Барщевскнй Михаил - Автор тот же

• Название: Автор тот же
• Автор: Барщевскнй Михаил
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-98720-029-6

Михаил Барщевский сегодня — один из наиболее известных и успешных российских юристов. Основатель первого в России адвокатского бюро, представитель Правительства РФ в высших федеральных судах, профессор, частый гость центральных телеканалов и популярных радиостанций, а еще — звезда программы «Что? Где? Когда?». Литературный дебют Михаила Барщевского — сборник рассказов «Автор» — вышел в конце 2005 года. Среди новелл, что составили его, читателям запомнилась и серия историй о молодом адвокате Вадиме Осипове. Читатель знакомится с совсем молодым человеком в пору «расцвета позднего застоя», в середине 1980-х, и потом год за годом, сюжет за сюжетом следит за возмужанием юноши, за становлением профессионала. Вторая книга рассказов Михаила Барщевского уже целиком посвящена Вадиму Осипову, так полюбившемуся читателям. От процесса к процессу, от одной судебной дуэли к другой, молодой адвокат приближается к нашим дням, постигая профессию, познавая жизнь, иногда расставаясь с иллюзиями, иногда проникаясь сомнениями, но никогда не теряя надежды. И амбиций ему тоже не занимать. Пристально следя за судьбою Вадима, мы ясно видим, как меняется жизнь страны.

---

Председатель вернулся к комиссии и предложил поставить Вадиму „три“. Но тут вступил Майков. Николай Николаевич Майков прошел всю войну. Характер у него был взрывной смолоду, а потому естественным результатом одного его диалога с офицером стали четыре месяца штрафбата. После войны за не ту фразу, сказанную не в том месте, Майков получил 10 лет сталинских лагерей. Неуемного старика давно бы из института поперли, кабы не одно „но“. Воевал он вместе с Лукиным — нынешним секретарем ЦК КПСС, кандидатом в члены Политбюро. Тронуть Майкова было себе дороже. Терпели.

Услышав предложение председателя комиссии, Майков взорвался: „Хватит только блатных брать! Парень почти 10 лет „на земле“ проработал. Толковый, видать, и по диплому, и по тому, как на экзамене отвечал. Ну и что, если только в пределах вузовской программы? Зато ее-то он понимает, а не только знает! Я в ЦК жаловаться буду“. Последний аргумент оставить равнодушным председателя комиссии не мог. Правда, когда Майков, в пылу отстаивания справедливости, сказал, что сам будет научным руководителем новичка, завсектором гражданского права, так и промолчавший все обсуждение, подумал: „Ну, это-то — никогда. Мне только не хватает союза деревенского Ломоносова со столичным Робеспьером“. И сам улыбнулся своей мысли.

Результаты зачисления абитуриентов в аспирантуру вывесили через неделю. Вадима в это время свалил жестокий грипп, и смотреть списки поехала Лена. Надежды на поступление практически не было. Наверняка кто-то блатной набрал те же баллы, что и Вадим, а в этой ситуации „своя рука — владыка“. Вадим ждал Лениного звонка без особого волнения. Ну купил лотерейный билет. Это же не повод разворачивать газету с тиражом дрожащими руками…

— Привет, Вадюш! Как себя чувствуешь? — Жена явно запыхалась, но вот довольна она или расстроена, было не разобрать.

— Нормально. Ну что?

— Представляешь, из третьего автомата тебе звоню! Все вокруг обегала. Первые монетки только съели. Последняя осталась!

— Что с аспирантурой? — Вадим почувствовал, как его начинает бить озноб. То ли от волнения, то ли от того, что резко вскочил с кровати.

— Приняли тебя! Приняли!

— Да ты что?! — Вадим и вправду не верил своим ушам.

— Приняли, Вадька! — Лена больше себя не сдерживала и просто вопила в трубку. — Ты аспирант! Института государства и права Академии наук СССР!!! — Она наслаждалась звучанием этих волшебных слов.

Через полчаса, когда Лена добралась до дому, Вадим как раз вынул из горячей подмышки термометр. Тридцать восемь и четыре. Лена вошла в спальню, держа в руках гвоздичку. Первый раз в жизни Вадиму дарили цветы. И кто? Собственная жена. То ли из-за болезненной слабости, то ли из-за абсолютно неожиданного, незапланированного счастья стать аспирантом, Вадим заплакал. А может, и из-за трогательности Ленкиного вида с гвоздикой в руках…

— Знаешь что, — Лена сияла от счастья, — я и не думала, что это такой кайф — гордиться мужем! — И вдруг заметила слезы в глазах Вадима. — Да что ты, дурачок! Все же хорошо!

— Да, — шмыгнул носом Вадим. — Представляешь, как родители будут счастливы?

— Ой, надо же им позвонить! А я знаешь, что решила? Если ты защитишься, я тоже пойду в аспирантуру и защищусь! Пусть у Машки оба родителя будут учеными!

— Ну, не учеными, — Вадим улыбнулся, — а кандидатами наук. Это не одно и то же. Знаешь, говорят — „ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан!“.

— Да какая разница!

— И если ты защитишься, — Вадим не слушал жену. Он мечтал, — я выкупаю тебя в ванне шампанского!

Диссертация давалась Вадиму очень нелегко. Не потому, что не мог разобраться в научных дебрях или родить что-то новенькое, что было необходимо для „новизны научного исследования“. Банально не хватало времени. Первый год — начитывал литературу (иногда на работе, чаще в метро или электричке, если не спал, реже — дома), готовился и сдавал коллоквиумы научному руководителю. Зануда и педант, он заставил-таки Вадима ориентироваться во вневузовских пластах гражданского права, как рыбу в воде. С кандидатскими минимумами тоже справлялся. Философию марксизма-ленинизма Вадим сдал „влет“. Экзамен по специальности завсектором сдавать в первый год не разрешил, отложили на второй. А вот с английским возникли проблемы. Несколько аспирантов, причем очников, сдавали его по два-три раза. Тетка со специальной кафедры Академии наук зверствовала жутко, полагая, видимо, что владение языком Шекспира и Байрона есть абсолютный приоритет для советских юристов-ученых. Вадима выручило то, что ее дочь как раз разводилась. Узнав, что перед ней практикующий юрист, а не очник-теоретик, тетка стала по-английски спрашивать о том, что ее реально волновало. Вадиму было что ответить и что рассказать. Говорил он тоже по-английски, но количество ошибок для экзаменатора значения не имело. Когда Вадим не мог вспомнить нужное слово, она сама предлагала: „Да вы по-русски скажите, не мучьтесь“. Вадим не спорил. Короче, пятерка за экзамен отражала содержание, а не форму состоявшейся беседы…

Выписки из книг, прочитанных Вадимом, в виде маленьких листочков попадали к Машке. Она хоть и училась во втором классе, но уже умела и очень любила тюкать одним пальцем на пишущей машинке. Вот ребенка и пригрузили заботой о папе — готовить карточки для картотеки по диссертации.

Второй год аспирантуры совпал с первым годом адвокатуры. Диссертация отправилась в самый долгий ящик Вадим вообще пару раз пытался ее забросить, но Лена не позволила. Вечный аргумент — „подумай, какое счастье принесет родителям твоя защита“ — перевешивал все очевидные и разумные основания „отринуть и забыть“. Кандидатский минимум по специальности Вадим сдал без напряжения. Не зря штудировал он толстенные монографии, готовился к каждому коллоквиуму, как к сложной защите в суде. И не будь он Вадимом Осиповым, если не услышали бы от него экзаменаторы кучу примеров из его юрисконсультской и только начинавшейся адвокатской практики. Когда реальных случаев не хватало, придумывал на ходу, а ученые мужи слушали разинув рты, какие кульбиты выделывает в живой практике их любимая теория права.

На третий год аспирантуры Вадиму было просто не до нее. Приходилось зарабатывать. Просто тупо зарабатывать деньги. А вот летом, в отпуске, Вадим сел писать. Материала была прорва. Карточки, отпечатанные дочкой с диким количеством опечаток, давили на совесть Вадима куда больше, чем Ленкин пилеж. Он ведь Машу пару раз в институт возил, показывал настоящую картотеку. Подученная мамой, она уже несколько раз принималась канючить: „Что, я зря работала? Ты когда напишешь свою диссертацию?“ Слово „диссертация“ она никак выговорить не могла.

В Сухуми, при жаре под сорок, после обеда, Вадим садился на ступеньки снятой ими конуры, ставил перед собой табуретку, на нее клал доску для теста, одолженную у хозяйки, и, обливаясь потом, писал. Потом, в Москве, машинистка, перепечатывавшая текст, как-то поинтересовалась — не от вина ли пятна на бумаге? Вадим честно ответил: „Писал в поте лица!“ Машинистка звонко рассмеялась — какая милая шутка!

К концу четвертого года Вадим диссертацию „спихнул“ — официально сдал ее на сектор. Научный руководитель изучал текст внимательно и не спеша. Месяц.

Потом вернул со словами: „Надо переделать“. Вадим приехал домой расстроенный, но когда пролистал папку с диссертацией, смеялся от души. Шеф расставил запятые, исправил правописание нескольких слов и указал на необходимость во введении сослаться на материалы XXVII съезда КПСС. Поскольку „дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев“ в отчетном докладе по поводу наследства ничего не говорил (Вадим подумал, что, видимо, при таком составе политбюро тема была запретной), пришлось взять цитату про право личной собственности советских граждан-тружеников, объяснив по ходу, что наследование — составной элемент права собственности. Продержав диссертацию еще месяц, научный руководитель вернул ее Вадиму со словами: „Ну, теперь вы сами видите — совсем другое дело“. Хороший мужик, не злобный.

Предзащиту, то есть защиту перед сотрудниками сектора, назначили через 8 месяцев — на конец апреля. Если все пройдет успешно, то к концу года можно будет и на Ученый совет ставить, Вадим особо не переживал. Лена и то больше волновалась, Маша же деловито поинтересовалась, надо ли будет на защите показывать ее карточки? Вадим из воспитательных соображений соврал: „Разумеется, это обязательно!“

Звонок научного руководителя раздался как гром среди ясного неба.

— Вадим Михайлович, у нас проблемы! — Дальше последовал рассказ о том, что в последнем, только сегодня вышедшем номере „Советской юстиции“ опубликована статья Андрея Капустина. Он писал диссертацию по семейному праву и в одном из разделов их темы с Вадимом пересекались. Так вот, половина статьи Капустина совпадает с текстом Вадима.