Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 2, часть 4)

• Название: В лесах (Книга 2, часть 4)
• Автор: Павел Мельников-Печерский
• Жанр: История

---

Все стали креститься и потом, благодаря за чтение, низко-пренизко поклонились старику.

Усильно сдерживавшая во время чтения рыданья свои, молодая женщина подошла к стоявшему рядом с Васильем Борисычем купцу и, отирая наплаканные глаза, тихим и нежным голосом молвила:

- Пойдем, тятенька, в иное место. Еще чего-нибудь послушаем.

Взглянул Василий Борисыч и загляделся... Такой красавицы сроду не видывал... Что Устинья, что Прасковья Патаповна!..

Следом за ними пошел. Чтоб завести знакомство с купцом, говорит ему:

- А куда как много тут несправедливого и со старыми книгами несогласного.

- Тебе бы, господин честной, лучше уйти, не то - в самом деле - боками поплатишься... Здесь это бывает,- сурово ответил купец.

- Однако ж,- зачал было Василий Борисыч, украдкой взглядывая на красавицу.

- Тебе, господин честной, своя дорога, а нам своя,- сухо промолвил купец, и повернул с дочерью в сторону.

Почесал в затылке Василий Борисыч, постоял маленько на месте и пошел вдоль по берегу.

Видит, в углубленье меж холмов, под ветвистым дубом, сидит человек с десяток мужчин и женщин: не поют, не читают, а о чем-то тихонько беседу ведут. Возле них небольшой костер сушника горит. Тускло горит он, курится-дымится, и нет веселья вокруг... то не купальский костер.

Подошел Василий Борисыч, снял шапку, низенько поклонился и молвил:

- Мир честной беседе.

- Просим милости на беседу,- приветно ответили ему и раздвинулись, давая место пришедшему собеседнику. Сел Василий Борисыч.

- Так видишь ли,- продолжал свою речь седенький, маленький, добродушный с виду старичок в изношенном, заплатанном кафтанишке из понитку, облокотясь на лежавшую возле него дорожную котомку,- видишь ли: на этом на самом месте, где сидим,- городские ворота... Отселева направо вдоль озера сто сажен городу и налево сто сажен городу, а в ширину мера городу полтораста сажен. А кругом всего города рвы копаны и валы насыпаны, а на валах дубовые стены с башнями... Вот мы, грешные, слепыми-то очами ровнехонько ничего не видим, а они тут, все тут, здесь, вот на этом на самом месте... На правом холму собор Воздвиженья честного креста, а рядом Благовещенский, а на левом холму Успенский собор, а меж соборов все дома - у бояр каменны палаты, иных чинов у людей деревянны хоромы из кондового негниющего леса... Вот мы, грехами ослепленные, деревья только видим, а праведный, очи имея отверсты, все видит: и град, и церкви, и монастыри, и боярские каменны палаты.

- Премудрости господни! - глубоко вздохнула старушка в темно-синем сарафане с набойчатыми рукавами, покрытая черным платком вроспуск.- А ведь сказывают, видят же иные люди ту святыню божию.

- Как не видать, бабушка, видят,- ответил старик.- Не всякому только дано.

- Как же бы, батюшка, такую благодать получить?.. Как бы узреть невидимый град да сокровенных-то божьих святых повидать?.. Хоть бы глазком взглянуть на них, родимый ты мой, посмотреть бы на божьи-то чудеса.

- А ты, раба Христова, послушай, что прочитаю, тогда и узнаешь, какими способами невидимый град Китеж возможно узрети...- молвил старик и, вынув из-за пазухи ветхую тетрадку, стал читать по ней:

"Аще ли который человек обещается идти в той град Китеж, и неложно от усердия своего поститися начнет, и пойдет во град, и обещается тако: аще гладом умрети, аще ины страхи претерпети, аще и смертию умрети, не изыти из него,- и такового человека приведет господь силою своею в невидимый град Китеж, и узрит он той град не гаданием, но смертныма очима, и спасет бог того человека, и стопы его изочтены и записаны ангелами господними в книзе животней".

- Вот оно как, старушка божия!..- примолвил старичок.- Вот каким людям дается божественная благодать невидимый град видети и в нем со блаженными пребывати.

- Ох, господи Исусе Христе, сыне божий!.. Пресвятая владычица богородица!.. Илья пророк!.. Никола милостивый!..- умиленно взывала старушка, не зная, про что бы еще спросить у грамотея.

- А ты вот слушай-ка еще,- молвил он ей, перевернувши в тетрадке два-три листочка: - "Аще кто нераздвоенным умом и несумненною верою обещается и пойдет к невидимому граду тому, не поведав ни отцу с матерью, ни сестрам с братиями, ни всему своему роду-племени,- таковому человеку открыет господь и град Китеж и святых, в нем пребывающих".

- Ну, а если кто не снесет? - после недолгого общего молчанья спросил у старика-грамотея пожилой крестьянин, по-видимому дальний, перед тем внимательно слушавший чтение.

- И про таковых в "Летописце" помянуто,- молвил грамотей и продолжал: "Аще же кто пойдет, обаче мыслити начнет семо и овамо, или, пойдя, славити начнет о желании своем, и таковому господь закрывает невидимый град: покажет его лесом или пустым местом... И ничто же таковый человек получит себе, токмо труд его всуе пропадет. И будет ему соблазн, и понос, и укор, и от бога казнь приимет зде и в будущем веце... Осуждение приимет и тьму кромешную всяк человек, иже такому святому месту поругается. Понеже на конец века сего господь чудо яви - невидимым сотвори град Китеж и покры его десницею своею, да в нем пребывающие не уэрят скорби и печали от зверя антихриста... Кому же применится человек, поругавшийся чудеси тому, и кому будет он службу приносити?.. Воистину самому диаволу применится и всеяростному зверю антихристу послужит, с ними же в геенне огненной пребудет в нескончаемые веки!.."- Ох господи, владыка милостивый!.. Вот оно - грехи-то, грехи-то наши тяжкие!.. Ой, тяжкие, не замоленные!.. Не замоленные, не прощеные!..- со слезами стала причитать старушка...

И другие после того чтения вздыхали с сокрушенным сердцем и слезами.

И на долгое время было молчание... Задумался и Василий Борисыч...

- У нас из волости мужичок ходил в Китеж-от,- сказал молодой парень, сидевший возле костра.

- Что же? - разом спросило его несколько голосов.

- Не попал,- молвил парень, расшвыривая плохо горевший костер.

- Как же дело-то было? - спрашивали парня... И тот, присев у костра, спросил, обводя глазами собеседников:

- Про Красноярский скит слыхали?

- Как не слыхать про Красноярский скит! - одни отвечали ему.

- Еще бы не знать Красноярского скита,- отозвались другие.

- Ноне там всех заковали: и старцев и бельцов, всех в город угнали,кто-то сказал...

- Он самый и есть,- молвил парень.- Игумном у них отец Михаил.

- И отца Михаила довольно знаем,- заговорили одни.

- И его, сердечного, посадили! - всхлипнула старушка.

- Учительный старец, благочестивый,- заметил старик-грамотей.

- Баня у него знатная! - отозвался один из собеседников.

- Свят человек перед господом,- вздохнула старушка.

- За фальшивы бумажки сидит,- сказал кто-то.

Только что смолкли голоса, парень стал продолжать:

- Был в нашей волости мужичок, Перфилом звать, Григорьич по батюшке... человек тихий и кроткий, жил по боге, не то чтоб от него кому обида какая али бы что - ни-ни... Все, бывало, над книгами сидит, все над книгами... И начитал он в тех книгах про этот самый Китеж... Стал в путь собираться, домашние спрашивают: "Куда, дедушка?.." Молчит, никому не сказывает, вот как сейчас было читано, чтоб, значит, никому не поведать... Приходит в Красноярский скит, к отцу Михаилу... На духу спрашивает его по тайности, как идти ему к невидимому граду. Отец Михаил наставляет: "Перво-наперво, говорит, ступай ты на Волгу в Городец. Тот Городец, по писанию, Малый Китеж выходит. Оттоль идти на полунощник, все на полунощник, ни направо, ни налево не моги своротить. Перейдешь реку Узолу, перейдешь Санду-реку, а третью, Санахту перейдешь ты и Керженец - то путь, коим князь Георгий к Большому Китежу шел. А за Керженцем в лесах "тропа Батыева". Иди той тропой, пролагай путь ко спасению... Будут тебе искушения и от вражия силы страхования: бури и дожди, хлад и зной, змеи и лютые звери, но ты на страхи не взирай, иди себе тропой Батыевой, пролагая путь ко спасению, не сворачивай ни на десно, ни на шуе..." Благословил Перфила Григорьича отец Михаил; пошел тот.

Остановился парень, будто к чему-то прислушаться... Ничего не слыхать; только по роще, как шум отдаленных потоков, тихие речи людские звучат...

- Пошел Перфил Григорьич в Вознесенье, привезли перед Покровом,- продолжал рассказчик.- Привезли - узнать нельзя, лица на нем нет, оборванный весь, кафтанишка висит клочьями, рубаха с плеч валится, сапоги без подошв, сам весь рваный да перебитый: синяк на синяке, рубец на рубце. Лева рука перешибена, спина драная... Сам еле дышит, насилу в избу втащили. Встречают домашние Перфила Григорьича, и рады ему, и плачут над ним... "Дедушка, говорят, где, родной, побывал?.. Какой злодей тебя, болезного, так изобидел?.." А Перфил Григорьич молчит, ни сыновьям, ни невесткам слова не молвит про свои похожденья... Обмыли его, одели, напоили, накормили, в баню сводили, на ноги поставить не могли... Похворал зиму-то, в понедельник на Святой богу душу отдал... Твердый был старик... По нонешним годам молодых таких немного... Сорок восемь медведей на веку уложил...