Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 1, часть 2)

• Название: В лесах (Книга 1, часть 2)
• Автор: Павел Мельников-Печерский
• Жанр: История

---

ГЛАВА ВТОРАЯ

В один из таких четвергов, незадолго перед масленицей, собралось белиц до двадцати. Тут были и свои, и гости от Бояркиных, от Жжениных и других обителей. Рядами сидели они по скамьям. Кто за пяльцами, кто за кружевной подушкой, а кто и за гребнем, другие, отложив работу к сторонке, весело пересмеивались с подругами. Маленькая, юркая старушка, с выразительными черными глазками, со следами былой красоты, взад и вперед бродила по келарне и напрасно старалась унять разболтавшихся белиц от веселых криков и хохота. Это была мать Виринея, келарь обители. Как ни хотелось старушке положить конец "мирской", "греховной" беседе, как ни хлопотала она, ходя вкруг молодых девушек,- все было напрасно. Слушать ее никто не хотел. Не скупилась мать Виринея ни на брань, ни на угрозы, но это девицам было как к стене горох. Знали они, что добродушная, любящая всех и каждого мать Виринея поворчит, поворчит, а тем дело и кончит.

- Искушение с вами, девицы, беда да и только,- бранилась она.- Эти ваши беседы, эти ваши супрядки - просто господне наказание. Чем бы из Пролога что почитать, али песню духовную спеть, у вас на уме только смешки да баловство. Этакие вы непутные, этакие бесстыжие!.. Погоди, погоди вот, приедет матушка, все ей доложу, все доложу, бесстыдницы вы этакие!.. Слышь, говорю, замолчите!.. Оглохли, что ль? - крикнула она, наконец, топнув ногой. Смолкли девицы, но шушуканье вполголоса не прекращалось.

- Завтра что? Какого святого? - спрашивала мать Виринея, дергая за рукав белицу Евдокеюшку, свою племянницу, жившую при ней в келарне.

- Преподобного отца нашего Ефрема Сирина,- глухо отвечала молчаливая и всегда, на общем даже веселье, сумрачная Евдокеюшка.

- Так, Ефрема Сирина,- продолжала мать Виринея.- А знаете ли вы, срамницы, что это за святой, знаете ли, что на святую память его делать надобно?

- Домового закармливать,- бойко отвечала красивая, пышущая здоровьем и силой Марьюшка, головщица правого клироса, после Фленушки первая баловница всей обители. На руках ее носили и старые матери и молодые белицы за чудный голос. Подобного ему не было по всем скитам керженским, чернораменским. На слова Марьюшки девицы покатились со смеху.

- Что-о-о?.. Что ты сказала?..- быстро подойдя к ней, закричала мать Виринея.

- На Ефрема Сирина по деревням домового закармливают, каши ему на загнеток кладут, чтобы добрый был во весь год,- отвечала Марья, смеясь в глаза Виринее. Пуще прежнего захохотали девицы.

- А вот я тебя за такие слова на поклоны поставлю,- вскричала мать Виринея,- да недели две, опричь черствой корки, ты у меня в келарне ничего не увидишь!.. Во святой обители про идольские басни говорить!.. А!.. Вот постой ты у меня, непутная, погоди, дай только матушке Манефе приехать... Посидишь у меня в темном чулане, посидишь!.. Все скажу, все.

- Ну и посижу,- бойко отвечала Марья.- Эка беда?.. А кто на клиросе-то будет запевы запевать? Ты, что ли, козьим своим голосом?.. - А вот я гребень-то из донца выну да бока-то тебе наломаю, так ты у меня не то что козой, коровой заревешь... С глаз моих долой, бесстыжая!.. Чтобы духом твоим в келарне не пахло!.. Чтобы глаза мои на тебя, бесстыжую девчонку, не глядели!.. - Ну и пойду,- смеясь, отвечала Марья, накидывая на голову большой ковровый платок.- Ну и пойду... Благодарим покорно за угощенье, матушка Виринея,- низко поклонившись, прибавила она и, припрыгивая, побежала к двери.

- Постой, постой, Марьюшка, погоди, не уходи.- ласково заговорила вслед уходившей добродушная Виринея. - Ну полно, девка, дурить,- образумься... Ах ты, озорная!.. Гляди-ка!.. Ну, клади поклоны - давай прощаться.

- Аль уж в самом деле попрощаться с матушкой-то? - смеясь, молвила, обращаясь к подругам, головщица и, приняв степенный вид, стала перед образами класть земные поклоны, творя вполголоса обычную молитву прощения. Кончив ее, Марьюшка обратилась к матушке Виринее, чинно сотворила перед нею два уставные метания, проговоривши вполголоса:

- Матушка, прости меня, грешную, в чем перед тобой согрешила... Матушка, благослови.

- Бог простит, бог благословит,- чинно ответила мать Виринея. Напущенного гнева на лице мягкосердой старушки как не бывало. Добродушно положив руку на плечо озорной головщицы, а другою поглаживая ее по голове, кротко, ласкающим, даже заискивающим голосом спросила ее: - Скажи же, Марьюшка, скажи, голубушка, потешь меня, скажи про святого отца нашего Ефрема Сирина. Чем он господу угодил?.. А?.. Скажи, моя девонька, скажи, умница.

- Святые книги писал, матушка, о пустынном житии, об антихристе, о последних временах,- скромно опустив глаза, отвечала шаловливая головщица.

- То-то, дева,- вздохнув, сказала мать Виринея и, сев на скамью, склонила щеку на руку. - То-то, родная моя, о пустынном житии писал преподобный Ефрем, как в последние дни от антихриста станут люди бегать в дебри и пустыни, хорониться в вертепы и пропасти земные. Про наше время, девонька, про нас писал преподобный. Хоть мы и на каждый час грешим перед господом, хоть и нет на свете грешников паче нас, но по вере мы чисты и непорочны, а по благочестию нет на свете первее нас. За веру и благочестие чаем и грехов отпущения и вечныя жизни в селениях праведных... Ведь и мы, бегая сетей антихристовых,зашли в сии леса и пустыни, все как есть по слову преподобного Ефрема. Потому и надо нам почитать святуюего память... Так-то, девоньки, так-то, разумницы!.. Вот и вы бы почитали от книг преподобного Ефрема Сирина, а я бы, старуха, послушала... Подай-ка мочку, Евдокеюшка,- промолвила мать Виринея, обращаясь к племяннице и садясь за гребень. - Так-то, мои ластовицы,продолжала она, быстро вертя веретеном,- так-то, разумницы. Чем смехотворничать да празднословить, вы бы о душах-то своих подумали... О грехах надо помышлять, девушки, сердцем к молитве гореть, вражеских сетей беречься. А вам все смешки да шутки. Нехорошо это, голубушки вы мои, больно нехорошо. Не живут так во святых обителях. Того разве не знаете, что смех наводит на грех? От малого небрежения в великие грехопадения не токмо мы, грешницы, но и великие подвижники, строгие постники, святые праведные частехонько впадали... О, о, ох, ох, ох!..

Грехи-то наши, грехи тяжкие!.. А вы, девушки, не забыв бога живите, не буянно поступайте... Да ты, Устьинья, что это выдумала?.. Опять хохотать!.. В Москве, что ли, научилась? Смотри у меня!

-Да я ничего, матушка,- молвила, едва сдерживая смех, молоденькая канонница, только что воротившаяся из Москвы, где у богатых купцов читала негасимую по покойникам да учила по часослову хозяйских ребятишек.

- То-то ничего! Сама грешишь и других на грех наводишь... Ох, девоньки, девоньки, что-то глазыньки у меня слипаются,- прибавила мать Виринея, кладя веретено и зевая,- хоть бы спели что-нибудь, а то скучно что-то.

- Мы тотчас, матушка,- лукаво подхватила Марья головщица и, переглянувшись с подругами, начала с ними:

Не свивайся, не свивайся трава с повиликой,

Не свыкайся, не свыкайся молодец с девицей,

Хорошо было свыкаться, тошно расставаться.

- Ох искушение!.. Ах вы, беспутные!.. Очумели вы, девицы, аль с ума спятили? - в источный голос кричала мать Виринея, изо всей силы стуча по столу кленовым гребнем.- Да перестаньте же, бесстыжие, перестаньте, непутные!.. Сейчас у меня перестаньте, не то возьму кочергу да всех из келарни вон.Насилу-насилу добилась старушка, чтоб смолкла песня греховная. Зато шутливая болтовня и веселый хохот поднялись пуще прежнего. Повскакали девицы из-за работы, и пошла у них такая возня, что хоть святых вон неси.

Устала мать Виринея. Задыхаясь, села на лавку, опустила руки на колена.

- Ах, вы, бесстыжие! - изнемогая, ворчала она.- Ах вы, разбойницы! Уморили меня, старуху... Услышит Марья Гавриловна, что тогда будет?.. Что про вас подумает?.. А?.. Погодите у меня, дайте срок: все матушке Манефе скажу, все, все... Задаст она вам, непутные!.. Заморит на поклонах да в темных чуланах...

Нашалившись досыта, усталые девицы, через силу переводя дух, расселись по лавкам, где кто попало. Пристают к Виринее:

- Матушка, не сердись! Преложи гнев на милость?.. Мы ведь только маленько... Прости, Христа ради... Да пожалуйста, матушка... Мы тебе хорошую песню споем, духовную. Так говорили девицы, перебивая друг дружку и ласкаясь к матери Виринее.

- Ах вы, злодейки, злодейки!.. Совсем вы меня измучили... Бога вы не боитесь. Совести нет у вас в глазах... Что вы, деревенские, что ли, мирские?.. Ах вы, греховодницы, греховодницы!.. И голос Виринеи все мягче и мягче становился; не прошло трех-четырех минут, обычным добродушным голосом говорила она пристававшим к ней девицам: - Полно же, полно... Ну, бог простит... Спойте же хорошее что-нибудь... Живете в обители, грех беса тешить греховными бесстудными песнями.

Марья головщица сильным грудным голосом завела унылую скитскую песню. Другие белицы дружно покрыли ее хором:

Воззримте мы, людие, на сосновы гробы,

На наши превечные домы,

О, житие наше маловременное!