Робин Максвелл - Синьора да Винчи

• Название: Синьора да Винчи
• Автор: Робин Максвелл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-54446-2

Италия. XV век. Катерина красива и своенравна. Она истинная дочь эпохи Возрождения: знает греческий и арамейский, читает Сократа и Платона, занимается алхимией. Полюбив, она, не считаясь с условностями, рожает ребенка вне брака. Молодую мать разлучают с сыном, по обычаям того времени мальчик должен воспитываться в семье отца.

Когда ее подросшего сына отдают учеником в мастерскую знаменитого художника Верроккьо, Катерина, переодевшись в мужское платье, отправляется вслед за сыном во Флоренцию. Там она знакомится с величайшими художниками и мыслителями того времени, становится близким другом Лоренцо Медичи и участвует во всех начинаниях герцога.

Материнская любовь помогла мальчику вырасти и стать гением, изменившим мир. Звали его Леонардо да Винчи. Этот роман рассказывает правдивую историю его настоящей матери.

---

— Почему?

— Это неприлично.

— Можно мне высказаться о твоих прекрасных темных волосах?

— Ну, наверное.

— А о прелестных ручках?

— Ручки у меня совсем не прелестные.

Я поглядела на них — под ногти забилась сажа, поскольку утром мне пришлось вытаскивать из закопченного очага двугорлый кувшин, а в кожу въелись застарелые зеленые пятна от мази, которую я изготовляла накануне.

— Дозволь мне самому решать, — не согласился Пьеро.

Он подошел ко мне вплотную и взял меня за обе руки прежде, чем я успела воспротивиться. Я думала, что умру со стыда на месте.

— Подумаешь, немножко запачканные… — Я попыталась вырваться, но Пьеро крепко держал меня. — Зато пальцы длинные, красивой формы, как и ноги.

— Пусти! — вскрикнула я, хотя сама так и таяла от его поддразниваний.

— А кожа — в тех местах, где нет зелени и черноты, — усмехнулся он собственной шутке, — нежная, молочно-белая. Словно для поцелуя.

Не успела я опомниться, как Пьеро нагнулся и приложил теплые губы к моей руке, замерев, кажется, на целую вечность. Между моих ног что-то сладостно сжалось, и я в испуге выдернула руку.

— Я иду домой! — крикнула я ему, уже направляясь к речной тропинке.

— Я пройдусь вместе с тобой, — не отставал Пьеро.

— Нет! — выпалила я.

Пьеро так и застыл на месте.

— Не обидел ли я тебя чем-нибудь, Катерина? Я вовсе этого не хотел…

— Ты не обидел меня. Дело в том, что… — я понизила голос, словно нас могли подслушать, — там на реке женщины, плетут корзины.

— Ты против, чтобы они нас увидели вдвоем? — позабавило его мое объяснение.

— Меня одну, без взрослых? Конечно против! В деревне и так сплетен предостаточно.

— Тут ты совершенно права. Что же ты предлагаешь?

— Ты о чем?

— Как же нам пройти к дому так, чтобы не подстрекнуть этих сплетельщиц?

Я прониклась еще большей симпатией к Пьеро. Он не только был красив и любезен — он обладал умом и у меня на глазах выдумал чудесное новое словечко.

— Я знаю другую дорогу, — объявила я, — но идти придется через болото и кое-где — через острые камни. Я покажу ее тебе, только если ты не дашь воли рукам.

— Это обязательно?

— Да. И перестанешь… — Я запнулась.

— Рассуждать о твоих частях тела?

— Вот именно.

— Показывай дорогу.

В тот день Пьеро, как истинный аристократ, сдержал свое слово. Он следовал за мной по пятам, и мы почти всю дорогу молчали. Лишь однажды, когда моя нога увязла в топком месте, Пьеро ухватил меня за руку, но, стоило мне встать на твердую землю, снова ее выпустил. Когда вдали показалась деревня, мы оба замедлили шаг.

— Нам надо снова увидеться, — сказал Пьеро.

Его голос срывался от волнения.

— Увидимся, — заверила я и сама поддразнила его, — в церкви.

— Катерина!

— Я снова приду за травами.

— Когда?

— У меня есть и дела по дому, Пьеро.

— Когда же?

— Завтра. — Я глядела себе под ноги. — Рано утром. Я скажу папеньке, что надо нарвать мальвы, пока не высохла роса.

— В каком месте?

— На том лугу, где ты сказал, что у меня ноги как у жеребеночка.

— Где я поцеловал тебе руку. — Он снова схватил меня за руку, но на этот раз прижал расправленной ладошкой к своей груди и попросил:

— Принеси мне лекарство от сердечной муки.

С этими словами мы расстались, чтобы не попадаться никому на глаза вдвоем.

Я вернулась в аптеку совершенно смятенной и не могла ответить ничего вразумительного на папенькины вопросы, отчего мои башмаки так перепачканы и почему я не набрала ни вербены, ни вайды. Я поднялась в свою спальню и без сил повалилась на постель.

«Что же случилось? — пыталась разобраться я в себе. — Я беседовала с молодым человеком. Он заигрывал со мной. Поцеловал мне руку. Мы уговорились о свидании… Тайном свидании».

Я решила, что отложу эти размышления до завтра. Затем я поспешила на верхний этаж, чтобы проверить атенор — в него и вправду пора было подбросить дров. Я чрезвычайно усердно вымела пол в лаборатории, а потом перешла в библиотеку и раскрыла тот отрывок в Каббале, перевод которого давался мне с трудом. Я мысленно сосредоточилась на тексте и вскоре с головой ушла в него.

Но той же ночью мне приснился прекрасный всадник, явившийся мне на дороге прямо из облаков, — молодой бог со светло-карими очами.

ГЛАВА 2

С тех пор едва ли не каждый день я находила предлоги улизнуть из дома от папеньки и встретиться с Пьеро. Мы искали уединения под лесной сенью, где-нибудь в пещере или на краю поля. Пьеро приносил с собой одеяло, и я вела его к своему заветному водопаду, где росли мирт и душистый кервель. Там мы стягивали башмаки и садились на берегу, болтая ногами в прохладных водяных струях. Мы непринужденно беседовали и смеялись над всем подряд. Моя стеснительность улетучилась так же быстро, как утренняя роса под жаркими лучами солнца, и вскоре из прилежного нескладного подростка — не то Катерины, не то Катона — я превратилась в настоящую девушку, какой объявила себя еще на первом нашем свидании.

Понемногу я сама научилась целоваться и безвольно таяла в долгих объятиях Пьеро. Потом мы, все так же обнявшись, ложились на расстеленное одеяло, и я пристраивалась головой в сладко пахучей выемке его плеча.

Пьеро рассказывал мне о своей родне. Он уверял, что мне непременно понравится его отец — человек, отказавшийся продолжить семейную традицию и отвергший профессию нотариуса. Вместо этого Антонио да Винчи предусмотрительно вкладывал капитал в имения — рощи, виноградники и крестьянские хозяйства. Мать и бабка Пьеро, кажется, страдали излишней строгостью и чопорностью, но со временем, по его словам, тоже должны были полюбить меня. В этом он нимало не сомневался.

О своем младшем брате Франческо Пьеро высказывался с неохотой.

— Он лентяй, ни к чему не стремится. Доволен тем, что болтается по двору или бродит по полям и садам.

— Вероятно, он больше похож на вашего отца, а ты — на деда, — предположила я.

— Да нет же! — горячо возразил Пьеро, весь вспыхнув от возмущения. — Пусть наш отец и не избрал делом своей жизни юриспруденцию, зато он знает толк в коммерции. А Франческо шляется без всякого дела и знается только со своими козами!

Несмотря на колкости, однажды Пьеро все-таки познакомил меня с Франческо, пригласив брата на наше свидание. Этот его поступок от души меня порадовал. Ясно было, что Пьеро желал похвастаться мною перед своим никчемным братцем, ожидая, что мы сойдемся накоротке.

Так оно и вышло. Многое роднило меня с этим милым юношей: и беззаветная любовь к природе, и непринужденное в ней существование. Пьеро страстно жаждал роскоши и увеселений городской жизни, а Франческо не мог пройти мимо цветущего куста, чтобы не зарыться лицом в душистую зелень. Его любили все живые твари — и конь, которого он объезжал, и птички, которых он кормил с руки. Овцы и те ходили за ним по пятам.

— Овцы особенно к нему льнут, — однажды благодушно заметил Пьеро вслед удаляющемуся Франческо.

Мы только что угощались все вместе, расположившись на речном берегу.

— О чем ты? — смутившись, переспросила я.

— О том, что он содомит и не гнушается ни овцами, ни прочим скотом. Мой дорогой братец — флоренцер.

— Извини, я что-то не понимаю…

— Франческо женщин не любит, Катерина. Он любит мужчин.

Я смутилась еще больше. Я о таком и слыхом не слыхивала.

— Почему же мужчина, который любит других мужчин, называется флоренцером? — спросила я.

— Потому что во Флоренции их пруд пруди. Они там так расплодились, что немцы приладили название города к своим извращенцам, а теперь их примеру следует вся Европа. — Отведя локон с моего лба, Пьеро смягчился:

— Впрочем, брату ты явно по душе. Не будь Франческо флоренцером, он, наверное, влюбился бы в тебя… — тут Пьеро притянул меня к себе, — не меньше, чем я сам.

Я затаенно улыбнулась: ни разу еще Пьеро не говорил мне таких слов. Пропустить их мимо ушей я не могла, но мне не хотелось столь скоропалительно обсуждать эдакие вещи.

— А что же твоя сестра? — поинтересовалась я. — Ее муж, кажется, намного старше ее, верно?

— Они переехали в Пистою, — обводя пальцем контур моего подбородка, кивнул Пьеро. — Ее муж сконструировал новое орудие — такое маленькое, что может уместиться в ладони. Думаю, когда-нибудь он станет богатеем… — улыбнулся Пьеро. — Как и я.

— А они любят друг друга? — почему-то оробев, спросила я.

— Сестра с мужем?

Я кивнула.

— Нет.

— А если люди любят друг друга, разве не должны они пожениться, как ты считаешь?

— Вовсе нет, — сухо обронил Пьеро и тут же прибавил:

— Если, конечно, речь не о нас с тобой!