Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная

• Название: Наша трагическая вселенная
• Автор: Скарлетт Томас
• Издательство: АСТ, Corpus
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-35674-2

Свой первый роман английская писательница Скарлетт Томас опубликовала в 26 лет. Затем выпустила еще два, и газета Independent on Sunday включила ее в престижный список двадцати лучших молодых авторов. Ее предпоследняя книга «Наваждение Люмаса» стала международным бестселлером. «Наша трагическая вселенная» — новый роман Скарлетт Томас.

Мег считает себя писательницей. Она мечтает написать «настоящую» книгу, но вместо этого вынуждена заниматься «заказной» беллетристикой: ей приходится оплачивать дом, в котором она задыхается от сырости, а также содержать бойфренда, отношения с которым давно зашли в тупик. Вдобавок она влюбляется в другого мужчину: он годится ей в отцы, да еще и не свободен. Однако все внезапно меняется, когда у нее под рукой оказывается книга психоаналитика Келси Ньюмана. Если верить его теории о конце вселенной, то всем нам предстоит жить вечно. Мег никак не может забыть слова Ньюмана, и они начинают необъяснимым образом влиять на ее жизнь.

---

— Конечно, нет. Я прекрасно знаю это ощущение депрессии, о котором ты говоришь. В те моменты, когда мне было особенно плохо, я даже разговаривать ни с кем не могла. Мне просто нечего было сказать. Когда звонила мама и спрашивала, чем я занимаюсь, я даже не могла вспомнить чем.

— Точно, именно так все и было. И это ощущение распространялось и на всю мою остальную жизнь. Я целый день стою в магазине, и мне совершенно нечего хотеть, и даже вещи на витрине переставлять нет желания, пока не появятся покупатели. Я просто выхожу через черный ход и плачу, потому что слезы по крайней мере кажутся настоящими, в них есть какое-то чувство — будто в моей жизни действительно что-то происходит, даже если мне это только кажется. Я обнаружила, что по утрам, когда крашу ресницы, задаюсь вопросом, зачем я это делаю. Я вообще перестала понимать, зачем одеваться, идти куда-то, что-либо делать. Это, кажется, Дарвин говорил, что в мире все в той или иной степени происходит ради секса? А секс нужен для размножения. Какой смысл в моей жизни, если секс в ней есть, а никакого размножения нет? Не значит ли это, что все, что я делаю, бессмысленно?

— Я думаю, человеческому роду можно принести пользу и каким-нибудь другим способом — необязательно рожать младенцев, — сказала я.

— Но ведь от туши у меня на ресницах вряд ли есть польза человеческому роду? Я хочу сказать, какой смысл в том, что я крашу ресницы? — Либби вздохнула. — Какой смысл в том, чтобы быть привлекательной? Бедный Боб. И ведь нельзя сказать, что он такой уж прямо безумно скучный человек, просто я не испытываю к нему влечения, он мне неинтересен. Я постоянно принимаю ванну — лишь бы поменьше времени проводить с ним. Он тут на днях зашел в ванную комнату, когда я сидела в воде, просто зашел пописать, но потом ему захотелось остаться поболтать. И кончилось дело тем, что я разревелась и попросила его уйти — вот так, на пустом месте, просто потому, что мне было невыносимо находиться с ним в одном помещении даже десять минут, и я поверить не могла, что он посягнул на последний уголок в доме, где мне удавалось побыть одной, без него. И мне ну вообще не хотелось делать вид, будто комикс, который он только что прочитал, или песня, которую он разучивает, мне интересны. Я тебе говорила про его последнюю идею? Он решил, что нам надо создать группу. Хочет, чтобы мы через год или около того поехали на гастроли, — мы ведь говорили о том, чтобы куда-нибудь уехать, и вот он думает, что гастроли — отличный повод сняться с насиженного места. У меня голоса ни хрена нет, а он уверен, что я отлично пою! Говорит, у меня «интересный тембр». Мы пару раз порепетировали, и оба раза я мечтала о том, чтобы он нашел на мое место кого-нибудь другого, потому что оказалось, что петь для него и с ним — это куда хуже, чем петь просто для самой себя.

— Печальная история, — вздохнула я.

— Ага. Вдобавок ко всему мне приходится по-прежнему уходить куда-нибудь вечером по пятницам, потому что не могу же я вдруг заявить: «Ах да, кстати, я бросила свой книжный клуб». И вот я просто еду в Пейнтон и смотрю на море. Там мы впервые поцеловались с Марком. Когда я приехала туда во вторую пятницу, Марк тоже был там. Мы не разговаривали. Мы просто поехали к нему и занялись любовью. Я расплакалась и сказала, что это будет наша прощальная встреча, что иначе просто нельзя. Он сказал, что согласен на все, что бы я ему ни предложила. И даже не настаивал на том, чтобы я ушла от Боба. Я еще подумала: «Почему именно я?» В том смысле, что ведь Марк мог бы найти себе кого-нибудь получше и без мужа. В общем, все началось по новой, и у меня больше нет депрессии, но я не знаю, что делать.

— Тебе надо уйти от Боба, — сказала я совершенно неожиданно для себя самой.

— Ты серьезно?

— Да. То есть я не знаю. Ты должна сама принять это решение. Мне не стоило этого говорить.

— Вообще-то ты права. Мне надо от него уйти. Но я по-прежнему не уверена, что смогу. У меня вся жизнь завязана на Бобе: дом, работа. У вас-то с Кристофером не было ничего такого. Так что тебе наверняка было проще… Черт, что я говорю… Такое разве может быть просто?

— Честно говоря, Либ, я целых шесть лет думала о том, что мне надо от него уйти, и уверяла себя, что не смогу этого сделать. Говорила себе, что у меня мало денег и что, оставшись один, Кристофер не сможет оплачивать дом… Но все это как-то решается. Ты же знаешь, мы от многого отказались, чтобы быть вместе, и я не могла просто так взять и оставить его ни с чем после всего, что было. Я не признавалась себе, что с самого начала наши отношения строились вовсе не на том, что у нас было так много общего и что нам хотелось провести жизнь вместе. Мне просто хотелось с ним трахаться, и я готова была изломать жизни нескольких человек ради того, чтобы этого добиться. Если бы я призналась себе в том, что настоящая моя история — вот такая, то персонаж из меня вышел бы тот еще! Всегда можно найти миллион причин не расставаться с кем-нибудь. И многие из этих причин — твои запутанные представления о себе и о том, при каких обстоятельствах ты смогла бы ужиться хотя бы сама с собой.

— Может, я просто трусиха?

— Не думаю, что все так легко объясняется. Человек не может быть «просто» трусом.

— Но если бы люди расставались друг с другом каждый раз, когда им этого хочется, на свете вообще не осталось бы никаких отношений.

— Да, но если тебе хочется этого несколько лет подряд?

— Я не ожидала, что ты станешь давать мне советы, как поступить.

— Я сама этого от себя не ожидала. Но из того, что ты мне сейчас рассказала, вывод напрашивается сам собой. Я просто говорю тебе то, что от тебя же и услышала. Кроме того, все это несправедливо по отношению к Марку. Не говоря уже о Бобе.

— Я ужасный человек.

— Да нет же, дурочка! Ты прекрасный человек! Вот почему ты так нужна всем этим мужчинам. Просто ты немного запуталась и пытаешься найти правильный выход из положения. Я думала, что мне стоит остаться с Кристофером, несмотря на то что мы друг другу не подходим, потому что мне казалось, будто страсть можно как-то выработать с годами или научиться ей. Но невозможно просто взять и принять решение быть счастливой — и научиться страсти, по-моему, тоже нельзя. И к тому же, помнишь, мы с тобой уже как-то говорили о том, что никто не знает, какой он, этот «правильный выход».

— Да, но насколько важно мое счастье в этой общей схеме? В мире полно несчастных людей, и они просто берут и живут себе дальше. Мои проблемы по сравнению с их несчастьями — просто смех и ерунда. Вот если бы Боб был моим отцом-инвалидом, я бы не могла от него уйти и просто вынуждена была бы держаться. Я все пыталась внушить себе, что он — мой отец-инвалид, но из этого ничего не вышло.

Я рассмеялась:

— Неудивительно, что у вас не ладилось с сексом!

— Да уж, ха-ха.

— Ну и, кроме того, отцы-инвалиды не мешают людям влюбляться в кого им хочется.

— В телесериалах очень даже мешают.

— Да, но в телесериалах никто не будет против, если ты влюбишься. Разве не для того им нужны отцы-инвалиды? Они выполняют роль преграды на пути героя или героини. Просто очередная версия родителя, который хочет удержать тебя в родном гнезде, или выдать замуж, или заставить заняться семейным бизнесом. Когда у тебя есть такая преграда, ты просто обязана влюбиться, чтобы отец-инвалид смог жить своей жизнью и не полагаться во всем лишь на тебя одну.

— Да, это правда.

— А ваши отношения с Бобом — это совсем другое дело. Вам непременно нужно заниматься сексом, и ты не можешь любить никого другого.

Либби поднесла ладонь к губам и снова ее убрала.

— Господи боже, — прошептала она. — Ты права.

— Прости уж за прямоту.

— Господи, — повторила Либби. — Да нет же, наоборот мне все вдруг стало ясно. Теперь я точно это сделаю. Я от него уйду.

— В этом будет смысл. Как ты и хотела.

— Черт.

— Да.

— Значит, мое падение продолжается.

— Почему обязательно падение? Ты не можешь предугадать, что случится. Когда я уходила от Дрю к Кристоферу, я думала, что поступаю очень плохо, но после того как мы расстались, на Дрю посыпались отличные роли, и он начал встречаться с Розой Купер. Она всегда ему нравилась, и все сложилось самым лучшим образом, ну по крайней мере на какое-то время… А я в результате застряла тут в Дартмуте с Кристофером, как кролик, угодивший в ловушку…

У Ви была одна любимая народная сказка — про кролика, который попался в ловушку. Приходит койот и спрашивает у кролика, что он делает и почему сидит здесь. Кролик рассказывает, что фермер был так недоволен тем, что он отказывался есть вместе с ним дыни, что посадил его в эту ловушку и теперь будет заставлять его есть вместе с ним курицу. Койот выпускает кролика из ловушки и сам забирается на его место, потому что ему хочется поесть вместе с фермером курицу. Когда приходит фермер, он, конечно же, пристреливает койота. Это была не совсем история без истории. Это была в каком-то смысле вполне традиционная сказка со всеми видами перестановок (койот из свободного превращается в плененного; кролик из обманутого превращается в обманщика, и так далее), которые приносят слушателю удовлетворение просто потому, что кролик, существо более слабое и изобретательное, побеждает койота — персонажа сильного, но глупого. Однако в реальной жизни сила и глупость чаще всего побеждают, а кролики не разговаривают.