Олесь Гончар - Юг

• Название: Юг
• Автор: Олесь Гончар
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1952

---

— Вот приехал, Анисим Артемович, к вам на семинар, — сказал Гасанчук поздоровавшись. — Хочу кое-что позаимствовать. Ведь это идея, настоящая идея!

— Что ты мне разидейкался! — перебил его Артемыч. — Говори конкретнее.

— А вы будто и не догадываетесь… Хотим и у себя карпов расплодить.

— Ах, вот оно что… Вы слышите, девчата? — обратился Артемыч к своим колхозницам. — Курсанты приехали! Прочтите-ка им лекцию. Научите, как надо выращивать не голую кашу, а кашу пополам с рыбой!

— Откуда ж они, те курсанты? — язвительно спрашивали женщины, словно и в самом деле не узнавали Гасанчука.

— Ближние, — бодро отвечал Артемыч, — наши, днипрельстановцы.

И, повернувшись к гостю спиной, стал крутить цыгарку черными, измазанными илом по локоть руками. Гость терпеливо улыбался.

II

Но рис для обоих колхозов был пока еще только опытом, первой пробой. Его плантацийки скромно жались вдоль плавней, заслоненные могучими золотыми массивами пшеницы, перекатывавшейся горячим разливом до самого горизонта.

Из-за нее, из-за пшеницы, Анисим Артемович окончательно поссорился с Гасанчуком. Случилось это вчера в два часа ночи, после совещания в МТС. Надо сказать, что если Анисим Артемович не являлся на какое-либо совещание, то все председатели колхозов чувствовали его отсутствие. Без него особенно скучали те, кто любил видеть перед собой мишень для насмешек и шуток. Анисима Артемовича ничего не стоило вывести из себя. Для этого достаточно было подвергнуть критике его засаленный картуз, тот самый, в котором Анисим Артемович неизменно красуется на всех совещаниях вот уже два года подряд — и в будни и в праздники. Тут же фигурировала и полуторка, которую Анисим Артемович якобы выменял на каком-то предприятии за вагон простых веников. Затем на сцену выступали прошлогодние абрикосы. Что касается абрикосов, то это была подлинная история, которую Анисим Артемович не мог, к сожалению, ничем опровергнуть. Было! Было такое!

Как-то в прошлом году к нему на поле приехал секретарь райкома. Достал из машины кулек с абрикосами и давай угощать Анисима Артемовича и его бригадиров.

— Вот, — говорит, — ехал мимо садов, так мне девчата насыпали.

— Чьи девчата? — поинтересовались бригадиры.

— Днипрельстановские, — ответил секретарь.

Услыхав это, Анисим Артемович вдруг начал фыркать:

«Да разве это фрукта? Кислое, терпкое, аж бабушку с того света видно». За ним и бригадирам свело губы. «Не то, дескать, что в нашем саду. Не то, не то!»

— А у меня, кстати, и ваши есть, — спохватился секретарь и крикнул шоферу: — Сашко, ну-ка дай те, что нам садовник «Червоного лана» вынес.

— Вот это да! — с удовольствием причмокивал Анисим Артемович, беря абрикосы из второго кулька. — Сразу чувствуешь, что имеешь дело с культурной фруктой, а не с какой-то дичкой.

Бригадиры тоже пробовали и в один голос нахваливали. А шофер в это время стоял за машиной и, согнувшись в три погибели, трясся от смеха. С чего бы это он?.. Секретарь же сидел серьезный, слушал густую похвальбу и поддакивал. А когда с абрикосами было покончено, вдруг заявил:

— Должен вас, Анисим Артемович, немного разочаровать. Вот только что вы ели и хвалили днипрельстановские абрикосы. А те первые, от которых вы морщились и плевались, из вашего собственного сада. Для верности Сашко сделал на обоих кульках соответствующие пометки… вот…

С тех пор как только соберутся несколько председателей колхозов, сразу же заводят разговор про абрикосы. «Разве ж это фрукта? Кислое, терпкое, надо окулировать, улучшать сорт». Гасанчук, понятно, в таких разговорах задает тон, ему это как маслом по сердцу.

Но зато вчера Анисим Артемович отыгрался.

Вернувшись ночью из МТС, он на радостях растормошил всю семью. А как же! И жена его Романовна, и сын, тракторист Гриша, и дочка Аленка, работавшая у брата прицепщицей, — все должны были выслушать, как он, Анисим Артемович, отвоевал у Гасанчука комбайн. Ужинал и хвалился:

— «Сталинца» отвоевал!., Пусть теперь Гасанчук «Коммунаром» первого выпуска поскребет… Пусть попробует за пятидневку обкоситься, как пообещал! Ой, долго будешь гонять, Гасанчук, кузнечиков по своей пшенице! Почихаешь на полхедера!

— Он лобогрейки пустит, — отозвался с лежанки Гриша. — У него уже целая батарея стоит наготове.

— Ты спи там! — цыкнул Артемыч на сына. — Не твоя копна молотится.

— А чего? — прыснула дочь в подушку. — Разбудили всех, а теперь молчи.

— И молчи, готовое слушай! Слишком умные все стали… Конечно, мы не такие ученые и вымуштрованные, как Гасанчук, с ними всякий может разглагольствовать. Офицерская дисциплина у нас не заведена, кабинетов не устраиваем, к нам заходят, даже в дверь не постучав. Нет, попались бы вы к нему, он вас прибрал бы к рукам!

— Ну, пошла писать губерния, — сказала Аленка потягиваясь. — Нашло нынче на Петра, будет икать до утра.

— Глянь, кого она жалеет! — пожаловался жене обиженный Анисим Артемович. — Так, может, ему и «Сталинца» отдать — пускай поскорей уберет, пускай хлебосдачу первый в районе вывезет, а твоего отца в отстающие отожмет?! Дожил! В своей хате критикуют. Так критикуйте уже и за то, что в тачанках и колясках не разъезжаю, потому что мои выездные в поле, как проклятые, работают. Критикуйте за то, что поседел и выцвел ваш отец за четырнадцать лет на председательском месте в «Червоном лану». За все критикуйте! За то, что недосыпаю, недоедаю, за то, что артель нашу в этом году в миллионеры выведу! Где уж мне тягаться с Гасанчуком. У него все лучше! У него даже ордена не такие, как у меня, и медали не такие…

— Как раз медали у вас одинаковые, — заметила дочка. — У Петра тоже «За освобождение Варшавы».

Но Анисим Артемович уже разошелся, его трудно было остановить.

— Офицер, «катюшечник», гвардеец! А я что? Сапер с двумя лычками! Мосты ему строил — и только. Переправы ему наводил — и все! Он еще и сейчас красными кантами сверкает, белые подворотнички каждый день подшивает, а я за работой и картуз не соберусь себе купить. Засалился, довоенный… Не спорю, довоенный!.. Зато брошу я этот картуз на нашу пшеницу, так он на колосьях повиснет. А на гасанчукову брошу, так до земли провалится…

— А вы, папа, давно видели его пшеницу? — спросил сын, посмеиваясь под одеялом.

— За меня не беспокойся: я насквозь вижу, где у него что делается. Наперед скажу, сколько центнеров даст каждый его клин.

— Озимая у него не хуже нашей, — убежденно сказала Аленка. — Надеются взять по тридцать в среднем.

— И возьмут, — поддержал сестру Гриша.

Анисим Артемович несколько минут сидел молча. Потом поднялся из-за стола, взлохмаченный, сердитый, и грозно посмотрел на жену. Та даже попятилась к печке.

— Ты знаешь, Мотря, почему у него в этом году такая пшеница уродилась? Наша лесопосадка ему снег задержала. Ясно? Все ветры об нее ломались!

«А разве днипрельстановская посадка не защитила нашу рожь?» — хотела заметить жена, но, прислушавшись к тяжелому дыханию Аргемыча, решила лучше смолчать.

III

Ветры…

Они бушевали уже несколько дней. Рыбаки на Днепре вместо парусов ставили зеленые ветки, и этого было достаточно, чтобы лодка, ныряя в высоких волнах, быстро неслась против течения. Жнейки, уже отработавшие свое и ставшие на отдых до будущего года, размахивали крыльями на колхозном дворе, лопасти гудели под натиском горячего ветра. Пыль вставала на шляхах, сухими волнами гуляла над полем. Степные птицы поседели от этой пыли. Ветер срывал с копен пышные золотые шапки, перекатывал их по жнивью.

Согнувшись против ветра, Анисим Артемович спешил на ток. Вечерело. Солнце заходило без зарева — на сушь и зной. Медленно угасая, оно опускалось в красную густую мглу.

На полпути к току работали тракторы. Уже было где развернуться им, дать волю мощным плугам! Комбайн «Сталинец», поставленный Анисимом Артемовичем на стационар, молотил круглые сутки. С каждым днем из-под копен освобождалась все большая площадь, ровная, чистая, готовая лечь под лемехи.

Сейчас оба трактора почему-то стояли.

«Что там у них случилось? Почему они митингуют?» — с тревогой думал Анисим Артемович, приближаясь к трактористам, которые, остановив свои агрегаты, собрались вместе с прицепщиками на высоком кургане с деревянной вышкой. Все смотрели на юг, размахивали руками, о чем-то тревожно спорили. Их голоса относило ветром. В центре группы стояла взволнованная Аленка, держа в руках свою красную косынку. Гриша, заметив отца, стал нетерпеливо звать его.

Широко ступая по рыхлой пахоте, Анисим Артемович тоже взобрался на курган, вспаханный уже со всех сторон. На юге что-то горело.

Волнистая огненная полоса медленно покачивалась на потемневшем небосклоне. Она то припадала к самой земле, то снова вздымалась пламенной кривой, зловеще набухая в отдельных местах большими огненными гнездами. Трактористы и прицепщики высказывали разные догадки. Но почти все сходились на том, что горит далеко — в «Пятилетке» или в совхозе «Авангард».