Синклер Льюис - Главная улица

• Название: Главная улица
• Автор: Синклер Льюис
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1965

В первом томе Собраний сочинений представлен роман "Главная улица" в переводе Д. Горфинкеля.

---

В этот сентябрьский воскресный вечер на ней было кружевное платье на бледно-розовом чехле. Недолгий сон стер легкие линии усталости вокруг ее глаз. Она была молода, наивна и возбуждена вечерней прохладой. Сбросив пальто на стул в передней, она влетела в зеленую плюшевую гостиную. Хозяева и гости старались поддерживать оживленный разговор. Она увидела перед собой мистера Марбери, школьную учительницу гимнастики, управляющего местным отделением Северной железной дороги, молодого адвоката. Но был тут также и незнакомый ей человек — грузный, высокий мужчина лет тридцати шести или семи, с тусклыми каштановыми волосами, властным ртом и добрым взглядом, внимательно следившим за всем окружающим. В одежде его не было ничего примечательного.

Мистер Марбери прогудел:

— Кэрол, подите сюда и познакомьтесь с доком Кенникотом, доктором Уилом Кенникотом из Гофер — Прери. Он производит все освидетельствования при страховании в этом медвежьем углу и, говорят, умеет неплохо и лечить!

Пробираясь к незнакомцу и бормоча невнятное приветствие, Кэрол припомнила, что Гофер-Прери — городок с тремя тысячами жителей среди пшеничных полей Миннесоты.

— Рад познакомиться, — сказал ей доктор Кенникот.

У него была сильная рука с мягкой ладонью. На тыльной стороне кожа огрубела, и на ее красном загаре выступали золотистые волоски.

Он посмотрел на Кэрол с каким-то приятным удивлением. Она высвободила руку и пролепетала:

— Мне надо на кухню — помочь миссис Марбери.

Больше она с ним не говорила, пока не поджарила хлебцы и не раздала бумажные салфетки, после чего Марбери поймал ее, закричав:

— Будет вам суетиться! Подите сюда, присядьте и расскажите нам что-нибудь забавное.

Он усадил ее на диван рядом с доктором Кенникотом, который неопределенно поглядывал кругом и сутулил могучие плечи, словно недоумевая, чего от него хотят. Когда хозяин дома оставил их, Кенникот как бы пробудился:

— Марбери говорит, что вы очень важная персона в публичной библиотеке. Вот уж не ожидал: вы для этого как будто слишком молоды. Я думал, что вы совсем девочка, может быть, даже еще учитесь в колледже!

— Что вы, я ужасно стара! Мне скоро придется красить губы, и каждое утро я ожидаю, что найду у себя седой волос.

— Ого! Так вы действительно очень стары. Пожалуй, слишком стары, чтобы быть моей внучкой!

Так в аркадской долине коротали часы нимфа и сатир. Именно так, а не медовыми пентаметрами беседовали в тенистой аллее прекрасная Элейн и престарелый сэр Ланселот.[14]

— Вам нравится ваша работа? — спросил доктор.

— Работа приятная, только иногда я чувствую себя отрезанной от жизни за этими стальными стеллажами и грудами карточек с красными штампами.

— Вам не надоел город?

— Сент-Пол? Как! Вам он не нравится? Разве можно представить себе что-нибудь более живописное, чем вид с Верхней авеню на обрывы Миссисипи за Нижним городом и фермы, рассыпан-ные по склонам вдали?

— Все это так, но… Правда, я прожил в Сент-Поле и Миннеаполисе девять лет, окончил здесь университет и стажировал в миннеаполисской больнице, но все-таки… как бы вам сказать… здесь не сойтись так с людьми, как у нас дома. Я чувствую, что кое-что значу в делах Гофер-Прери, а в большом городе с двумя-тремястами тысячами жителей ты все равно что блоха на спине у собаки. А потом я люблю поездки по деревням и охоту. А вы вообще знаете Гофер-Прери?

— Нет, я только слыхала, что это славный городок.

— Славный? Скажу по совести… Конечно, я, может быть, пристрастен, но я видел множество городов — я однажды ездил на медицинский съезд в Атлантик-сити и провел около недели в Нью-Йорке! Но я никогда не видел города с более предприимчивым населением, чем Гофер-Прери. Брэзнаган — вы знаете? — автомобильный король — происходит из Гофер-Прери! Там он родился и воспитывался. И это чертовски красивый город. Много зелени — клены, тополя, — и два живописнейших в мире озера тут же, под самым городом. У нас уже есть семь миль настоящих тротуаров, и с каждым днем прокладываются новые… А ведь сколько городишек довольствуются дощатыми мостками! Мы не из таких, уверяю вас.

— В самом деле?

(Почему подумала она о Стюарте Снайдере?)

— У Гофер-Прери большая будущность. Вокруг — лучшие молочные фермы и пахотные участки в штате; земля уже сейчас идет по полтора доллара за акр, а лет через десять, я уверен, дойдет до двух с четвертью!

— А… Скажите, вы любите свою работу?

— Не могу себе представить лучшей. Приходится много бывать на воздухе, а для разнообразия можно и на приеме посидеть.

— Я не в этом смысле. Я хочу сказать, она, верно, доставляет столько возможностей проявить сочувствие к людям?

Доктор Кенникот пренебрежительно усмехнулся.

— О, эти немцы-фермеры не нуждаются в сочувствии! Все, что им требуется, — это ванна и хорошая доза английской соли.

Заметив, что Кэрол поморщилась, он поспешно переменил тон:

— Я хочу сказать… я не хотел бы, чтобы вы приняли меня за старого коновала, который от всех болезней лечит английской солью и хиной. Но, знаете, мои пациенты — все больше заскорузлые фермеры, и с ними сам поневоле сделаешься толстокожим.

— Мне кажется, что врач может изменить облик всего общества, если только он хочет этого и ставит перед собой известные цели. Обычно он единственный образованный человек в округе, так ведь?

— Это верно, но, боюсь, большинство из нас быстро покрываются ржавчиной. Нас заедает повседневная рутина: роды, тифы и вывихнутые ноги… Нам нужны женщины вроде вас, которые бы нас тормошили. Вот вы действительно-переделали бы город.

— Нет, куда мне! Я слишком ветрена. Представьте, я когда-то и вправду думала об этом, но до дела у меня почему-то так и не дошло. Да где уж мне поучать вас!. '.

— Ну нет, как раз вы были бы тут на месте. У — вас есть мысли, но есть и женское обаяние. А сколько женщин, право, присоединяются ко всем этим «движениям» и жертвуют при этом…

После нескольких замечаний о суфражистках он начал расспрашивать Кэрол о ней самой. Его ласковый голос и сила, исходившая от него, обволакивали ее, и она уже готова была смотреть на него, как на человека, имеющего право знать, что она думает, ест, носит и читает. В нем было что-то надежное. Из малопонятного ей незнакомца он вырастал в друга, чья беседа дарила ей что-то новое и значительное. Кэрол отметила про себя ширину его могучей груди. Его нос, на первый взгляд неправильный и слишком крупный, вдруг показался ей мужественным.

Из этой сладкой сосредоточенности ее вырвал голос Марбери, подскочившего к ним и завопившего на всю комнату:

— Послушайте, чем это вы оба так поглощены? Гадаете друг другу или любезничаете? Позвольте предупредить вас, Кэрол, что доктор — заядлый холостяк. Идите сюда, пора поразмять ноги. Потанцуем или поиграем во что-нибудь!

Больше ей не пришлось беседовать с доктором Кенникотом, пока гости не стали расходиться.

— Мне было очень приятно познакомиться с вами, мисс Милфорд. Могу я навестить вас, когда буду опять в городе? Я бываю здесь часто — привожу тяжелобольных в клинику, знаете ли, или если что-нибудь случится…

— Ну что ж…

— Скажите мне ваш адрес.

— Спросите у мистера Марбери в следующий приезд, если вы вправду хотите знать.

— Вправду ли? Вот увидите!

II

О любви Кэрол и Уила Кенникота нечего рассказать, кроме того, что можно услышать в любой летний вечер в любом тенистом уголке. Биология и мистерия. В их речах была банальность и поэзия, в их молчании — удовлетворенность или трепет, когда его рука ложилась на ее плечи. Тут была вся красота молодости, впервые замеченной, когда она готова уже уйти, и вся обыденность ухаживания преуспевающего неженатого мужчины за миловидной девушкой, немного уставшей от служебной лямки и не видящей впереди ничего яркого, никого, кому она была бы рада себя посвятить.

Они честно нравились друг другу — оба они были честны. Ее огорчала в нем жажда наживы, но она была уверена, что он не обманывает своих пациентов и следит за медицинскими журналами. А его мальчишеская веселость на их совместных прогулках вызывала у нее и нечто большее, чем просто симпатию.

Они уходили из Сент-Пола вниз по реке до Мендоты. В спортивном кепи и мягкой рубашке Кенникот казался стройнее. А Кэрол в темно-сером шотландском берете, синем шерстяном жакете с выпущенным поверх него необычайно широким и от этого очень милым отложным белым воротничком, в юбке, не прикрывающей лодыжек, и спортивных туфельках была совсем юной. Мост Хайбридж, проложенный через Миссисипи, соединяет низкий левый берег с противоположным обрывистым. Глубоко внизу, на Сент-Полской стороне, на илистой отмели жмется жалкий поселок: огороды, в которых копаются куры, лачуги, сколоченные из старых сывесок, листов гофрированного железа и досок, выуженных из реки. Кэрол любила, перегнувшись через перила, глядеть вниз на этот поселок, нищий, как деревушки по берегам Янцзы. В сладостном воображаемом страхе она вскрикивала, жалуясь, что у нее от высоты кружится голова. И испытывала такое понятное удовольствие, когда сильная мужская рука возвращала ей ощущение безопасности, а уши ее не слышали привычных рассуждений какой-нибудь здравомыслящей учительницы или библиотекарши: «Если вам страшно, отчего же вы не отойдете от перил?»