Ролан Быков - До и после «Чучела»

• Название: До и после «Чучела»
• Автор: Ролан Быков
• Жанр: Публицистика
• Год: 1985

Ролан Быков в кругу размышлений о своем фильме «Чучело» и широкой зрительской почты по нему стремится осмыслить свои творческие поиски в кино и театре.

---

— Х-х-х…

Взрослые же провожали парочку глазами, переглядывались, качали головами и переговаривались, давясь от смеха:

— «Ети»-то! «Ети»-то… прямо, ой… в тиятер пошли.

Хождение в театр казалось буржуйской претензией на какую-то особую жизнь, которой окружающие не были достойны. Таких претензий не любили.

А ведь тогда не любили и людей в очках говорили:

— А еще в очках!

Считалось, что очки человек носит только для того, чтобы показать, какой он умный, а так-то они вообще не нужны. Даже примета была — «десять очкариков встретишь — желание исполнится». Не любили людей в шляпах. Фраза: «А еще в шляпе!» — обошла потом все эстрадные фельетоны. Одним словом, не любили всего этого: «В очках, в шляпе, да еще и в театр ходит!» Подозрение возникало — «наши ли это люди»?

С точки зрения нашего коридора, нормальный человек должен был ходить в кино. Мужчины в кинотеатрах к концу сеанса обычно спали — жены по дороге домой рассказывали им, «чем там кончилось». Фильмов выходило немного. Все успевали посмотреть все фильмы, все любили одних и тех же актеров — М. Ладынину, Л. Орлову, Н. Крючкова, Б. Андреева, Петра Мартыновича Алейникова. Эта любовь была всеобщей, даже всенародной. И если бы какой-нибудь человек осмелился при народе сказать: «Мне, мол, Алейников не нравится» — не знаю, что и было бы…

— Всему народу нравится, а тебе не нравится? Может, ты «враг народа»?..

Это же был «наш» Алейников, он был как наш Днепрогэс, как наше метро.

— Может, тебе еще и метро не нравится? — резко тогда ставился вопрос о вкусах,

В то время зритель еще отождествлял актера и его роль. Я помню, как Михаил Иванович Жаров, в те годы молодой, стройный, кудрявый, сыграл несколько ролей подряд, связанных с выпивкой. О нем сочувственно говорили:

— Хороший мужик, жаль, что алкоголик.

Рассказывали, что пожилой актер, сыгравший в

картине «Ленин в Октябре» роль шпика (того самого, который говорил знаменитую фразу: «За яблочко! За яблочко»), жил напротив нашей школы, на тихой Лужниковской улице, которой сейчас уже нет. Так не только наши ребята из всех прилегающих улиц и переулков, а даже из пригородов Москвы приезжали его «убивать». И милиция не могла ничего поделать — круглый год все стекла у него были выбиты, хотя никто точно не знал — живет он там или нет. Петр Мартынович Алейников сыграл однажды роль Вани Курского (в картине «Большая жизнь»). Роль так к нему пристала, что потом, когда выходил фильм с его участием, все говорили:

— Пойдем, там Ваня Курский играет.

И если дотошные спрашивали: «Так он Алейников или Курский?» — им отвечали: — «Ну что особенного? По отцу Алейников, по матери — Курский!»

Но вот однажды, в кинокартине «Глинка», Алейников сыграл Александра Сергеевича Пушкина. Это была сенсация! Люди по нескольку раз ходили на фильм, только чтобы снова увидеть этот эпизод. И когда Алейников появлялся в кадре Пушкиным, стоящим в театральной ложе на премьере «Ивана Сусанина», раздавался гром аплодисментов, и зал умирал от хохота. Я сам видел, как в проходах люди; даже падали с приставных стульев на пол, и сквозь смех слышались. веселые выкрики:

— Ваня Курский — Пушкин!.. Ну, дает!..

Вспоминая об этом, я думаю, как же с тех пор изменился зритель… Вот Юрий Никулин… Известный коверный, которого знают все от мала до велика, киноактер, снискавший себе небывалую популярность, создав знаменитую киномаску «Балбеса» в гайдаевской троице — Никулин, Вицын, Моргунов. Эта маска стала настолько популярной, что однажды, где-то не так далеко от Москвы, я купил его фигурку в этой роли — изделие местной керамической промышленности. Сенсация прилавка была объявлена специально — на двойном листочке в клеточку крупными буквами было написано: «Никулин— Балбес. 1 рубль 25 коп.» Была очередь. Покупатели, протягивая чеки, говорили одно слово: «Юрочку!» — продавцы только успевали заворачивать, и все смеялись. И вот этот столь популярный, любимый народом комик появляется сегодня на экране в фильмах «Когда деревья были большими», «Ко мне, Мухтар!» или «Двадцать дней без войны» — и никто не смеется. Наоборот, зритель только удивляется широким возможностям артиста:

— Какой он разный! Как он перевоплощается! Какой у него диапазон!..

А ведь раньше только «театралы», те самые, которых так не любили в нашем доме, увидев во МХАТе Хмелева в роли Каренина или Ивана Грозного, получали удовольствие не только оттого, что он блестяще играет свои роли, но еще и оттого, что сегодня он — Каренин, а завтра — Грозный!

Слился сегодня театральный зритель с кинематографическим, между ними не только пропасти нет, но иногда даже черты не проведешь. Сильно качнулся наш многомиллионный зритель в сторону «ценителя искусств», и это заслуга всего нашего кино, да и не только кино. Во многих грехах можно упрекнуть и нашу литературу, и наш театр, и наш кинематограф, но в одном, несомненно, их великая заслуга — они воспитали нашего зрителя как «ценителя искусств». Не потребителя, не человека, относящегося к искусству и литературе, как к «сфере обслуживания», а именно «ценителя искусств».

Хотя «качнуться в сторону ценителя искусств» и «стать им» — не одно и то же: конфликт между претензиями и реальными возможностями характерен вообще для современного мышления. Многой в нашей жизни происходит еще, как у Ильфа и Петрова в одноактной пьесе «Сильные чувства», где один из персонажей говорит: «Я, как член МОПРа, получаю молоко в спецбуфете». Его спрашивают: «А вы член МОПРа?» — «Нет, — отвечает он, — я не член МОПРа, просто я получаю молоко в спецбуфете, как член МОПРа»…

Юрий Владимирович Никулин рассказывал мне, как однажды он пришел в кинотеатр и сел в задний ряд уже после того, как погас свет, посмотреть, как реагирует зритель на одну из его серьезных ролей. И когда он появился на экране, а зал замолк, узнав своего любимца, вдруг громко зазвучал голос:

— Никулин!

В зале захихикали.

— Очки надел, думает, не узнаем… Сейчас чего-нибудь стащит!..

ЮРИЙ НИКУЛИН — ДЕДУШКА БЕССОЛЬЦЕВ

К кандидатуре Юрия Никулина мы тоже пришли не сразу. Сначала я долго уговаривал Оболенского, актера, известного еще в немом кино и «заново родившегося» за последнее десятилетие. Он представлялся мне наиболее подходящим для изображения «ушедших поколений». Но Оболенский был занят, он слезно просил меня не уговаривать его, да и я сам склонялся к более современной фигуре.

Решил попробовать себя. С большим удивлением увидел, что вовсе не подхожу к роли. Даже не поверил первой пробе, попробовался во второй раз, в третий — и решительным образом отверг свою кандидатуру. Да и сложность производства картины рождала сомнения…

Двадцать лет назад в поисках актера на роль Айболита я писал Юрию Владимировичу Никулину даже в Австралию, где он гастролировал с советским цирком. Я, как и многие, очень люблю этого актера. Не сразу я привык к мысли, что дед Бессольцев — Юрий Никулин. Мне все мешало представление о необходимости особо подчеркнутого внешнего благородства, седой шевелюры, строгого лица. Но интуитивное обращение к Никулину уже было моей внутренней борьбой с решением, лежавшим на поверхности. Хотя по-настоящему я смог понять ценность и точность приглашения Никулина на эту роль только когда начались съемки центральных сцен фильма — дуэта дедушки и внучки.

Умение молчать в кадре, умение слушать — это вообще редкий дар, дар души. Все мы больше любим говорить сами, а слушать почти разучились, С трудом слышим. Это часто и рождает глухоту взрослого мира к миру детства.

Юрий Владимирович сразу, с первой же репетиции, по-актерски стал «пристраиваться» к Кристине внутренне. Быстро помог ей преодолеть природную застенчивость, и я глазом не успел моргнуть, как они уже весело общались между собой. Опытный мастер понимал, как трудна роль «его внучки», и его желание помочь юной партнерше на глазах превращалось в самую искреннюю любовь старшего Бессольцева к Лене.

Я часто наблюдал за превращением человеческих категорий в глубоко художественные — в этом для меня особая магия искусства.

Умение молчать, воспитанное в цирке, умение слушать, рожденное чуткой душой, делают Никулина особым актером. Для картины же «Чучело» этот дар оказался бесценным — родилась важнейшая для всего идейно-художественного построения фильма духовная связь между Леной и дедом, между судьбами, разделенными временем, между поколениями замечательной русской фамилии, несущей в себе духовную традицию нравственности, милосердия и мужества.

Никулину свойственна глубокая, чисто национальная тема «чудака» — это и сделало его близким и родным зрителю… В картине Николай Николаевич Бессольцев, «чудак», отдающий остаток жизни последней страсти — восстановлению картин своего предку, и его внучка — близкие друзья. Как близкие друзья, они говорят друг с другом о самом главном и сокровенном, жалеют друг друга, спорят и ссорятся, ищут выход. Взрослый и ребенок, разделенные годами и конкретными жизненными интересами, теряющие между собой духовную связь, — острейшая проблема нашего мира.