Маша Трауб - Семейная кухня (сборник)

• Название: Семейная кухня (сборник)
• Автор: Маша Трауб
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55112-5

В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.

---

Я отошла за здание кассы позвонить и заодно пережить несоответствие дресс-коду. Из-за здания вдруг выглянули две девочки и стали шушукаться, показывая на меня пальцем. Потом они скрылись и вернулись с третьей. Опять пошушукались и привели уже целую компанию. Девочки переглядывались, кивали на меня и отворачивались, когда я смотрела в их сторону. На секунду, нет, на долю секунды, я подумала, что вот она – слава. Меня узнали! Я стала знаменитостью, и на меня показывают пальцем! Ведь я писательница и мои фотографии есть на обложках книг. Через секунду я вернула себе разум и схватилась за пудреницу. Лицо было на месте. Я пощупала ширинку, потому что у меня сын и я привыкла проверять ширинку на его брюках. И наконец, посмотрела на свои ноги. Я стояла в разных туфлях – синей на правой ноге и коричневой на левой. Самое удивительное, что если бы не девочки, то я бы этого даже не заметила.

– Как дела? – позвонила мне приятельница.

– Приперлась к сыну на выпускной в разных туфлях, – ответила я.

– Вот поэтому я никогда не покупаю туфли с одинаковыми каблуками, чтобы чувствовать разницу, – заявила подруга.

– Мама, я в разных туфлях! – пожаловалась я матери.

– Ну и что? – не удивилась она. – Я на работу в тапочках уходила, а недавно вышла из поликлиники в бахилах и полдня так проходила.

Надо сказать, Вася повел себя как и его отец. Он не шарахался от меня в сторону и не делал вид, что со мной незнаком. Он смотрел так нежно, так жалостливо, что я чуть не плакала. Зато я сразу забыла про свой свитер и драные джинсы. По сравнению с разными туфлями это была ерунда.

Дети повеселились и приплыли назад, где на причале их ждали родители.

– Ну как? – спросила мама одну девочку.

– Здорово! Представляешь, там одна женщина была в разных туфлях! – сказала девочка.

То есть по сравнению с аниматорами, играми и танцами я осталась в памяти ребенка самым ярким впечатлением.

Выпускной действительно удался. Я стояла на стреме и караулила учительницу, которая курила, прячась от детей. Как только они подходили к двери, ведущей на палубу, я их отгоняла гневными выкриками «Кыш отсюда!» и изображала пинок сначала коричневой, а потом синей туфлей. Затем мальчик Леша, с первого класса влюбленный в девочку Лизу, изображал на корме корабля сцену из «Титаника», и все мамы дружно начали всхлипывать и завидовать Лизе. И почему-то никто в тот момент не закричал: «Слезьте немедленно!»

На самом деле все было и вправду замечательно. Уже дома я сняла наконец разные туфли и пошла мыть руки. И только там, в ванной, увидела, что у меня накрашен только один глаз.

На самом деле круче меня оказалась только шестилетняя девочка Маша – дочка моей подруги. Она поступила в первый класс и поехала отмечать поступление на пикник.

Пикник не заладился сразу же. Детей не могли перевести через дорогу, потому что Маша отказывалась становиться в пару и давать руку мальчику. А когда ее ручонку все-таки впихнули в потную ладонь будущего одноклассника, Маша его укусила. Первую учительницу она облила соком и посадила на нее муравьев, а еще одну девочку, которая что-то Машуне не то сказала, отмутузила, как Валуев грушу.

– Маму в понедельник к директору! – закричала будущая первая учительница.

Так что Машуня установила своеобразный рекорд по вызову родителей в школу – еще до начала учебного года.

Вот я и думаю: что произойдет, когда мой сын будет праздновать следующий выпускной?

Курам на смех

Так вот, про мою встречу с мамой. Когда мы пришли домой и бабушка с облегчением закрыла калитку, мама сразу же пошла в маленькую пристройку, считавшуюся зимней кухней, где у бабушки в огромной бутыли с натянутой резиновой перчаткой на горлышке бродило домашнее вино. На полочке в ковшике всегда стояла очередная «проба». Мама схватила ковшик и жадными глотками выпила половину.

– Кислятина, – прокомментировала она, размышляя, допивать ковшик или нет. После секундного замешательства допила и, уже улыбаясь, вышла во двор.

Я сидела на лавочке, болтала ногами и уписывала огромный бутерброд – здоровенную горбушку хлеба-кирпича, намазанную толстенным слоем масла и сверху посыпанную песком, то есть сахаром.

– Что ты делаешь? – подскочила ко мне мама.

От неожиданности я поперхнулась и закашлялась.

Казалось бы: ну поперхнулась, ну закашлялась. Только не в моем случае. Я могу поперхнуться глотком воды и, если кто-нибудь вовремя не хлопнет мне по спине, умру от удушья. Попавшая не в то горло пища грозит мне верной смертью. Видимо, это у меня началось с того момента, когда мама меня напугала. В общем, я продолжала заходиться кашлем и уже начала синеть, а мама, вместо того чтобы спасать дочь, вырывала из моих рук кусок хлеба. С куском я бы не рассталась ни за что на свете – за такой бутерброд можно было и жизнь отдать, так что я хоть и лежала на земле, издавая хрипы, но бутерброд держала крепко. На нашу возню из дома выскочила бабушка, быстро оценила обстановку, долбанула меня по спине и разомкнула нашу с мамой хватку за бутерброд.

– Пять минут назад приехала и уже тут устроила! – разоралась она на маму. – Ты, кстати, надолго?

– Ей же нельзя столько масла! – заорала в ответ мама. – Куда ты ей такой кусок дала? У нее уже лицо как блин! Когда надо, тогда и уеду!

– У меня не блин! – заорала я в свою очередь.

– Иди, Манечка, покушай во дворе, не слушай свою мать-фашистку, – ласково сказала мне бабушка.

– Немедленно отдай мне хлеб, – строго потребовала мама.

В Москве бы я, конечно, послушалась маму, но здесь, на бабушкиной территории, я была свободна, поэтому со всех ног кинулась за калитку.

Я побежала к своей подружке-соседке Фатимке и на всем скаку врезалась в ее маму, тетю Розу.

– За тобой немцы гнались? – спросила тетя Роза.

Тут я должна прояснить ситуацию, почему она сказала именно «немцы гнались». Бабушки в нашем селе были «военными». Моя прошла всю войну. Мама тети Розы, Фатимкина бабушка, работала в госпитале и была убита, когда в санитарный поезд попала бомба. Даже Варжетхан лично убила немца топором для мяса, чем очень гордилась. Наши мамы были послевоенным поколением, так что воспоминания о войне были живы, и мы, дети, яростно ненавидели немцев и готовили бабушкам на Девятое мая номер самодеятельности, подвывая: «Мне кажется порою, что солдаты… превратились в белых журавлей». Бабушки плакали, и мы тоже.

– За тобой немцы гнались? – спросила тетя Роза.

– Нет, мать-фашистка, – ответила я.

– Иди пирог ешь, – пригласила тетя Роза. – И куру я сварила.

На кухне я быстро поменялась с Фатимкой бутербродом на курицу.

Это еще одно блюдо моего детства, за которое я готова отдать жизнь: курица, сваренная целиком в соленом бульоне. Ничего вкуснее в мире нет. А если взять кусок пирога, кусок курицы, посыпать солью огурчик и положить сверху перо зеленого лука. А-а-а-а! Слюни текут.

Я поужинала, рассказала Фатимке, как крутила на бигуди волосы, она мне обзавидовалась, и только к вечеру я вернулась домой.

Вечер прошел мирно, поскольку я почти сразу легла спать.

Утром мама встала, когда я уже сидела на кухне и ела привычный завтрак – яичница из трех яиц, пышки и кружка какао.

Мама застыла на пороге кухни и смотрела на меня, выпучив глаза.

– Ну вы, б…, даете, – проговорила она наконец.

– Уйди, по-хорошему прошу, – сказала ей бабушка, – а то я за себя не отвечаю. Ты же знаешь, что я контуженая. Дай ребенку поесть нормально, а то…

Мама звонко хлопнула дверью и пошла в сторону кухоньки, где стояла бутыль с домашним вином.

После завтрака я побежала играть с Фатимкой и домой вернулась к обеду.

Дома был кошмар. Бабушка дико хохотала, хватаясь за живот, а мама лежала на диване, свесив голову над тазиком, в котором я обычно мыла ноги.

Мама ругалась матом, когда могла поднять голову над тазиком, и свешивалась обратно. Бабушка уже даже не смеялась, а охала и стонала.

Оказалось, что мама пошла на кухню, где привычно хлебнула из ковшика «пробу» вина. Только в ковшике на полочке оказалось не вино, а разведенная марганцовка для кур и цыплят. Мама уже выхлебала половину ковшика, когда поняла, что пьет не вино. Теперь она умирала над тазиком, а бабушка хохотала.

– Ты это специально? Да? – спрашивала мама, постанывая.

– Ой, курам на смех, – рыдала от смеха бабушка. – А нечего вино с утра хлестать.

Во дворе собирались бабушкины подруги – тетя Роза и Варжетхан. Они рассматривали висевшее на веревке постиранное мамино платье – то, которое «голое», – и ее же кружевные трусы.

– И что, там у них все так ходят? – спрашивала тетя Роза у Варжетхан.

– Откуда я знаю? – пожимала плечами Варжетхан. – Ты же видела, до чего она дочь довела. – Каким-то образом вызывающая длина маминого платья была напрямую связана у них с моей худобой.

– А зачем она марганцовку выпила? – не унималась тетя Роза.