Валерий Осипов - Факультет журналистики

• Название: Факультет журналистики
• Автор: Валерий Осипов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

Роман известного советского писателя Валерия Осипова рассказывает о становлении характеров молодых людей, будущих журналистов. Один из героев романа — Павел Пахомов, человек одаренный, яркий, но несколько «неуправляемый», инфантильный, соприкоснувшись с настоящей рабочей средой, взрослеет, становится вполне зрелым человеком. В романе точно передана атмосфера, приметы жизни начала пятидесятых годов: студенты участвуют в строительстве нового здания университета на Ленинских горах. Волжской ГЭС. Хотя действие романа развертывается почти тридцать лет назад, вопросы, которые поднимает автор, актуальны в наши дни, герои романа близки нашим современникам.

---

Первая сборная не показала во второй половине ни одного индивидуального приема. Игра ее строилась на академическом коллективизме и сухом практицизме, и счет матча неудержимо менялся. К началу шестой минуты фора была уже полностью ликвидирована. Болельщики, по дилетантскому своему недомыслию ценившие в баскетболе только красивое индивидуальное мастерство и личный романтизм каждого игрока — стиль Пашки Пахомова, — сдержанно приветствовали успех первой сборной,

Несколько раз срывал аплодисменты Курдюм. Доктор наук, не проявлявший никакого интереса к мячу, пока он находился в руках игроков, зорко следил за всеми падениями мяча на пол. И как только он, выпав из чьих-либо рук, оказывался на полу, Курдюм стремительно, головой вперед бросался под ноги игроков, накрывая мяч своим телом. И это дало повод болельщикам для разговоров о том, что Курдюм, занимаясь с младенческих лет высшей математикой, по всей вероятности, совершенно напрасно сгубил свою молодость на алгебраические формулы и уравнения. Из него мог бы получиться весьма неплохой регбист.

Пытались повлиять на ход «матча века» своими мамонтообразными фигурами и Тарас с Леней-Бульдозером. Забыв все наставления Левы Капелькина, они, легкомысленно оставив без защиты свое кольцо, пытались забросить в корзину противника несколько мячей.

Но аспирант Валера не дал Тарасу и Лене Цопову ни малейшего шанса изменить счет. И борец-верзила не выдержал Валериного успеха и позора своей команды. Улучив момент, он сделал попытку бросить Валеру через бедро, но Валера что-то такое сделал с ногой и рукой Лени Цопо ва одновременно, в результате чего Леня-Стегоцефал сам полетел в толпу болельщиков под оглушительный хохот последних.

Это было началом конца. Рассвирепевший Бульдозер кинулся на Валеру. Барашкин и Хрусталев, надеясь спасти жизнь лучшему баскетболисту университета, бросились оттаскивать Цопова от Валеры. Неожиданно Лева Капелькин, издав воинственный клич, в котором была вся горечь поражения, как пантера, прыгнул с разбега на спину Барашки-на. Федот пытался стащить Леву, но «олимпиец» Тарас, решив не давать в обиду маленького футболиста, оттолкнул Федота. В живот Тарасу врезался Хрусталев, которого немедленно атаковал Пашка Пахомов.

И тут-то Курдюм, задумчиво наблюдавший всю сцену со стороны, бросился в ноги динамичной скульптурной группе, и вся «нью-хива» вместе с мастерами завалилась на пол.

Рыцарь на общественных началах Костя Хачатуров отчаянно свистел в свой свисток, Нонка стучала в пол палкой, Славка требовала вызвать милицию. На поле хлынули болельщики, и противоборствующие стороны были, наконец, расцеплены и разведены каждая под свое кольцо.

Мастера, не пожелавшие больше иметь с дикой «хивой» никаких дел, высокомерно отказались от выигранных двенадцати бутылок пива и гордо покинули зал.

Уже в дверях их догнала Славка и носовым платком вытерла пот со лба изрядно помятого в столкновении греческо-римского Валеры.

Валера обнял Славку, Славка положила голову на Валерино плечо, и на глазах замерших от удивления зрителей и болельщиков они вышли из зала рядом друг с другом.

Увидев это, Лева Капелькин, несмотря на всю драматичность и даже трагичность ситуации, печально улыбнулся. Один положительный результат встреча мастеров с «нью-хивой» все же дала: судьба Валеры и Славки была решена. Благородный замысел будущего юриста Левы Капелькина был приведен в исполнение.

Часть вторая Пятая французская

1

На следующий день ровно в восемь часов утра Пашка Пахомов вошел в длинный и узкий коридор факультета журналистики, расположенного на втором этаже одного из старых университетских зданий на Моховой улице, во дворе которого стояли в противоположных углах каменные фигуры великих революционных демократов Герцена и Огарева. Как новая восходящая звезда университетского баскетбола, Пашка Пахомов опаздывать на комсомольское собрание своей группы не имел теперь, конечно, уже никакого права.

Пройдя мимо пустынных в этот ранний утренний час маленьких и тесных аудиторий, Пашка уловил в конце коридора жужжание голосов своей родной комсомольской группы и непосредственно устремился на эти звуки, узнать которые, как пчела узнает издалека гул родного улья, Пашка, наверное, тоже смог бы на очень далеком расстоянии.

Пятая французская группа четвертого курса факультета журналистики, к которой имел честь принадлежать студент Пахомов, томилась около входа в шестнадцатую аудиторию — самую большую аудиторию второго этажа, полукруглые ряды которой крутым амфитеатром восходили от черной грифельной доски к потолку.

— Ребята, смотрите, кто пришел! — радостно закричал, увидев Пашку, Боб Чудаков, первый франт и щеголь пятой французской группы. — Сам Пахом пожаловал. Здорово, Павел Феоктистович! Сколько лет, сколько зим?

Пашка солидно, за руку, поздоровался с Чудаковым (не мог же он после вчерашнего своего успеха на кафедре физкультуры по-прежнему изображать из себя легкомысленного и ветреного Пахома?). Борис Чудаков считался хорошим Пашкиным приятелем. Не другом, как, например, Тимофей Голованов, а просто приятелем. Боб Чудаков слыл не только первым франтом и щеголем в пятой французской группе, но и первым музыкантом и знатоком джазовой музыки на всем четвертом курсе. Он хорошо играл на рояле, знал наизусть множество модных мелодий и вообще был сверхсовременным и сверхмодерновым юношей.

Потом студент Пахомов все так же солидно пожал руку Юрке Карпинскому, по прозвищу Карпо, бывшему балетному танцору; Степану Волкову — выходцу из глубин Псковской области, выучившему длинными зимними вечерами в своей деревне под завывание метелей наизусть почти всю Большую Советскую Энциклопедию; Рафику Салахяну — лучшему курсовому поэту; Эрику Дарскому — сыну знаменитого кинорежиссера музыкальных комедий на колхозные темы; Лехе Белову — демобилизованному из армии старшине; и, наконец, башкирскому вундеркинду Фариду Гафурову, самостоятельно изучившему в городе Уфе пять европейских языков.

После этого Пашка повернулся к девицам пятой французской группы и отвесил в их сторону несколько галантных полупоклонов. Девицы все были как на подбор: пышноволосая блондинка Руфа; две подруги-модницы Инна и Жанна; черноокая горянка Сулико Габуния; непрерывно изображавшая из себя, лев-толстовскую героиню (Наташу Ростову) Светка Петунина; дочь известного дипломата Изольда Ткачева; неизлечимая сплетница и скандалистка Галка Хаузнер (по прозвищу Кляузнер); и, наконец, отличница, певунья и хохотушка Оля Костенко — самое миловидное существо во всей пятой французской группе.

И только проделав все это — рукопожатия и поклоны, Пашка Пахомов подошел к своему лучшему другу групкомсоргу Тимофею Голованову и чопорно поздоровался с ним.

— Здравствуй, Павел, — торжественно ответил Тимофей Голованов.

Он поставил в списке комсомольцев пятой французской группы против фамилии Пахомова жирный черный крест и, аккуратно сложив вчетверо список, спрятал его в карман.

Жест этот обозначал следующее: все комсомольцы группы в сборе, собрание можно начинать.

— Товарищи, прошу занимать места, — голосом радиодиктора объявил Голованов и гусиным шагом двинулся в шестнадцатую аудиторию.

Все толпой хлынули за ним.

Пятая французская с шумом рассаживалась в полукруглых рядах круто уходящего к потолку амфитеатра. По установившейся еще с первого курса традиции в первом ряду всегда одиноко восседал староста группы Леха Белов; за ним, во втором ряду, помещались Степан Волков, Рафик Салахян и Фарид Гафуров; средние ряды занимали обычно девицы, а уж зато на самый последний ряд под потолком не мог претендовать никто, кроме Боба Чудакова, Карпо, Эрика Дарского и уж, конечно, самого Пашки Пахомова.

Тимофей Голованов стоял внизу возле трибуны, с которой университетские профессора и доценты читали студентам факультета журналистики свои зажигательные лекции. На фоне грифельной доски Тимофей (темный костюм, белая рубашка, галстук) выглядел весьма внушительно. Значительность его позы подчеркивала большая коричневая папка делегата комсомольской конференции. С выражением снисходительной терпеливости групкомсорг наблюдал за своими непоседливыми подопечными.

Наконец, все расселись по местам и угомонились. Голованов положил перед собой на трибуну делегатскую папку и вытащил из нее несколько исписанных листов бумаги.

— Товарищи, — проникновенно начал Тимофей, — на повестке дня нашего сегодняшнего комсомольского собрания два пункта. Первое: об участии нашей группы в работе курсовых агитбригад на строительстве нового здания университета на Ленинских горах. И второе: разное.

При слове «разное» сидевший в последнем ряду между Бобом Чудаковым и Юркой Карпо Пашка Пахомов саркастически усмехнулся. Уж кто-кто, а Пашка прекрасно знал, что на каждом собрании лучший друг затевает «разное» только для того, чтобы лишний раз пропесочить Пашкину крамольную личность.