Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

• Название: Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
• Автор: Борис Камов
• Издательство: Издательство ФАИР
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8183-1552-2

Книга Бориса Николаевича Камова создавалась на протяжении почти двух десятилетий. Это — наиболее полное жизнеописание А. П. Голикова-Гайдара. Помимо общеизвестных фактов, автор сообщает о множестве драматических событий, о которых невозможно было рассказать до перестройки и в период разгула «солоухинщины».

Автор поставил перед собой задачу: выяснить, насколько справедливы обвинения в преступлениях, будто бы совершенных А. П. Голиковым (будущим писателем А. П. Гайдаром) в годы Гражданской войны. С обвинениями такого рода с конца 1980-х гг. выступали десятки безвестных «гайдароведов» во главе с автором книги «Соленое озеро» В. А. Солоухиным.

Результаты расследования, проведенного Б. Н. Камовым, оказались ошеломляющими. Ни одно обвинение, если только оно поддавалось документальной проверке, не подтвердилось.

По жанру эта книга — исторический детектив. Автор сопоставляет обвинения против А. П. Голикова с архивными документами, демонстрируя общую безграмотность и лживость «обличителей» во главе с В. А. Солоухиным. Он раскрывает систему мошеннических приемов, фальсификаций и даже картежных передергиваний, которая применялась мнимыми гайдароведами для обмана читателей, циничного их одурачивания.

Для родителей, педагогов, библиотекарей, студентов-филологов и историков, школьников-старшеклассников.

---

Лев Эммануилович выяснил, чем занимается и где трудится автор публикации. А затем пригласил своего друга, художника Бориса Иосифовича Жутовского, на роль… секунданта.

Напомню нынешнему читателю, что секундант — общественная и временная должность. Человек дает согласие присутствовать, помогать, быть свидетелем со стороны одного из участников дуэли.

К концу XX века дуэли практически прекратились, но здесь возник небывалый случай: поединка добивался очень известный человек, который, среди прочего, готовился отметить свое девяностолетие.

Разгон привез Жутовского в Институт мировой литературы имени А. М. Горького, куда надлежало прибыть и противнику, который там трудился. С опозданием в несколько минут это и случилось.

— Вы — господин Соколов Борис Вадимович? — спросил Разгон.

— Ну? — ответил вызванный на дуэль, который служил научным сотрудником института и как бы являлся ученым.

— Я — Лев Эммануилович Разгон и хотел бы задать вам один вопрос: из каких источников вы почерпнули информацию, опубликованную в вашей книге? — И он зачитал несколько слов из нее.

— Взял в личном деле Б. в архиве КГБ на Лубянке.

— Вы — лжец! — ответил Разгон. — Там таких сведений нет. Там всего четыре листочка: два протокола допросов, смертный приговор и справка о приведении приговора в исполнение.

И Лев Эммануилович ударил лгуна Бориса Вадимовича Соколова.

Подождав еще немного, Разгон ударил второй раз. Морда была откормленная. На сторону не свернулась (о чем лично я сильно жалею), но левая щека при этом ощутимо порозовела.

Во времена горячо любимого товарища Сталина гражданин Л. Э. Разгон 17 лет трудился на лесоповале. В ту пору твердость руки у него была достаточная. Но за полвека, на протяжении которых он сменил топор на пишущую машинку, мышцы дуэлянта Разгона, к сожалению, слегка ослабли. В результате чего кости лица у господина Соколова оказались без ожидаемых механических повреждений, что досадно.

Но эхо беспистолетной дуэли прокатилось по всей новой России. Про удар девяностолетнего писателя по физиономии историка-фальсификатора в одобрительных тонах сообщила газета «Известия». Она в деликатных выражениях оценила случившееся как перспективный прецедент. В Англии прецедент, то есть случай, который может стать примером, нередко приравнивают к закону.

Льву Эммануиловичу Разгону я многим по жизни обязан. Многому у него научился. Это он впервые привел меня в Детгиз, где вышла потом моя книга «Партизанской тропой Гайдара». Пощечина клеветнику и лгуну, о которой я прочитал в «Известиях», стала для меня последним уроком моего Учителя.

…В России до 1917 года существовали строгие законы поведения. Если некая персона уличалась в мошенничестве, она становилась «нерукоподаваемой», даже если удавалось избежать суда. С замаранной персоной не здоровались. Ее не держали на службе (чтобы не бросала тень!). Позор ложился и на всю семью. От вечного бесчестья означенную персону и близких ей людей спасал только выстрел из пистолета. По давней традиции употреблялся никелированный бельгийский браунинг. Сегодня для тех же целей мог бы подойти и пистолет конструкции Николая Федоровича Макарова. Знаменитый ПМ.

«ТРЕБУЕТСЯ КИЛЛЕР. ЦЕНА ДОГОВОРНАЯ»

«Вынужденно трезвый литератор. Согласен на любую работу»

Обратимся к началу 1990-х годов, когда произошло самое скандальное событие в войне против автора «Тимура».

Организаторы кампании против Голикова-Гайдара понимали: нанятые ими «обличители» выглядят несолидно. Для продолжения активных действий им требовалась известная фамилия, литератор «на слуху», который бы годился на роль этакого «биографа в законе». От него требовалось сочинить эмоционально сильную книжку, но такого отталкивающего содержания, чтобы от Аркадия Гайдара отвернулись даже те, кто любил его произведения с детского сада. Документальная точность не требовалась. Оплата по договоренности. На проект были отпущены значительные суммы.

Предложение было сделано нескольким известным писателям. Все сильно нуждались. Многолетние сбережения испарились. Издатели за новые книги платили копейки. Если вообще что-нибудь платили. Немало литераторов с именами, у кого имелись автомашины, подрабатывали у вокзалов и рынков извозом. Но согласие изготовить книжку-пугало дал лишь один.

Так я подошел к небывалому явлению в истории отечественной словесности — к Владимиру Алексеевичу Солоухину.

Мы не были знакомы. Я изредка встречал Солоухина в Центральном доме литераторов или в Переделкине. Он, скорее всего, не знал меня даже в лицо. Но так получилось, что на несколько лет наши с ним пути-дороги пересеклись.

Я опубликовал семь книг о Голикове-Гайдаре. Перед вами — восьмая. Солоухин же выпустил только одну — «роман» «Соленое озеро». И стал за короткий срок легендарно, песенно знаменит по принципу: «Ай, Моська! Знать она сильна…» Но я не встретил ни одного человека, который бы сумел прочитать «роман» от начала до конца. Люди честно, со смущенным смешком в этом признавались. Но слышали о книге многие. Сотни людей за минувшие годы не без ехидства спрашивали меня: «А вы-то Солоухина читали? Или вы и без Солоухина знали, что творил Гайдар на Тамбовщине и в Хакасии? Только помалкивали?»

Лживые сведения, почерпнутые в «Соленом озере», вошли даже в новейший Российский энциклопедический словарь. Теперь понадобятся десятилетия, пока удастся убрать из текста словаря и людской памяти эту небывальщину — несколько абсолютно лживых строчек.

А. С. Пушкин был гений даже в том, как он определил суть русского человека: «Мы ленивы и нелюбопытны».

Когда мне начинали особенно досаждать вопросами о Солоухине, о том, как я отношусь к «Соленому озеру», я отвечал:

— Да вы хоть знаете, кто он такой, Солоухин? Вы хоть представляете, кого согласились признать главным судьей над Гайдаром?

Откуда же, действительно, он взялся?

До перестройки Владимир Алексеевич Солоухин принадлежал к литературным деятелям повышенной сытости.

Поэт из него получился плохой: его стихи и сонеты оказались без чувств — напористое, холодное, рассудочное рифмование. А проза его привлекала своей задиристостью, размашистостью и непривычной по тем временам смелостью. Солоухину как бы дозволялось больше, нежели другим литераторам. Но кто из читателей назовет сегодня имя хотя бы одного из персонажей его книг?

Занимая видные посты, Солоухин много издавался. Существовал даже особый термин: «секретарская проза». Книги литератора, члена Союза писателей, когда он становился литчиновником, прежде всего, начинали бурно издавать. Это была его главная рента. Его главное феодальное право. Не предусматривалось только «право первой ночи».

Для Солоухина главным «доходным местом» сделались переводы «с языков народов СССР». Наша литература в советские времена имела великих мастеров перевода. А параллельно с ними трудились расторопные ремесленники. Работа для них состояла в следующем.

«Носители языка» делали буквальный перевод. Назывался он «подстрочник». О его литературном уровне свидетельствует гениальная пародия: «Ко мне девушка пришел. Целоваться мне принес».

Солоухин ни одного «братского языка» не знал. Обретя подстрочник, он его либо рифмовал (получались как бы стихи), либо пересказывал своими словами. Это именовалось «художественной прозой». Предпочитал Солоухин стихи и повести «малых народов». Языковых проблем при наличии подстрочника у Владимира Алексеевича не возникало.

Распад Советского Союза подорвал «производственную базу» Солоухина-переводчика. Его собственная проза теперь мало кому была интересна. Всерьез опасаясь, что его скоро забудут (опасения оказались основательны!), Солоухин кинулся в публицистику.

Каждый литературный жанр требует серьезной подготовки. Публицистика, в частности, предполагает обширность познаний. Солоухин был человеком малообразованным. По крестьянскому своему происхождению он хорошо знал деревенский быт и отдельные эпизоды отечественной истории, связанные с судьбой русского мужика. Остальное не вызывало у него интереса.

Возник вопрос: как новичку от публицистики выплыть в громадном литературном потоке конца 1980-х — начала 1990-х годов? Как обратить на себя внимание? Ведь каждый день приносил новые сведения о недавнем прошлом, рассекреченные документы, которые тут же попадали в печать.

Солоухин не обладал обширным умом, но его отличала крестьянская сметка. Он отыскал индивидуальную щель.

Солоухин стал трудиться в сфере скандальной публицистики.

* * *

Его первым опытом в этом направлении стала книга «При свете дня» — о В. И. Ленине. Хотя к тому моменту о недавнем учителе всех трудящихся сказано было немало, Солоухин сумел произнести о нем особое — скандальное — слово. Замысел удался. Скандал возник.