Жан-Поль Креспель - Повседневная жизнь Монпарнаса в Великую эпоху. 1903-1930 гг.

• Название: Повседневная жизнь Монпарнаса в Великую эпоху. 1903-1930 гг.
• Автор: Жан-Поль Креспель
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02368-4

Эта книга посвящена повседневной жизни Монпарнаса, одного из знаменитейших районов Парижа, в самую яркую его эпоху - с 1905 по 1930 годы. В те времена здесь жили и творили, то погибая от нищеты, то утопая в роскоши, такие прославленные писатели и художники, как Аполлинер, Хемингуэй, Модильяни, Пикассо, Шагал и многие другие. Читатель узнает о том, как отапливались и чем украшались их жилища, каково было их отношение к вину и умывальным принадлежностям, как они добывали средства к существованию, ходили в гости, шутили, сплетничали и устраивали потасовки.

---

Типичный пример смешения социальных слоев являла улица Жозеф-Бара. Вдоль нее выстроились новые, внушительного вида дома из тесаного камня - тесаный камень и ворота служили главными и обязательными приметами домов буржуа, - а между ними друг к другу лепились каморки художников и теснились маленькие загородные домишки. К 1914 году в доме 3 как истинные монпарнасцы[6] жили Кислинг, Паскен, Зборовский (последний, правда, поселился здесь в 1915-м). Из дома 6 их созерцали богатые буржуа, ведущие размеренный и замкнутый образ жизни в своих просторных апартаментах, прячась от света за толстыми плетеными или двойными плюшевыми гардинами. Здесь же на первом этаже обосновался Андре Сальмон, поэт и журналист, друживший с Пикассо и Модильяни; благодаря ему установилась связь между двумя домами. Об изначальном предназначении улицы напоминало лишь бистро на углу, посещаемое кучерами и игроками в манилью.[7]

Обеспеченные люди - хочется улыбнуться при мысли о том, что они могли распорядиться своими вкладами, руководствуясь «Справочником рантье», с неподражаемой изобретательностью и полным отсутствием компетенции, составлявшимся тогда Гийомом Аполлинером, - как и мелкие служащие, писатели или художники, довольствовались более чем элементарными удобствами. Поразительно, но в домах, построенных уже после 1905 года, ванные комнаты даже не предусматривались, а имелись только туалеты. Холодная вода в кухонных кранах и газ представлялись верхом роскоши. Зимой в квартирах, где отапливалась лишь столовая, жильцы буквально дрожали от стужи. Поэтому понятно, что мытье выглядело символической процедурой. Добропорядочные граждане считали ножную ванну по воскресеньям вполне достаточной гидротерапией. Те же, кто жил в студиях, не ведали даже самого слова «комфорт». Очень часто обиталища художников в лучшем случае могли порадовать своих непривередливых жильцов фонтанчиком во дворе, куда по утрам они бегали с кувшинами. От отхожих мест исходило такое зловоние, что их ставили на порядочном расстоянии от дома, чтобы вовсе не отпугнуть постояльцев. И никто, похоже, не находил такое положение ненормальным. Шагал, живя в «Улье», уверял, что располагает всеми необходимыми удобствами, ведь в его мастерской был крытый балкон, где он мог спать или грезить о своих летающих ослах и коровах с человеческими лицами. Модильяни выделялся как явление исключительное: он ежедневно мылся в цинковом тазу, который при переездах увозил прежде своих рисунков или скульптур. Подобная чистоплотность считалась одной из странностей его характера и милостиво ему прощалась. Электричество в домах и студиях Монпарнаса стало обычным явлением лишь после 1920 года, а до 1914-го казалось вовсе недостижимой роскошью. Десятью годами раньше многие улицы между Вожирар и Плезанс еще освещались - если это можно назвать освещением - масляными фонарями. Трудно поверить, если бы не рассказы очевидцев.

Все старожилы еще помнят ночной мрак, царивший всюду, даже на бульварах. Между огнями кафе «Версаль» на площади де Рен и более скромным освещением «Клозри де Лила» на перекрестке Обсерватории все тонуло в непроглядной тьме, сеявшей тревогу в душах. Лишь изредка - то здесь, то там - сигналами маяков возникали проблески света: окна «Дома», крохотного бистро на углу бульвара Монпарнас и улицы Деламбр, улицы старьевщиков и клошаров, или ацетиленовые горелки в витринах нескольких продовольственных лавок. «Клозри де Лила» в конце улицы со своими яркими круглыми лампами и огромной, пышущей жаром печью представлялась подарком судьбы - тихой гаванью, куда устремлялся одинокий мореплаватель, думая с облегчением, что избежал неприятных встреч. По рассказам Леона Молле, выросшего здесь и ставшего правой рукой Аполлинера, за что тот «произвел его в бароны», в потемках бульвара происходили разнообразные события. В нишах ворот укрывались парочки влюбленных, свои счеты сводили старьевщики, сутенеры - конкуренты «Бюбю с Монпарнаса» - выясняли отношения на ножах… Благоразумие требовало не проявлять любопытства, а поскорее убираться оттуда. В зимний сезон буржуа VI округа с наступлением темноты забирались в свои утепленные меблированные норы, и для порядочной женщины верхом неприличия было показаться на улице после шести часов вечера.

В глубь веков

Но нет худа без добра: относительно неспокойная обстановка округа в некоторой степени оберегала размеренное течение его жизни и привлекательные черты. Свободный горизонт, широкие проспекты, сельский уклад жизни обитателей, отсутствие заводов - многие считали все это положительными сторонами Монпарнаса, и парадоксально, но факт: здесь стремились обосноваться литераторы, профессора, художники - все, кого сегодня называют людьми свободных профессий. Сразу необходимо подчеркнуть полную необоснованность легенды, приписывающей расцвет Монпарнаса заслугам художников, в частности иностранцев, приехавших сюда перед Второй мировой войной. Монпарнас в течение уже нескольких столетий посещали художники и крупнейшие писатели. Еще до Монмартра, например, в XVII веке, здесь жил Шацинт Риго, автор коронационного портрета Людовика XIV; загородный дом Риго до сих пор стоит на бульваре Монпарнас под номером 85. Не так давно вокруг этого здания, занимаемого администрацией нефтяной фирмы, развернулась настоящая кампания в целях переселения туда Дома художников, основанного фотографом Марком Во, прежде уже создавшим Музей Монпарнаса неподалеку от этого места в незанятом помещении ресторана «Сюркуф» на углу бульвара и улицы Монпарнас. В XIX веке на Монпарнас приехали очень многие художники и литераторы. Первым был Шатобриан, в 1826 году остановившийся в доме 88 на улице д'Анфер. Он подробно описал свой дом в «Замогильных записках». Почти в то же время Виктор Люго, заявлявший: «Я хочу быть Шатобрианом, или никем» , жил в доме 11 на улице Нотр-Дам-де-Шам в двух шагах от критика Сент-Бева, своего холостого предприимчивого друга. В период написания «Эрнани» и «Марион Делорм» молодой Гюго любил бродить по округе, разглядывая улицы, дома, кабаре и подмечая сценки из уличной жизни. Позднее он, видимо, воскресил в памяти свои впечатления и использовал их в «Отверженных». Бальзак тоже расположился на границе района, на улице Кассини в доме 6 (на месте сегодняшнего номера 1). Дом, увы, не сохранился, но остались рисунки. Бальзак провел там всего пять лег, но за это время им были написаны «Последний из Шуанов», «Шагреневая кожа», «Физиология брака»…

Позже, в интересующий нас период, на улице Кассини проживали: художник Ж.-П. Лоран, именитый штамповщик заказных исторических полотен; астроном Камиль Фламмарион, устроившийся поближе к своим телескопам; Ален-Фурнье, создавший здесь «Большого Мольна» и не вернувшийся с войны… И еще профессор естественных наук Жорж Жером, написавший в доме 30 по проспекту Обсерватории «Семью Фенуйар» и «Ученого Косинуса», прославивших его под именем Кристофа. Часть проспекта Обсерватории, расположенная ближе к Латинскому кварталу, нечто вроде окраины с деревенскими домами, разбросанными среди садов и монастырских угодий, стала излюбленным местом литераторов и особенно университетских преподавателей, поскольку рядом находилась Сорбонна и другие высшие учебные заведения… В любой день мы бы обязательно встретили здесь молодых людей, сопровождавших какого-нибудь профессора в рединготе и цилиндре, и очень вероятно, что эти беседы, бывшие в действительности продолжением лекции, заключали в себе суть тогдашнего образования. Так, после лекции в Школе высших знаний эллинист Виктор Берар довольно долго добирался до своего дома на проспекте Данфер-Рошро, 75 - так плотно обступали его ученики.

После падения Коммуны в одной из мансард на улице Кампань-Премьер поселились два молодых человека почти одного возраста - Рембо и Форен. Странное сожительство. Хотя Форен был старше Рембо всего на два года, чувствовалось его превосходство и слегка покровительственное отношение к Рембо, вскоре ставшее причиной стычек, бурных ссор и окончательного разрыва. На исходе второго месяца совместного проживания Форен съехал с квартиры, обвинив товарища в пьянстве и нечистоплотности. Составить представление о жизни монпарнасской творческой молодежи в конце XIX века позволяют изложенные им уже в старости подробности. «Я прожил вместе с Рембо, - рассказывал он Рене Жемпелю, - два месяца в ужасающего вида каморке: его в ней все устраивало, даже нравилось, он и сам ходил вечно грязный. Мы делили одну кровать на двоих: он спал на пружинах, а я - на полу, на матрасе. У нас имелся «большой» - величиной со стакан - кувшин для воды, но, похоже, для Рембо и он был слишком велик. Я же ходил умываться во двор, раздевшись по пояс, как в полку. С Рембо невозможно было ужиться, потому как он здорово злоупотреблял абсентом. За ним заходил Верлен, оба относились ко мне с презрением за то, что я не присоединялся к ним. Их пороком было пьянство, а не разврат, как считают некоторые. Нет, нет! Я никогда ничего не видел и совершенно в это не верю.[8]