Николай Берг - Ночная смена. Остров живых

• Название: Ночная смена. Остров живых
• Автор: Николай Берг
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Отсюда и злобность совершенно не по делу, выпирание собственной персоны, влезание везде и всюду, в том числе туда, где его послали "на хутор бабочек ловить", а он все является и пытается торжествовать. Плюс интерес к "гомосятине" в беседе, но не на деле. Это так он понимает свою крутизну — вроде как в "Полицейской академии" — "Настанет день, Махони, когда я буду держать твою розовую задницу в руках…"

А персонаж совсем не гомо, а вполне гетеро, но именно так он должен ощущать себя крутым, именно это, а не другое говоря.

— Солоно вам с ним придется! — сочувствую я.

— Психопат вполне понимает, что нарывается, и готов свернуть наезд, но, только почувствовав слабину в противодействии, распоясывается. Если же он знает, что получит отпор и получает, то успокаивается и переходит к нормальному уровню общения.

Особенно благотворно работает метод "по рогам". Неплох старый метод с сульфозином, но в полевых условиях малоприменим. С таким сложнее всего его домашним. В общении с близкими людьми может сорваться без повода и мелочь превратить в нечто заоблачное — на определенное настроение. В другое время — нормален и жена может точно определять, когда нужно молча подать шляпу и выпроводить на работу и лучше не начинать беседу с ним. Иногда это четко сочетается с определенной погодой, иногда зависит от движений мочи в организме и заранее не определяется). Нахамив жене без повода, способен извиниться и пообещать, что больше так не будет. Совершенно искренне, но сорвется снова — это выше него. Таких людей называют "люди с коротким фитилем".

— О, очень грамотное описание! А фитилек — то того, прикрутить надо, коптит!

— Да ничего особенного, достаточно характерное явление, прикрутим. Вы — тот самый врач из охотничьей команды?

— Ага — отвечаю ему и представляюсь.

— Очень приятно. А я Глеб Валерьевич.

Жмем друг другу лапы. У него очень мягкая кожа, нежная и бархатистая, но рукопожатие крепкое — силен видно. И, наверное, неплохо владеет перкуссией и пальпацией[20] — не зря же о лапах заботится. Правда, у учившегося на нашем курсе карточного шулера тоже были такие же мягкие лапки. Когда нужна повышенная чувствительность пальцев — высококлассные специалисты таких разных профессий как врач и шулер оказываются в одном ряду.

— Да. К слову — прозвище у меня — Бурш. Только вот шрам к мензуре никакого отношения не имеет. Но пиво люблю. Хотя сейчас большинство производителей совсем опаскудились — валят крупу вместо солода, сволочи. Продукт портят…

— Ээээ, мензура, что — то знакомое, но не вспомню…

— Стиль фехтования на немецких студенческих дуэлях.

— А, точно, вспомнил! С этим пациентом — что стряслось?

— Ожог бедра 2–3 степени. Процентов 6–7.

— Это как ему так повезло?

— У печки чугунной уснул. Привалился — и почувствовал поздно, что поджарился. Но это ладно, справимся, хуже, что он по своей упертости еще смазал все подсолнечным маслом и пузыри проколол. Мне объяснил, что я не в теме.

— Это для него характерно.

— Коллега, к вашей команде будет видимо просьба скоро — посодействуйте — зачистку госпиталя так и не проводили, а там очень много оборудования и инструментария.

— А свои силы?

— Чудом избежали крупной аварии — там у нас баллоны с кислородом. Мы вовремя успели остановить пальбу. И такой момент — после зачистки обычными матрозами и офицерами — от оборудования, оказывается, остаются только дырявые ящики с бренчащими внутри обломками. Потому чуток поработали на первом этаже и поняли, что это как лечение фимоза проводить газонокосилкой. К сожалению — там и морфы оказались. Потому сейчас вашего командира будут лечить с максимальным респектом, а потом видимо попросят о взаимной услуге.

— Нам тогда проводники понадобятся.

— К вашим услугам. Всего из госпиталя 9 человек спасли — так что есть, кому помочь, двое — врачи, я в том числе. Сейчас по плану госпиталя работаем — чтоб было ясно, где можно лупить безоглядно очередями, а где и поостеречься и скорее бы холодным оружием. Аккуратно…

— Вас спасли из госпиталя?

— Да. Через пару дней после вашего рейда.

Появившаяся вблизи санитарная тетка бурчит:

— Глеб Валерьевич! Пациент ждет!

— И как этот пациент себя ведет?

— Как хам трамвайный. Глеб Валерьевич, Нинка сейчас ему точно биксой[21] по башке треснет, сил уже нету!

— А он, бес окаянный, искушая преосвященного чистоту, смердел мерзко — непонятно заявляет врач и, хитро подмигнув мне, отправляется утихомиривать недожаренного Фетюка.

* * *

Виктор вдруг чертыхнулся и резко тормознул. Ирка тревожно глянула на него и поудобнее перехватила ружье.

— Что, Вить?

Витя хмуро вылез из теплой кабины и пошел куда-то назад. Ирка подождала немного и, вздохнув, выскочила следом. Своего мужа она знала как облупленного, видела, что он встревожился всерьез и как-то безнадежно, нехорошо встревожился. А такое с ним редко бывало.

Его кислая физиономия и уставившийся в колею следов взгляд только подтвердил опасения. Спрашивать Ирка не стала — сам скажет.

— Следы! — буркнул Витя, ткнув рукой в перчатке туда, откуда они приехали.

— И что?

— Да то. Свежих следов шин — много в лесу?

— Да кто смотреть-то будет? Зайцы-лисы?

— Дура ты, Ириха. Любой, кто увидит — легко определит, откуда ехали. И может сам — или дойти, или доехать. А там у нас — база. Понимаэшь?

— Да мало ли кто ехал!

— Это раньше. А сейчас — просто так теперь не катаются. Видно, ж что джип, что один, да еще и не груженый. И кто тут такой беззаботный ездит? А вот они мы, два лапчатых гуся!

— Вить, тут никого ж быть не может, только мы — два идиота.

— Лыжников забыла? Которые покойную бабку Арину нашли? Сейчас кто поумнее из городов рванули. Как раз, куда поглуше. А до нас — всего ничего.

— Витя, да ведь 90 километров!

— И что? На лыжах с перекуром да ночевкой — нефиг делать. Меня уже обносили, спасибо большое, помню прекрасно.

Настроение у Виктора испортилось. Привязанные к УАЗу срубленные елки не дали никакого эффекта. Самокритично глянув на получившееся, Виктор помрачнел еще больше. Вместо следа просто проехавшего УАЗа получился след проехавшегося УАЗа, который с какой-то хитрой целью волок за собой пучок елок. Встретив в лесу такое, сам Виктор из принципа бы разведал — что это за игры. И всяко он не считал идиотами других лесных людей, которые обычно думали четко внятно и без всякого ненужного расползания мыслью по деревьям. Раз кто-то что-то прячет — значит, скорее всего, это что-то вкусное и нужное. И дальше детская сказочка про визит голодного медведя на склад запасливого бурундучка…

И ведь ничего в голову не приходит. Разве что крутится в голове, как заяц-русак следы путает. Мастер, ничего не скажешь. На пути от кормежки к своей лежке он делает петли, пересекая свой след, "вздвойки", проходя по своему старому следу 20–30 метров в обратном направлении, и "сметки" — большие скачки в сторону. Но на джипе в сторону не прыгнешь, а на петлях — горючее-то не казенное. Получится, что на каждую поездку считай втрое больше придется топлива жечь. А это никак не радует. Топлива-то не цистерна. Да и УАЗ жратиньки любит, особенно по снегу и бездорожью. Впрочем, тупо стоять и таращиться в четко промятые колесами следы тоже неумно.

Решив, что все же стоит покрутиться по лесу, а не переть как по нитке, Виктор взял сильно в сторону и через несколько километров расстроился еще больше. Сквозь редколесье на опушке четко виднелись какие-то яркие пятна — и не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять — там впереди за деревьями — минимум от трех до пяти легковых машин. Вон ярко-красная. Синяя рядом. Между ними не то сугроб — не то приземистая серая. И сразу две черные. Влип, черт все это дери. А все эта зараза Ирка с ее газгеном. Оглянувшись на подругу, Витя остыл. Она сидела собравшись в комок словно большая кошка, зло сощурив глаза и держа наготове свою помповушку. И правой рукой держалась за дверцу, готовая выскочить из машины по первому знаку.

Утихомирив себя тем, что глупо искать виноватых, особенно когда виноват только сам и уж если встретились, то встретились — Виктор выпрыгнул из машины, прихватив с собой ключи, выдернул ручной пулемет с заднего сидения и, почувствовав себя гораздо увереннее с мощным боевым железом в руках, пошел к опушке. Не расслышать шум УАЗа тихим утром мог только глухой, а так, чтоб тут оказалось отделение общества глухонемых в полном составе, было глупо надеяться. Махнув Ирке, чтоб шла уступом, Виктор не особо скрываясь вышел на полянку и встал столбом. Выскочившая следом за ним Ирка тоже остановилась, открыв рот.

На просторной полянке стояло несколько легковушек. На притоптанном, густо заляпанном кровищей насте валялись какие-то вещички, бумажонки. Обертки, пустые бутылки, еще какой-то мусор. Пустые консервные банки. Следы кострищ с рогульками. Машины стояли расхристанными, видно было, что их разграбили полностью — даже сидения выдраны, пустые багажники, открытые горловины бензобаков — и ни единого человека рядом. Ни живого, ни мертвого, что особенно удивило — крови было налито слишком много, должны были быть зомби, не выживают с такой кровопотерей.