Робин Максвелл - Синьора да Винчи

• Название: Синьора да Винчи
• Автор: Робин Максвелл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-54446-2

Италия. XV век. Катерина красива и своенравна. Она истинная дочь эпохи Возрождения: знает греческий и арамейский, читает Сократа и Платона, занимается алхимией. Полюбив, она, не считаясь с условностями, рожает ребенка вне брака. Молодую мать разлучают с сыном, по обычаям того времени мальчик должен воспитываться в семье отца.

Когда ее подросшего сына отдают учеником в мастерскую знаменитого художника Верроккьо, Катерина, переодевшись в мужское платье, отправляется вслед за сыном во Флоренцию. Там она знакомится с величайшими художниками и мыслителями того времени, становится близким другом Лоренцо Медичи и участвует во всех начинаниях герцога.

Материнская любовь помогла мальчику вырасти и стать гением, изменившим мир. Звали его Леонардо да Винчи. Этот роман рассказывает правдивую историю его настоящей матери.

---

— Что такое? — завопил один из «ангелов». — Ты кто такой будешь?

— Я могу оказать помощь этому человеку, — не теряя спокойствия, ответила я.

Бандиты угрожающе столпились вокруг — я ощущала острый запах юношеского пота. Полы их холстяных выбеленных ряс елозили по моему лицу.

— По какой надобности ты шатаешься по улице в такой нечестивый час? — заорал на меня один из разбойников.

Кровь и ярость ударили мне в голову, и я бесстрашно, но гневно высказала то, что думала:

— Я вправе гулять по улицам Флоренции в тот час, в который мне вздумается. А вот вы, гнусное отродье, не имеете никакого права избивать прохожих и обижать беззащитных женщин! — Я осторожно поправила неестественно вывернутую голову упавшего. — А теперь отойдите, и если среди вас найдется такой, кто сохранил хоть какое-то понятие о приличиях, пусть поможет отнести этого человека ко мне в лавку. Там я смогу оказать ему помощь.

«Ангелы» неожиданно притихли, слышались только всхлипы перепуганной женщины.

— Где же твоя лавка? — кротко полюбопытствовал один из нависавших надо мной бандитов.

— На улице Риккарди. У меня там аптека.

— Аптека! — вскричал другой.

Кто-то резко ударил меня в спину. Вне себя от гнева, я обернулась — обидчиком был их прыщавый вожак. Он тут же занес кулак и засветил им мне в скулу. Я упала навзничь, ошеломленная, но сознания не лишилась.

— Да ты просто-напросто колдун! — выкрикнул главарь и без всякого предупреждения пнул меня в бок.

Женщина от отчаяния принялась горестно стонать.

— Этого мы возьмем с собой, — скомандовал главарь.

Отобрав лоскуток кружева у своего младшего собрата, он обмакнул его в темную лужу у головы умирающего и вымазал женщине кровью лицо и голую грудь.

— Да простит Господь твои прегрешения, — прошипел он и дал знак подельникам поднять меня и следовать за ним.

Затем он отправился дальше по улице, распевая «Те Deum»,[39] а меня, упирающуюся и изнемогающую от страха, адские ангелы повлекли навстречу неясной сомнительной участи.

По зловещей иронии мне было уготовано то же место заключения, где по обвинению в содомии томился Леонардо. Ночная канцелярия перешла в ведомство новых церковных властей города, превзошедших прежние в пагубности, — самого фра Савонаролы и его приспешников.

Приемный зал, где некогда сидели за столом два монаха, сохранявшие перед преступниками и нечестивцами хотя бы видимость достоинства, теперь теснились ряды грубых скамей, все до единой занятые смятенными окровавленными «грешниками». Вдоль стен стояли начеку многочисленные агенты «ангельской» армии. Воздух в зале пропах ужасом и безысходностью.

Захватчики толкнули меня на скамью, велев не раскрывать рта. Из-за двери, за которой, как я помнила, находились клетки-камеры, доносились душераздирающие стоны. «Пленников пытают», — вдруг сообразила я. Такого скверного исхода я даже помыслить не могла. Вот чем обернулась экспроприация предметов роскоши с благой целью сожжения ради жертвенной любви к Христу! Инквизиция, свирепствовавшая где-то далеко, в Испании, теперь добралась и до Флоренции.

Слухи о Савонароле, казавшиеся нам с друзьями несообразными, полностью подтвердились. До чего слепыми, недалекими и мягкотелыми были в последнее время мы все! Мы вовсе не забыли про злосчастного монаха, но как же мы недооценили его! Витая высоко в облаках, устремляя умы к звездам, мы забывали опустить глаза долу, на Флоренцию, удушливо тлеющую у наших ног.

Я очень надеялась, что в переполненном приемнике для осужденных у меня будет достаточно времени, чтобы склепать для себя более или менее достойное оправдание, но чей-то скрипучий голос почти сразу объявил:

— Приведите аптекаря!

Меня сорвали с места и выпихнули в коридор, а оттуда протолкнули в другую, обитую железом дверь, ведущую в тюремный застенок. Вскоре, оказавшись в камере, я с содроганием присматривалась к своим соседям — трем мужчинам и женщине. В прошлый раз я видела здесь проституток, но сейчас передо мной была настоящая дама, утонченная, в элегантном бархатном платье. Она сидела на скамье, безжизненно глядя прямо перед собой. Один из мужчин — по-видимому, ее супруг — рассеянно гладил ее по руке в знак утешения, но по его лицу можно было судить, что и он никак не может прийти в себя после столь грубого обращения. Двое других сидели, уставив в потолок равнодушные взоры.

Я опустилась на скамью рядом с супружеской парой.

— Все наше преступление в том, что мы не разрешали унести наш любимый шедевр, — вяло произнес муж, на котором были заметны следы побоев. — Тогда эти поганцы, эти головорезы стали сдирать у нас со стен драпировки, бить венецианское стекло!..

Прочие молчали. Крики пытаемых не умолкали, затухая лишь на миг и тут же достигая пика в новой агонии. Из-за этого, несмотря на все старания, мне никак не удавалось привести мысли в относительный порядок. Одно я решила твердо: я ни за что не стану впутывать Лоренцо в этот кошмар, поскольку понимала, что в ближайшие годы он все силы должен будет употребить на поддержание спокойствия в республике. Думы о том, что будет со мной, когда выяснится, что я женщина, переодетая мужчиной, не раз посещали меня, но я гнала их прочь: слишком чудовищными они представлялись мне. Словом, когда тюремщик распахнул дверь камеры и выкрикнул: «Аптекарь!» — я вышла навстречу своему уделу, имея в голове не больше замыслов для рассказа, чем у юнги, возвращающегося после первого в жизни хмельного кутежа.

По коридору меня привели в каморку без окон, освещенную единственным факелом, и там, усадив на стул спиной к двери, крепко примотали к нему по груди и бедрам, а лодыжки привязали к ножкам стула. Обездвиженная, я вдруг вспомнила о Леонардо — только теперь мне сделалась понятна его навязчивая страсть к свободе. Лихорадочно отыскивая для себя какую-нибудь слабую надежду, я утешилась тем, что, как бы ни распорядилась мной судьба, Лоренцо обязательно вышлет Леонардо подальше от этого ужаса. Вероятно, это соображение и придало мне крупицу силы.

Дверь за мной отворилась.

«Сейчас я увижу своего мучителя, — сказала я себе. — Посмотрю в лицо одному из наших горожан или продажному монаху-доминиканцу, который, следуя приказам вышестоящих церковных извращенцев, подвергнет меня и других невинных пленников изощренным пыткам и тем самым растопчет в себе и душу, и последние остатки человечности».

Палач обошел вокруг меня, и каково же было мое потрясение, когда я убедилась, что передо мной сам фра Савонарола. При близком рассмотрении он показался мне еще отвратительнее, и я не могла толком понять, что в нем внушает мне такое непередаваемое омерзение: то ли толстые мясистые губы, то ли огромный бесформенный нос, поблескивающие ненавистью зелененькие глазки или черные, кустистые, сросшиеся вместе брови. Он склонился к моему лицу и, обдавая меня гнилостным смрадом изо рта, злорадно затянул молитву о Господнем отмщении всем богохульникам.

Дождавшись, пока он прервет на секунду ядовитый монолог, чтобы перевести дух, я произнесла четыре коротких слова:

— В чем моя вина?

Савонарола смутился и поманил пальцем кого-то, стоявшего за моей спиной. К нему приблизился монах в рясе и что-то зашептал на ухо.

— Ты помешал священному отряду моих «ангелов» вершить правосудие, — вымолвил Савонарола.

— Ваши «ангелы» на моих глазах избили человека до бесчувствия, отчего он, вероятно, скончался, — собрав все свое мужество, ответила я. — И они изорвали на женщине платье, неприлично выставив на обозрение ее грудь. Такие деяния, как мне кажется, несовместимы с именем праведного Господа, от имени которого вы выступаете, фра Савонарола.

Тот снова подозвал подначального ему монаха. По лицу Савонаролы невозможно было угадать, бесчинствуют ли «ангелы» на улицах Флоренции с его ведома или без него. Монах что-то еще прошептал ему в ухо.

— Так ты аптекарь? — обличительным голосом спросил священник.

— Таково мое ремесло. Доселе я не знал, что лечить больных грешно. Разве не потому мы все возлюбили Христа? Насколько мне известно, он призывал людей облегчать страдания их ближних.

Толстые губы Савонаролы презрительно скривились:

— И ты смеешь равнять себя с нашим Богом и Спасителем?

— Я люблю ближнего своего, как самого Бога.

— Какое кощунство! — выкрикнул он, обрызгав мне слюной лицо. — Человечество — куча отбросов пред стопами Господа! Оно недостойно любви!

Мне хотелось возразить ему: «Христос так любил человечество, что не пожалел за него жизни!» — но я придержала язык, поняв тщетность попыток усовершенствовать этот посредственный ум в бесполезных пререканиях. Сейчас важнее всего было сохранить себе жизнь. Мне до сих пор памятны были папенькины наставления о том, что лучше жить лицемером, чем умереть правдолюбом.