Ирвин Уоллес - Семь минут

• Название: Семь минут
• Автор: Ирвин Уоллес
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21433-4

Выход в свет скандально известной книги Дж Дж Джадвея «Семь минут» вызывает возмущение в обществе. Книгу считают непристойной, порнографической, требуют запретить ее продажу. Масла в огонь подливает то обстоятельство, что подросток, которого обвиняют в жестоком изнасиловании его подружки, признается, что совершил преступление именно под влиянием этой книги. Молодой перспективный адвокат Майкл Барретт, прочитав книгу, принимает решение выступить в ее защиту. Собирая доказательства в пользу своей «подзащитной», он пытается распутать клубок тайн, окружающих личность автора книги.

---

— Поэт?

— Нет, я…

— Сейчас никогда не скажешь по внешнему виду. Сегодня поэты носят галстуки, а некоторые даже работают зубодерами.

— Я хотел задать несколько вопросов о литературе и писателях. Можно угостить вас?

О'Фланаган посмотрел на свой почти пустой стакан, потом поднял голову. Его рот как бы потрескался по углам и сморщился в улыбку.

— Последнее замечание выдает в вас настоящего поэта, мистер Баннер. Берите стул и подсаживайтесь.

Барретт нашел поблизости свободный стул и сел за круглый столик напротив О'Фланагана. Не успел он сесть, как поэт крикнул официанту:

— Чак, принеси мне двойное бренди с водой. Только сделай двойным бренди, а не воду.

— Виски со льдом, — заказал Барретт.

О'Фланаган начал рассказывать длинный смешной анекдот о сенбернаре и бочонке бренди, в конце которого весело захихикал. Барретт тоже рассмеялся и почувствовал себя свободнее. Принесли стаканы, и О'Фланаган дрожащей рукой поднес свой к губам. Он сделал глоток, причмокнул губами и отхлебнул еще. Половина бренди исчезла.

Потом поэт подмигнул Барретту.

— Нужно подзаправиться, мистер… — На лице появилось отсутствующее выражение. — Совсем плохая память на имена.

— Майк Барретт.

— Барретт, Барретт. Хорошо. Что вы хотели спросить у меня о Париже?

— Когда вы там жили?

— Когда? Дайте подумать. Приехал еще мальчишкой, в тысяча девятьсот двадцать девятом, и оставался, кажется, до тридцать восьмого. Около десяти лет. Потрясающие годы. «Париж просыпается, яркий солнечный свет на лимонных улицах». Это Джойс. Я знал его. Познакомились в Ля Мезон де Амис де Ливр. Знал и Сильвию Бич. И Герту Стейн. Главным местом встреч было «Дом», кафе на Монмартре. Оно, наверное, до сих пор стоит на углу. Собиралась там настоящая богема, а это… — он обвел рукой вокруг, — это подделка, синтетическая богема.

— Вы не возвращались в Париж? — поинтересовался Барретт.

— Возвращался? Нет. Я не захотел портить мечту. Каждый человек получает ежегодную ренту в старости. Так вот, моя рента — старые мечты. Можете себе представить? Сказочное время: каждый или писал, опережая весь свет, или рисовал, или трахался. Господи, каким раем небесным был тот Париж для парня с любознательным членом! Знаете, однажды я трахнул какую-то старую кошелку, а потом оказалось, что она была одной из моделей Модильяни. Как-то я переспал с одним стариком, потому что мне сказали, будто бы он спал с Рембо или Верленом, забыл, с кем точно. Поехали, Барретт!

И он допил бренди.

— Закажите еще, — предложил Майк.

О'Фланаган жестом велел официанту вновь наполнить стакан и кивнул Барретту.

— Мой старый приятель, Уилсон Мизнер, любил говорить: «Как писатель я стилист, и моим самым лучшим предложением было: „Выпей стаканчик за счет заведения“». Ха! — Он рассмеялся, закашлялся и наконец вытер рот рукавом. — О чем мы говорили?

— О Париже.

— Точно, о Париже.

Барретт подождал, когда О'Фланагану пополнят стакан. Поэт немедленно сделал глоток.

— Мистер О'Фланаган, когда вы встретились с Дж Дж Джадвеем?

Услышав имя Джадвея, О'Фланаган перестал пить.

— С чего вы взяли, будто я знал Джадвея?

— Несколько человек говорили мне об этом. Сегодня утром, например, один человек, который когда-то беседовал с вами, доктор Хайрем Эберхарт…

— Кто-кто?

— Он профессор в Колумбийском университете. Написал книгу под названием «За пределами главного потока», в которой упомянул Джадвея. Эберхарт сказал, что вы беседовали несколько лет назад в этом баре.

— Такой карлик? Помню, помню. Почему вас интересует Джадвей? Пишете что-нибудь или как?

— Отвечу откровенно. Я адвокат и защищаю книгу Джадвея «Семь минут» на процессе в Лос-Анджелесе.

— А, тот процесс… — На лице О'Фланагана мелькнула тревога. — Читал, читал… Так вы адвокат? По-моему, из вас там делают котлету. Из вас и… бедного Джада.

— Поэтому я и пришел к вам за помощью. Говорят, что вы были одним из самых близких друзей Джадвея.

— Поэтому я и не собираюсь говорить о нем, Барретт. Я поклялся после его смерти. Его… довели до самоубийства. Джад заслуживает, чтобы его прах покоился в мире. Он заслуживает хотя бы покоя.

— Цензоры не дадут его праху покоиться в мире. Я хочу защитить его, не только спасти книгу и освободить ее, но и заставить уважать его имя. Боюсь, сейчас я в тупике, и мне нужна ваша помощь. — Барретт посмотрел на О'Фланагана, который молча пил бренди. — Мистер О'Фланаган, вы дружили, не так ли?

— Единственный друг, которому он доверял, за исключением Касси Макгро. Скажу вам больше: я горжусь его дружбой. Я знал его. Я знал Джада и Касси, был их другом. Мы познакомились у Сильвии Бич в ее «Шекспир и компания» на рю де л'Одеон, двенадцать. Хемингуэй, Паунд, Фицджеральд, все они околачивались там вместе с Джойсом. Я однажды пришел туда и познакомился с Джадвеем и Касси.

— Когда это было?

— Летом тридцать четвертого, когда он писал книгу.

— Кристиан Леру показал, что Джадвей написал ее за три недели.

— Леру дерьмо. Он вам скажет все, что угодно, за несколько долларов.

Сердце Барретта радостно екнуло.

— Вы хотите сказать, что он солгал под присягой?

— Нет, — возразил О'Фланаган, делая очередной глоток. — Я просто говорю, что он не всегда придерживался правды. Он мне никогда не нравился, и я не хочу о нем разговаривать.

— Так что, большая часть его показаний была правдой?

— Да.

— И рассказ о смерти Джадвея?

— В основном да. Книга вышла. У дочери одного из друзей Джадвея возникли неприятности, и этот друг обвинил Джадвея, потому что тот написал «Семь минут». Потом у Джадвея возникли трения с родителями. Он был очень чувствительным и впал в хандру. Об этом уже говорили на суде.

— Когда он убил себя?

— В феврале года тысяча девятьсот тридцать седьмого от Рождества Господа нашего. Аминь.

— В феврале тысяча девятьсот тридцать седьмого года? Я как раз пришел уточнить эту дату.

Когда Барретт достал из портфеля книгу доктора Эберхарта, О'Фланаган подозрительно покосился на него. Майк открыл книгу на нужной странице и показал О'Фланагану отмеченный абзац.

Закончив читать, О'Фланаган поднял глаза.

— Ну и что?

— Доктор Эберхарт сказал, что узнал об этом от вас.

— Может, и от меня.

— Тогда объясните мне, пожалуйста. Джадвей умер в феврале тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Как он мог слушать репортаж о бое на звание чемпиона мира среди тяжеловесов, который состоялся четыре месяца спустя? Как он мог прочитать книгу Миллера, которая была опубликована два года спустя?

О'Фланаган тупо уставился на Барретта, поднес к губам стакан и сделал медленный глоток. Потом поставил стакан.

— Может, этот Эберхарт не расслышал меня.

— Мистер О'Фланаган, даже если он вас неправильно расслышал, магнитофон не мог расслышать вас неправильно. Он записал разговор с вами на магнитофон и прокрутил его мне по телефону два часа назад.

— Ну, тогда, может, я ошибся. Наверное, в тот вечер я перебрал.

— Эберхарт сказал, что вы были трезвый, как стеклышко.

— Откуда он знал, черт побери?

— Ваш голос показался и мне трезвым.

— Вы знаете, что самыми трезвыми являются самые пьяные люди на земле, и наоборот? — фыркнул О'Фланаган. Потом выпрямился. — Скорее всего, я запутался в датах. Память подводит. Это единственное объяснение. Я хочу еще выпить.

Барретт поймал официанта за рукав и заказал третье двойное бренди для О'Фланагана и второе виски для себя.

— Мистер О'Фланаган, не могли вы ошибиться и в дате смерти Джадвея? Может, он умер позже, скажем, в тридцать девятом или сороковом году, а не в тридцать седьмом?

— Нет, я это точно помню. Я запомнил панихиду. После смерти я много времени проводил с Касси.

Когда принесли стаканы, О'Фланаган взял свой, а Барретт не обратил на выпивку ни малейшего внимания. Он решил пойти по новому следу.

— Вы были с Касси… — повторил он. — А с ней что случилось?

— Она уехала из Парижа. Там ее больше ничто не держало, — ответил О'Фланаган между глотками. Его язык начал заплетаться. — Она вернулась в Америку. На Средний Запад, кажется.

— Что случилось с ее ребенком?

— С Джудит? Лет десять назад я получил от нее открытку. Она уезжала в Калифорнию, чтобы выйти замуж. Больше я о ней ничего не знаю.

— Не знаете, куда именно в Калифорнию?

— Откуда мне знать?

— Существуют доказательства, что Касси Макгро в конце концов вышла за кого-то замуж и жила в Детройте. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Я знаю, что она вышла замуж и вскоре овдовела. Но кроме этого я ничего больше не знаю. Мне неизвестно, что с ней было потом. Наверное, давным-давно умерла. После смерти Джадвея жизнь для нее потеряла всякий смысл. — Он пьяно покачал головой. — Это была идеальная пара. Он высокий, похож на больного туберкулезом, как Роберт Льюис Стивенсон. Она красавица, настоящая баба. Вся Касси в его книге. Мы здорово веселились, взявшись за руки, гуляли по набережным Сены и читали стихи. У них были любимые. Одно я даже запомнил. — Прислонив голову к стене и закрыв глаза, он сказал: — Пьетро Аретино, эпоха Ренессанса.