Робин Максвелл - Синьора да Винчи

• Название: Синьора да Винчи
• Автор: Робин Максвелл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-54446-2

Италия. XV век. Катерина красива и своенравна. Она истинная дочь эпохи Возрождения: знает греческий и арамейский, читает Сократа и Платона, занимается алхимией. Полюбив, она, не считаясь с условностями, рожает ребенка вне брака. Молодую мать разлучают с сыном, по обычаям того времени мальчик должен воспитываться в семье отца.

Когда ее подросшего сына отдают учеником в мастерскую знаменитого художника Верроккьо, Катерина, переодевшись в мужское платье, отправляется вслед за сыном во Флоренцию. Там она знакомится с величайшими художниками и мыслителями того времени, становится близким другом Лоренцо Медичи и участвует во всех начинаниях герцога.

Материнская любовь помогла мальчику вырасти и стать гением, изменившим мир. Звали его Леонардо да Винчи. Этот роман рассказывает правдивую историю его настоящей матери.

---

— Кардинала, — без обиняков ответил Лоренцо.

Все в гостиной загалдели, не скрывая скептицизма.

— Послушайте, — властно призвал всех к спокойствию Лоренцо. — Кардинала Родриго Борджа я почитаю за друга. У него, в свою очередь, есть в папских верхах сторонник — брат Лодовико Сфорца, тоже кардинал. Он-то и поможет нам преодолеть возможные препятствия к назначению Джованни.

Присутствующие, не всегда умея совладать с эмоциями, пустились в обсуждения идеи.

— Прошу вас, выслушайте же Лоренцо до конца, — обратилась к гостям Лукреция.

— Сами парки содействуют нашим усилиям, — продолжал Il Magnifico. — Я только что получил приглашение приехать в Рим и встретиться там с понтификом, а также со многими европейскими властителями.

— А это безопасно? — тут же осведомился Ландино.

— Кардинал Борджа заверил меня в этом. Иннокентий хочет показать нам святые мощи, недавно переданные ему во владение. Но главное его желание, разумеется, добиться, чтобы сильные христианского мира пали пред ним ниц. Узрели Папу во всем блеске его величия.

— Затея, по-моему, неважная, — заявил Полициано.

— Все мы понимаем, что неважная, — урезонил его Фичино и ласково посмотрел на Il Magnifico. — Но наше глубочайшее почтение к нашему правителю ничто не может поколебать. Мы верим, что он сделает все для блага Флоренции — все, что находит справедливым. — С этими словами он обвел взглядом братьев-платоников и спросил:

— Так ли?

— Истинно так! — грянул хор голосов, среди которых мой прозвучал громче всех.

— Сосватаем папского сынка, а своего произведем в кардиналы, — самоуверенно улыбнулся Лоренцо. — Считайте, что дело уже у нас в шляпе!

ГЛАВА 26

Я несказанно удивилась, но больше обрадовалась, когда Лоренцо предложил мне сопровождать его в поездке — в качестве «личного врача и советника», как он выразился. По поводу врача я не спорила: мне уже приходилось понемногу врачевать первые симптомы подагры, досаждавшей Il Magnifico. Суставы больших пальцев его рук и ног порой отзывались мучительной болью, словно в них, по его словам, «натолкли стекла».

К тому времени я сделалась неплохой наездницей, с удовольствием гарцевала в своем мягком седле и даже пускалась галопом, пытаясь обогнать Лоренцо. Однако в путешествии меня больше всего притягивала возможность хоть на время покинуть душные узкие улочки и прихотливое нагромождение каменных глыб, каким казалась мне Флоренция. Мне предстояла приятная летняя поездка по зеленым холмам Италии к югу в компании своего возлюбленного, без его вездесущих друзей и советников. В дороге нас должны были сопровождать лишь несколько человек свиты: conditores[31] и охрана. Что до идеи «великого искусства», мы с Лоренцо не раз пробовали достичь духовного единения в моей постели, и всякий раз оно ускользало от нас. Вероятно, мы чрезмерно увлекались стремлением доставить друг другу наибольшее телесное наслаждение, а на Священную инициацию, на Алхимический союз сил уже не оставалось.

Лоренцо месяцами переносил книги из своей библиотеки в мою — восточные манускрипты, благоухавшие пачулями и ладаном. Один из томов назывался «Камасутрой», в нем были изображены индийцы и индианки в замысловатых эротических позах. Мы с Лоренцо пытались имитировать хитросплетения их тел, но чаще всего у нас получалась невообразимая мешанина, и мы от этого хохотали до слез. «Египетский эротический папирус», переведенный вначале на греческий, а затем на латынь, переписывал, как мы заподозрили, некий монастырский служка, поскольку те отрывки, из которых читатель мог бы почерпнуть полезные приемы, помогавшие богам и фараонам отождествиться с Всемирным Божеством, или вообще отсутствовали, или были ханжески вымараны из текста.

Зато, к нашему ликованию, однажды нам все же удалось соединить умственные изыскания с физическим наслаждением: мы обнаружили «розовый бутон»! Его символическое изображение украшало многочисленные средневековые церкви и соборы — каменная розочка, расположенная над заостренной верхушкой входа. Сами церковные врата по форме очень напоминали вульву, а миниатюрный «бутончик» приходился как раз на место чувствительной выпуклости в верхней оконечности женского лона. Этот крохотный орган — единственный во всем человеческом теле, будь то в мужском или в женском — предназначен лишь для удовольствия, для эротического наслаждения.

В этом-то и состояла загадка: неужели первопричиной основания церкви — той, что поучает, будто женщины вследствие первородного греха привнесли в мир мерзость, срам и вырождение, — был женский экстаз?!

Но слияние телесной, умственной и духовной составляющих упорно не давалось нам, и хотя Лоренцо взял в поездку список с «Авраама и евреев», эта рукопись больше служила нам объектом для шуток, нежели руководством к действию. Вечерами, расположившись на ночлег, мы оставляли «Авраама» преспокойно лежать в дорожном сундуке, а сами, поскольку высоты духа были пока недостижимы для нас, снова и снова довольствовались в объятиях друг друга физическими радостями.

Если не считать однодневного перехода из Винчи во Флоренцию, я в жизни никогда не путешествовала, и Лоренцо с радостью показывал мне давно полюбившиеся ему виды — например, деревушку Сан-Джиминьяно с сотней высоких башен. Он обмолвился, что когда-то и во Флоренции сохранялось множество старинных цитаделей, но их постепенно снесли, освобождая место для более современных строений. Отлогие холмы южнее Сиены были усыпаны пасущимся скотом, а над ними высились острые пики потухших вулканов.

Ночевали мы чаще всего на постоялых дворах — настоящих клоповниках, поэтому порой предпочитали разместиться в обычной палатке, которую ставили для нас слуги. О ночлеге у монахов в аббатстве Монте-Оливето-Маджоре я даже не упоминаю — он показался нам сущей роскошью.

Наконец мы очутились в местности чуть севернее Рима и по улице Фламиниа двинулись к городу. Наши conditori удвоили бдительность: постоянные разбойничьи налеты на странников и паломников снискали римским окрестностям дурную славу. Однако удача нам сопутствовала, campagna[32] оставалась мирной, и нашу поездку ничто не нарушило.

Лоренцо меж тем исподволь готовил меня к свиданию с «Градом Господним», ныне превратившимся в порядочную дыру. По его словам, прежний Рим времен империи уменьшился вдесятеро и теперь представлял собой сплошные руины некогда мощной дохристианской твердыни. После Августа Великого,[33] при котором Рим еще считался центром освоенного мира, город переживал не лучшие времена — до недавних пор, когда католическая церковь решила покинуть свое местопребывание во Франции и обосновалась в Италии.

Но все старания спутника не смогли сгладить мое потрясение от встречи с Вечным городом. Въехав в него через восточные ворота, мы поскакали в обратную сторону, к Тибру, и проехали по всем знаменитым семи холмам, не увидев на них ничего примечательного, кроме нескольких полуразвалившихся лачужек.

Широкие городские проспекты, воспетые еще римскими писателями, на поверку оказались убогими переулками и к тому же изрядно загаженными. На площадях громоздились кучи мусора, от которых, словно из выгребных ям, несло вонью человеческих испражнений и гнилой требухи.

К захудалым церквям кучно лепились домишки. Здания покрупнее были обнесены обветшавшими стенами с крепко-накрепко запертыми воротами. Лоджии и лестничные пролеты выступали прямо на улицу, сильно затрудняя движение. В этих кварталах жили, судя по всему, одни оборванцы, приличные женщины здесь попадались редко — в основном проститутки.

Впереди показался виноградник — настоящая услада для взора среди запустения, но, пока мы проезжали мимо, сквозь зеленую изгородь я разглядела обвалившиеся стены.

— Палатин,[34] — пробормотал Лоренцо, — вернее, то, что на нем осталось.

Я знала, что во времена империи здесь повсюду стояли прекрасные дворцы, в том числе резиденция Нерона. Поговаривали, что она была сплошь вызолочена.

— Видишь там стада?

Лоренцо кивком указал на пастбище, по которому бродили многочисленные отары. За овцами приглядывали пастухи, а из высокой травы то там, то сям нелепо возносились ввысь каменные арки, полуосыпавшиеся стены, обломанные колонны.

— Форум, — пояснил Лоренцо. — В древние времена здесь собиралось римское правительство.

К счастью, Пантеон Адриана избежал разрушения, поскольку в этом Храме богов,[35] купол которого превосходил даже свод флорентийского кафедрального собора работы Брунеллески,[36] семьсот столетий назад начали служить христианские мессы.

Колизей сохранился гораздо хуже, но, несмотря на его плачевное состояние, от грандиозности такого зрелища захватывало дух. Я с восхищением взирала на его огромные ярусы, вздымающиеся один за другим над ареной гладиаторов. Меж каменных арок сновали крестьяне, мясники и рыботорговцы, сбывавшие свои товары вразнос, но меня неприятно поразило не столько превращение Колизея в рыночную площадь, сколько обилие каменотесов. Они торопливо и без разбора врубались в фигурные мраморные стены, а чумазые рабы тут же грузили отколотые глыбы на тележки и куда-то их увозили.