе ручонкой свою кучку и стала есть так, что за ушами трещало.

— Видала? — похвалился Йожо. — Она не дура, не то что некоторые люди.

Ох и досадили же ему родители!

— А нечего было из дому бегать, — сказала я, — не сидел бы теперь как в клетке.

— Думаешь, я расстраиваюсь? — хорохорился он.

— Ладно тебе болтать! Дома сидеть, пока занятия в школе, — это и я не прочь, а вот во время каникул очень даже противно!

— А по мне, если хочешь знать, как раз наоборот. Противно, когда отец тебя в школу водит, а сидеть дома с Чомбой — совсем даже нет!

Что ж, он вроде прав.

— Не понимаю, что это тебя по ночам из дому тянет, — говорю. — Другим-то дня хватает бродить, но Йожо Богунский не как все, понятно.

— Это мое дело, — отрезал Йожо.

Ну ладно, я не ругаться пришла.

— Марцела Штрбова передает тебе привет, — говорю.

— Ну и пусть подавится своим приветом, — огрызнулся он.

Боже, если бы Марцела это слышала! Заревела бы или стала бы меня убеждать, что это он с ума сошел от радости. Скорее второе!

А я бы такого от Имро не стерпела бы. Да он бы так и не сказал.

Потом мы рассматривали иллюстрированные журналы. Тетя Яна достала их нарочно, чтоб занять сыночка. Там были и такие, каких не купишь в киосках: английские и немецкие. Я хоть и хожу на немецкий, но ничегошеньки не поняла. Однако и картинки были интересные. На одной была прекрасная автомашина и два парня. Который поменьше очень похож был на Имро.

— Интересно, что это за ребята, — сказала я — мне еще не хотелось переворачивать страницу. Глаза-то! Ну совсем как у Имро. Удлиненные и с густыми бровями. И прическа точно как у Имро.

— Эти-то? — с ученым видом отозвался Йожо. — Это убийцы.

— Ведь они совсем мальчишки, и красивые притом!

— Тому, который поменьше, шестнадцать лет, а другому — девятнадцать. Шикарная машина, правда? Эту машину они украли. Видишь сзади багажник? В этом багажнике тот человек, у которого они украли машину. Разумеется, он уже труп.