Луис Бегли - О Шмидте

• Название: О Шмидте
• Автор: Луис Бегли
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-699-09101-7

С тех пор, как умерла жена Шмидта, не прошло и полугода, и вот их единственная дочь пришла сказать, что выходит замуж. И упорядоченная жизнь пожилого преуспевающего юриста катится под откос: его вынуждают раньше срока уйти на пенсию; выбор Шарлотты он не одобряет, но даже самому себе он не в силах признаться, почему; его преследует зловещий бродяга, подозрительно похожий на него самого… Обеспеченная старость безоблачна далеко не всегда, однако неожиданная страсть на склоне лет может подарить крохотный лучик надежды.

По мотивам этой книги американского писателя Луиса Бегли (р. 1933) режиссер Александр Пэйн в 2002 году снял одноименный фильм с Джеком Николсоном и Кэти Бейтс в главных ролях. Меланхолическая одиссея «О Шмидте» — впервые на русском языке.

---

Конечно, конечно, Джон. Я очень рад. Мне просто нужно освоиться с этой идеей.

Папа, родители Джона хотели бы, чтобы ты вместе с нами приехал к ним на День благодарения.

Что ж, самое естественное развитие событий, а Шмидт совершенно не предусмотрел такого поворота. Над Рождеством, Пасхой и Днем благодарения властвовала Мэри. Пока была жива Марта, они, конечно, встречали все эти праздники с нею и потом продолжали проводить их в ее доме. Все, кроме одного Дня благодарения, когда Шарлотта болела ветрянкой. В лучшие годы они обычно приглашали в гости молодежь из фирмы Шмидта. И вопроса не возникало, чтобы Шарлотта оказалась в такой день не с ними. И если Райкер верно подсчитал продолжительность своего присутствия, значит, по меньшей мере, четыре Рождества, четыре Пасхи и четыре Дня благодарения подряд они встречали вместе.

Очень мило. Я не в претензии на родителей-докторов за то, что они захотели хотя бы разок залучить сына к себе на праздник, но мне, боюсь, еще не с руки ездить в гости на День благодарения. Тебя, девочка, это волновать не должно, тебе, конечно, надо быть с Джоном.

Тут же в голову ему внезапно пришла идея и он добавил:

А может, ты пригласила бы Райкеров сюда, Шарлотта? Между нами говоря, я уверен, что мы сумеем зажарить индейку.

Ты их обидишь, сказал Джон. Они говорят, что даже мои бабка и дед, вместо того чтобы устраивать традиционное семейное сборище в Вашингтоне, приедут сюда. И брат будет.

Шмидт совсем забыл про брата — нужно и его добавить в семейный альбом. Парень, который не доучился в Уортоне[6] и работал в торговой ассоциации тоже в Вашингтоне. Женат ли он? А может, он гомик — ведь Мэри, как будто, что-то говорила на эту тему…

Давайте не будем решать сегодня. Сейчас только третья неделя октября. Впереди еще много времени.

Отлично. Только, пожалуйста, Альберт, не испорть его нам, да и себе тоже.

II

В следующий вторник Шмидту позвонила секретарша Джона Райкера. Джон просит передать, что они с Шарлоттой останутся на выходные в городе и не приедут к мистеру Шмидту, и спрашивает, ожидать ли его родителям мистера Шмидта в половине третьего на праздничный обед в День благодарения.

Вас понял, ответил Шмидт веселым и бодрым, едва ли не восторженным голосом человека, с которым только что произошла самая большая радость, какая только может быть. Этот тон Шмидт отточил в «неурожайный» период своей практики: он прибегал к нему, когда потенциальный клиент звонил и говорил, что презентация Шмидта была великолепна и очень всем понравилась, но работать с проектом, который Шмидт надеялся заполучить для «Вуда и Кинга», будет другой юрист.

Ради бога, скажи мне, не удержался от вопроса Шмидт, ты у Джона теперь и на личных звонках? Едва сказав это, он тут же устыдился: секретарша была замечательная женщина, она работала в компании много дольше Райкера, и оскорбление, содержавшееся в словах Шмидта, было столь же очевидно ей, сколь и ему самому. Конечно, она не могла знать — во всяком случае, Шмидт на это надеялся, — что ее звонок был своеобразной пристрелкой со стороны Райкера. Да нет, все в полном порядке, поспешил добавить Шмидт, просто хотел тебя подразнить. Знаешь, нас, стариков, хлебом не корми, дай позубоскалить.

О, мистер Шмидт, вы уж нас простите! Вы же знаете, как у Джона. Утром он пришел рано, оставил мне распечатку с инструкциями на весь день и отправился на встречу с клиентами, которая затянется до позднего вечера. И так всю неделю! Вот я и решила, что чем напоминать ему, лучше сама вам позвоню. Он, конечно, расстроится, когда узнает, что вы рассердились.

Вот этого-то он и не должен знать. Ты ведь меня прикроешь, как настоящий секретарь? У бывших партнеров свои привилегии. Так что молчок, ладно? А теперь, будь добра, соедини меня с мистером Дефоррестом.

Шмидт решил, что поскольку звонок оплачивает фирма — а он готов был поспорить, что Райкер дал секретарше указание проводить все звонки и факсы бывшему партнеру Шмидту, пусть и без пяти минут собственному тестю, как деловые, — грех не воспользоваться этой возможностью. Его-то рентабельность «Вуда и Кинга» больше не заботила.

Иметь дело с Джеком Дефоррестом — сплошное удовольствие, кроме тех случаев, когда тебе предстоит доказать свою нужность для фирмы, которую властительный принципал оценивает по количеству часов работы, вписываемых в счет клиенту, или приходится, буде твои доказательства вышли неубедительными, обсуждать условия, на которых ты покидаешь фирму. Например, Джек сохранил обыкновение лично, как в свое время господа Вуд и Кинг, отвечать на телефонные звонки, если, конечно, в кабинете не было посетителя и он не работал над сложной задачей, не позволяющей отвлекаться. Сейчас могучий ум, должно быть, позволил себе на минутку расслабиться: не отзвучал и первый гудок, как в трубке после знакомого вступительного дружелюбного всхрапа раздалось: Шмидти, сукин сын, а ну не томи, немедленно скажи, что придешь к нам на День благодарения. Дороти будет ужасно рада! А то ведь мы тебя так ни разу к себе и не заполучили!

А я и звоню сказать, что здесь перспектива неважная. Джон Райкер пригласил меня к своим родителям. А я совсем не уверен, что собираюсь туда. Если я вместо того отправлюсь праздновать к тебе, он не на шутку рассвирепеет.

Ага, Джон наконец поставил вопрос ребром!

Ну да, вроде того. Только, пожалуйста, не рассылай про это пресс-релизы!

Ну это уж пусть он сам. А что если мы с Дороти используем служебное положение? Мы можем и их с Шарлоттой пригласить, раз такой случай! Ты же в курсе, я старался звать на такие сборища только дирекцию да кое-кого из стариков. А в этот раз, думаю, можно от этого отступить, и, пожалуй, обсужу-ка я это дело с Гарри.

Не надо. Райкеру, конечно, это польстит, но сейчас не самый удачный момент. Почему бы вам с Дороти не выдать мне приглашение с открытой датой?

Без вопросов! Когда захочешь! Прихвати только зубную щетку и пижаму, чтобы заночевать. У тебя есть минута? Не дожидаясь ответа, Джек продолжил — все более дружелюбно: Думаю, Джон сказал тебе, что дирекция пересматривает пенсионные планы? Тут есть устойчивое ощущение — и не только у молодых партнеров: нужно убедиться в том, что нагрузка распределяется по справедливости. Мы назначили комиссию, которая изучает вопрос, они пригласили консультанта по актуарным расчетам подсчитать кое-какую статистику и информировать нас, как подходят к делу в других фирмах, вроде нашей. Работа только началась, мы еще не сформулировали никаких выводов и не знаем, что будем рекомендовать руководству, но для начала мы бы хотели собрать на борту всех отставных партнеров.

На борту чего?

Процесса. Понимаешь, здесь главный принцип такой, чтобы изменения, которые мы предложим, ни у кого не вызвали возражений, ведь мы стремимся, чтобы система стала справедливее.

Ты лучше напиши мне, Джек. Как я буду обсуждать какие-то изменения, если не знаю, каковы они. И потом, не понимаю, какое это ко мне имеет отношение: моя пенсия оговорена в контракте, который мы с тобой вместе и составляли. Шмидти, ты же знаешь, что она все равно подпадает под регламент. Договор предусматривает, что фирма может вносить изменения по своему усмотрению, просто мы не хотим, чтобы кто-нибудь остался недоволен. Потому мы вас всех и просим участвовать. Знаешь, меня удивляет, что ты завелся. Уж кто-кто, а ты имел возможность скопить приличную кубышку. И тебе фактически не на что тратиться и не на что откладывать!

Я еще не заводился. А может, и не буду вообще. Надо посмотреть, что вы придумали. Опять же, не понимаю, как вы собираетесь применить это ко мне.

Ну ладно. Надеюсь, ты не станешь дуться, Шмидти: не таким, как ты, обижаться, у тебя прошли здесь хорошие годы, не надо их зачеркивать. Тебя еще с кем-то соединить? Приглашение на День благодарения остается в силе — ты не передумал?

Нет на оба вопроса. И еще раз спасибо за приглашение.

Многозначительный совет не зарываться произвел впечатление. Шмидт отправился на кухню, налил себе приличную порцию бурбона и сел к кухонному столу. Утренняя анемичная морось превратилась в ливень, который колотил по стеклам. У Шмидта не было ни собаки, ни кошки, ни какого другого животного, чтобы вспомнить о нем в непогоду. Крышу на доме перекрыли в конце лета. Новая «технологичная» крыша гостевого домика еще на гарантии. Вроде бы нигде не протекает. Во всяком случае, и в подвале, и в гараже, где бок о бок с его «саабом» дремлют подаренная им Мэри «тойота» и купленный Шарлотте «фольксваген-гольф», сухо — это точно. Беспокоиться решительно не о чем. Наоборот, проливной дождь, который дает деревьям, кустам и тем многолетникам, что посолиднее, возможность лишний раз напиться перед заморозками, только на пользу. И при этом все просто ужасно, хуже некуда.

Ожесточенное противоборство, когда запугивание и давление сменяются подобострастием и соперники чудом ускользают от хитро расставленных ловушек, все эти драмы, разыгрывающиеся в переговорной между большими боссами на фоне груды недоеденных бутербродов и единственного допущенного в комнату адвоката, эти игры, опасные, как манипуляции с ручной гранатой, или, напротив, скучные до зевоты, потому что все предопределено заранее, — главные роли здесь писались не для Шмидта. Эти сценарии создавались под Джека Дефорреста или скорее даже под вездесущего Лью Бреннера, их еврейского Аль Пачино, у которого всегда наготове для нужного человека и мед, и яд, и других таких же непоколебимо самоуверенных и притом безудержно алчных парней из бесчисленных юридических контор, каждый из которых громко объявляет себя лучшим в своем ремесле и требует права первым входить в любую дверь. Шмидт тоже был одним из лучших, но самый высокий пик, на который ему удалось взойти — он представлял две крупнейшие американские страховые компании в их самых сложных сделках с заемщиками — двадцать лет, протекших с тех пор, превратили в осыпавшийся, едва заметный в окружающем зеленом пейзаже холм. Чтобы сохранить былой статус покорителя вершин, Шмидту пришлось бы найти новую вершину и новый подъем такой крутизны, чтобы никто не смог взойти следом. Ничьей вины тут нет. Переворот на рынке ссудного капитала и в соответствующей правовой практике низверг многих крупных нью-йоркских юристов: старые схемы, в применении которых Шмидт достиг виртуозности, разом отошли в прошлое: деньги страховых компаний потекли другими путями, подобно реке, вышедшей из берегов и не вернувшейся в старое русло. Множество юристов калибром поменьше в Нью-Йорке и других городах, в том числе в тех, где находились главные офисы крупных страховых компаний, умоляли, чтобы им хотя бы за ничтожную плату поручили провести планировавшиеся сделки. Клиенты Шмидта были люди благодарные и порядочные, но и они предлагали ему все меньше и меньше работы и, бывало, торговались, краснея от смущения, о гонорарах. Никто не отрицал, что работа Шмидта безупречна, но стоила ли его особая виртуозность, нужная разве что в самых запутанных случаях, которые становились все более редки, а в обычных — лишь немного увеличивающая коэффициент безопасности сделки, таких больших денег? А всевидящие партнеры в «Вуде и Кинге» мотали на ус. Он был гордым человеком. Если бы не зашли в тупик переговоры с Джеком Дефоррестом, если бы не болезнь Мэри, если бы удержать высокий статус среди партнеров «Вуда и Кинга» было для него делом жизни и смерти — эта мысль казалась ему абсурдной теперь, когда он столько узнал о смерти, — он непременно попытался бы еще раз взойти на Гималаи. Но он видел, что деловые качества, из-за которых клиенты раньше изо всех сил старались его заполучить: скрупулезный логический и правовой анализ каждой фразы, устранение любых неясностей, сверхъестественная точность и лаконизм формулировок, позволявшие ужать текст договора до одной трети того объема, что он занял бы у любого другого юриста, и обеспечить кристальную ясность каждой фразы даже для непосвященных, а также полная приверженность тем жестоковыйным установлениям, которым он служил, — уходят из обращения, так же как и финансово-правовые схемы, на которых он оттачивал свой подход и свои умения. Чтобы выигрывать на переговорах, Шмидту не приходилось ни льстить, ни давить: за него играла его правота, всегда абсолютная и доказуемая. И когда на обеде в клубе «21» по случаю завершения очередной сделки юристы компании-клиента преподнесли ему металлическую пластину с изображением рыцаря в доспехах, на которой сверху было вырезано его имя, а снизу слова «Dieu et mon droit»,[7] директор сказал, что это дань уважения Шмидтову здравому смыслу и — со смехом добавил он — сокрушительной честности, Шмидт был растроган, как никогда за все годы работы.