Шапи Казиев - Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке

• Название: Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке
• Автор: Шапи Казиев
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02585-7

Книга открывает читателю колоритную панораму жизни народов Северного Кавказа в XIX веке. На основе разнообразных этнографических и исторических материалов авторы рассказывают о самобытной культуре и древних обычаях, об устройстве горского общества и семьи, уникальных искусствах и ремеслах, костюмах и пище, праздниках и развлечениях, медицине и долгожителях, а также о других сторонах жизни горцев. Многие из описанных традиций сохранились и ярко проявляются в современной жизни горских народов. По охвату тем и разнообразию материалов издание не имеет аналогов и представляет собой своеобразную энциклопедию о жизни горцев Северного Кавказа.

---

В начале XIX века в селениях Дагестана преобладали одно-двухэтажные дома с небольшим двориком («азбар», «шеркала», «прхъяй»). Жилые комнаты размещались, как правило, на втором этаже. Перед домом находился небольшой навес (в нагорной части на арке) - предтеча веранды.

Дома украшались орнаментированной резьбой по камню, различными знаками (солярные знаки, рука, лабиринт), поясками, текстами молитв; деревянные оконные ставни и рамы, покрытые резьбой, иногда раскрашивались. Декоративной обработке подвергались не только фасады домов и мечетей, но и мебель, колонны, надмогильные плиты, посуда.

Дома принято было «украшать» навозом: женщины собирали его на улицах и прилепливали на внешние стены. Каждая хозяйка оставляла на «лепешках» свой знак, чаще всего - отпечаток ладони. Высыхая, навоз превращался в кизяк - топливо для печей. Когда навоз привозили с полей, его сначала перемешивали с соломой, а затем сушили.

В каждом доме имелись кунацкие комнаты. Они были убраны с возможным комфортом и содержались в особой чистоте на случай приезда гостя. Детей в кунацкую не пускали.

В жилых комнатах, в стенах были ниши для посуды, книг и т. д. Висели и длинные полки. Несущим стержнем, подпиравшим потолочные балки, являлись большие деревянные столбы, украшенные резьбой и дельтообразно расширявшиеся кверху.

Большая жилая комната служила также и для хозяйственных нужд (хранения припасов и др.). Особое место занимали большие деревянные резные лари, напоминающие современный шкаф (у аварцев - цагьур, у рутульцев - сакиан и др.), которые обычно стояли вдоль северной стены и состояли из нескольких отделений. Здесь хранились мука, бобы, мед, сыр, масло и другие продукты. Во дворе хозяйственных построек не было, там размещалась лишь уборная, в которую, даже если она была пристроена к дому, вел отдельный вход.

Как пишет М. Шигабудинов: «…В жилище ободинцев вела низкая и узкая дверь, состоящая из одной или двух массивных половинок, грубо обтесанных топором. Двери открывались на двух пятах, выступавших сверху и внизу в виде колышков, вставленных в каменные гнезда в каждом конце (сверху и внизу) двери. Это была древнейшая форма дверей. Ни железных замков, ни петель или гвоздей не было. Роль дверной ручки выполняло деревянное или железное кольцо, прибитое к открываемой створке… Жилище запиралось изнутри и снаружи либо деревянной задвижкой, либо сверху деревянным бруском, который продевался в отверстие, выдолбленное в верхней створке двери. При такой форме никакие «ключи» не требовались, и дверь запиралась вставлением в дырку бруска. Открывались двери внутрь. Ворота обычно не запирались, закрытыми их удерживал простой большой камень. Но даже дети могли его отваливать».

К середине XIX века размер двора сельской усадьбы увеличился, появился навес, под которым хранились хозяйственный инвентарь, топливо, навоз, а в жаркое время отдыхал скот.

Ближе к концу века дома строили уже большие, двухэтажные, со множеством помещений самого различного назначения. Во дворе появились сад и огород, в которых высаживали фруктовые деревья, тутовник, виноград, сеяли кукурузу, бобы. Навесы обстраивались со всех сторон, превращаясь в амбары, склады, конюшни. Мелкий рогатый скот часто держали в помещениях первого этажа. Появились крытые дворы, где для освещения делали бойницеобразные щели или оставляли в центре крыши небольшие оконца.

Характерное описание узденской усадьбы Дагестана находим в воспоминаниях А. Омарова: «Дом наш на вид не отличался ничем от прочих домов аула, разве только был просторнее многих из них. По состоянию нашему он стоял выше среднего, а по чистоте узденского нашего происхождения пользовался особенным уважением и принадлежал к числу почетных домов. Архитектурное расположение его тоже не особенно отличалось от прочих. Вход с узенькой улицы вел полукругом во двор, вымощенный плоскими камнями; направо в первом этаже помещался сарай, в который вела одна маленькая дверь. Внутри сарай разделялся на 4 отделения: одно называлось ослиным сараем, другое - бычачьим, третье - коровьим, а четвертое - конюшнею.

Над сараем находились жилые комнаты, принадлежавшие одному дальнему родственнику матери, и потому он был обязан поправлять потолок сарая; починка же стен от фундамента до потолка лежала на обязанности нашей. Дальше, напротив входа во двор, стояла двухэтажная сакля, в которую входили тоже через маленькую дверь. За дверью шел длинный коридор вдоль всего дома, а направо шла лестница наверх. Коридор освещался маленькими отверстиями, выходящими на двор.

Напротив входа была комната, весьма сырая и темная, в которой на полу кругом стен стояли большие глиняные кувшины; в них держали муку, толокно, сывороточный уксус, грушевый квас и пр., в маленьких же кувшинах хранили масло, сыр и мед. В углу лежали серпы, топор, кирка, шерстяные веревки, ремни и т. п. Это была так называемая кладовая, которая замыкалась. Налево, рядом с кладовой, была другая комната, освещавшаяся тремя большими амбразурами, верхние концы которых доходили до самого потолка и были покрыты сажею, наподобие черного инея. Потолок также был закопчен от дыма и блестел, как черная клеенка. В углу, под одной из амбразур, стояла печь, похожая на те печи, которые делаются для выжигания кирпичей или извести. В этих печах топят кизяками и саманом. На верхнее отверстие ставят котел, в котором варится что-нибудь, потом котел снимают и вытаскивают из печи наружу часть огня в круглое углубление (вилах), сделанное нарочно для этого (в зимнее время все семейство горца сидит кругом этого углубления, протянувши голые ноги к краю его для согревания). Потом прилепляют к раскаленным стенам печи хлебные лепешки (чуреки) и верхнее отверстие закрывают плоским камнем, служащим иногда и сковородою для печения чего-либо. Такие печи делаются без труб, и потому дым частью поднимается прямо к отверстию, находящемуся над печкою, и частью распространяется по всей комнате, так что в зимнее время в ней не видно ничего и нет возможности стоять от удушливого дыма.

На одной стороне комнаты вдоль стены были деревянные полки, на которых лежали котлы, чашки (деревянные, глиняные и медные), сито; там же, на стене, висела большая деревянная чашка, деревянный же сосуд с резьбою, называемый кусридичу, из которого торчали деревянные ложки и палочки, служащие у горцев вместо вилок. С другой стороны у стены стоял громадный деревянный сундук (су) длиною около 5, а вышиною до 3 аршин, украшенный местами грубою резьбою. Сундук этот имел в себе три отделения, в которых хранился зерновой хлеб - пшеница, ячмень и просо. Эта комната служила зимней кухней. Левее ее, с коридора, был вход в большую комнату, построенную на арках, без штукатурки, там лежали сено и солома для скота. На верхнем этаже находился балкон, с которого входили в светлую комнату, служившую летней кухней. Далее была большая комната, потолок которой был увешан сушеной бараниной и курдюками различных времен; одни из них уже висели года четыре и были темно-желтого цвета, другие - три года и т. д. Под курдюками стояли чашки для вытекающего из них сала (старые курдюки занимают почетное место в пище горцев, и не иначе варят их, как только для самых роскошных обедов; часто также кормят ими больных как лекарством). Стены были увешаны всякого рода посудою; тут были медные тазы разной величины, такие же кувшины, чашки, подносы, - что составляет главное домашнее богатство горца; такая же посуда глиняная, фарфоровая, стеклянная, а также тарелки с узорами, которые почти никогда не бывали в употреблении, а служили только для украшения.

В одном из углов комнаты была сложена постель, то есть несколько тюфяков, сделанных из пестрого шерстяного паласа, домашней ткани и пестрого грубого холста, набитых шерстью или мягкою травою; несколько одеял из персидской бумажной материи и столько же подушек, набитых тоже шерстью или просто ватою. Эти подушки были покрыты грубою ситцевою матернею и никаких наволок не полагалось для них… Между постелью были сложены разноцветные войлоки с цветными шерстяными кистями по краям, служившие простынями для постели; далее большие овчинные шубы, новые и старые, на колышках же, вбитых в стену, висели маленькие ночные папахи из бараньей шкуры. В той же комнате стояло несколько сундуков персидской работы, покрытых разукрашенной жестью; в них хранились одежды, разные материи и другие вещи. Сундуки эти принадлежали исключительно матери, и отец никогда в них не заглядывал, потому что для мужчины считается неприличным смотреть в женский сундук.

Дальше, с боку этой комнаты, была еще маленькая комната, вся застланная коврами и паласами, со многими нишами в стенах, наполненными арабскими книгами. Комната эта была гораздо чище других и освещалась двумя окошками, украшенными деревянною резьбою в персидском вкусе. На потолке ее были различные надписи-изречения из Корана, молитвы и арабские стихи, в таком роде: «Дом, семейство и все имущество наше суть не что иное, как временно порученное нам; рано или поздно нужно возвратить их владельцу». Снаружи, над дверью, было вырезано на камне двустишие на арабском языке такого содержания: «О дом, да не войдет в тебя печаль, и да не играет судьба с жильцом твоим! Как ты уютен для каждого гостя, когда чужеземец нуждается в отдыхе!» Эта комната (тавхана) служила кабинетом для отца: в ней он просиживал почти целый день и читал книги или молился; в ней же принимались и гости, исключая таких, которые по положению своему и званию не заслуживали слишком почетного приема…»