Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

• Название: Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
• Автор: Борис Камов
• Издательство: Издательство ФАИР
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8183-1552-2

Книга Бориса Николаевича Камова создавалась на протяжении почти двух десятилетий. Это — наиболее полное жизнеописание А. П. Голикова-Гайдара. Помимо общеизвестных фактов, автор сообщает о множестве драматических событий, о которых невозможно было рассказать до перестройки и в период разгула «солоухинщины».

Автор поставил перед собой задачу: выяснить, насколько справедливы обвинения в преступлениях, будто бы совершенных А. П. Голиковым (будущим писателем А. П. Гайдаром) в годы Гражданской войны. С обвинениями такого рода с конца 1980-х гг. выступали десятки безвестных «гайдароведов» во главе с автором книги «Соленое озеро» В. А. Солоухиным.

Результаты расследования, проведенного Б. Н. Камовым, оказались ошеломляющими. Ни одно обвинение, если только оно поддавалось документальной проверке, не подтвердилось.

По жанру эта книга — исторический детектив. Автор сопоставляет обвинения против А. П. Голикова с архивными документами, демонстрируя общую безграмотность и лживость «обличителей» во главе с В. А. Солоухиным. Он раскрывает систему мошеннических приемов, фальсификаций и даже картежных передергиваний, которая применялась мнимыми гайдароведами для обмана читателей, циничного их одурачивания.

Для родителей, педагогов, библиотекарей, студентов-филологов и историков, школьников-старшеклассников.

---

История семьи. Они поженились в 1926 году в Перми после короткого и бурного романа. Лиле было семнадцать. Она работала вожатой недавно созданного пионерского отряда. Организовывала для детей игры, факельные шествия, походы. Казалось, энергия, отпущенная на дюжину людей, досталась ей одной.

Лиля приносила в дом книги, которые любила сама. Она была младше на пять лет, но при этом руководила чтением Гайдара — в ту пору фельетониста газеты «Звезда».

Лиля оказалась первым человеком, кто заявил ему:

— Аркадий, нужно не только каждый день писать для газеты — пора подумать о крупных вещах. О книгах.

В ту пору Лиля энергично помогала его формированию как литератора. Затем в ее облике стали проступать черты, которые не обнаруживаются сразу. Больше всех на свете она любила себя. Обожала комфорт (в тогдашнем понимании). И денежные знаки. Желательно крупного достоинства. Все чаще в ее словах и поступках сквозила неискренность.

А Гайдар был добр, обаятелен, надежен. Любил жену, обожал сына, не мог нарадоваться, глядя на их наемный, малоуютный дом. Но человеком в быту он был нелегким. Сказывалось, что с десяти лет, когда отец ушел на войну, его воспитанием никто не занимался. И потом, по складу ума он был настоящий художник — эмоциональный, порывистый, лишенный расчетов. В противовес Соломянской, копить деньги он не умел, что осложняло отношения и быт.

Ему доставляло огромное удовольствие обменивать невзрачные бумажки, именуемые деньгами, на яркие, блестящие, обычно никому не нужные предметы. Его будоражил сам процесс покупания неважно чего. Выйдя из бухгалтерии издательства с изрядной по тем временам суммой, он мог явиться домой абсолютно трезвый, в автомобиле, набитом всякого рода чепухой, и с тридцаткой в кармане. Деньги тогда были такие: рубль, три, пять, десятка, тридцатка, сто. Гайдар дожигал-доигрывал свое рано повзрослевшее детство.

Аркадий Петрович мог выйти из дома в надежде купить что-нибудь остроаппетитное к обеду, увидеть на базаре лесорубов, которые отправлялись на лесозаготовки, и тут же, в чем стоял, записаться к ним в артель.

Сотовые телефоны тогда еще не придумали. Уличные автоматы уже придумали, но пока на улицах еще не ставили. Записку послать домой было не с кем. С тем и отправлялся в экспедицию неизвестно на сколько.

Сейчас это называется: «Журналист меняет профессию». Тогда это называлось: «Снова пропал Аркадий». Его искали тоже бригадами по злачным местам и в архангельской Северной Двине. Он возвращался спустя немалое время из глухомани в ободранной одежде, с накачанной мускулатурой, все на свете зная про рубку и пилку, а также про то, куда девается краденая древесина. А его приятели по артели не догадывались, что с ними рядом валил-пилил лес всему краю известный фельетонист. Большая местная знаменитость.

Газета получала очерк-«гвоздь». Гайдар получал (в данном случае абсолютно справедливо) оглушительный (на всю улицу) скандал.

В 1931 году семья жила в поселке Кунцево под Москвой. Незадолго перед тем Союз писателей выделил Гайдару крошечную комнатенку на Большой Ордынке. Обстановка была — доски и фанера и еще громадный портрет усатого Буденного, купленный на барахолке.

Аркадий Петрович спешил закончить повесть «Дальние страны» — про жизнь мальчишек на будто бы тихом полустанке. Сделать это в Москве оказалось невозможно. В крошечной комнатенке каждый день возникали скандалы. Гайдар взял Тимура и уехал с ним в пионерский лагерь «Артек».

Лагерь в Крыму считался местом легендарным. Туда посылали отдыхать детей, которые чем-либо отличились, быть может, даже совершили подвиг. Туда же администрация приглашала знаменитых взрослых: летчиков, героев-пограничников и полярников, конструкторов подводных лодок, художников. Получить такое приглашение считалось делом очень почетным. Знаменитости и герои, которые отдыхали поблизости в санаториях, ехали к детям охотно.

Самые лучшие дети страны встречались с самыми лучшими взрослыми. Для многих мальчишек и девчонок поездка в «Артек», знакомства с незаурядными сверстниками и выдающимися учеными, авиаконструкторами, артистами становились толчком к стремительному духовному развитию.

Но и в «Артеке» покоя, необходимого для работы, Гайдар не нашел. От Соломянской не было писем. Она отделывалась загадочными телеграммами: «Милый, приедешь — все объясню».

«Пробовал работать — сорвано», — занес Аркадий Петрович в дневник.

Из Севастополя отец и сын выехали поездом. Заранее дали телеграмму. В Москве, на платформе Курского вокзала, их никто не встретил. Отец и сын вышли на площадь. К ним подлетел (в Москве, в 1931 году!) новенький «форд» с брезентовым верхом. Из автомобиля выскочила Соломянская. Не здороваясь, ни о чем не спрашивая, как бы даже не замечая мужа, она схватила Тимура и его маленький чемодан, впрыгнула с ним в авто и укатила в неизвестном направлении. Гайдар в состоянии полной растерянности продолжал озираться по сторонам, будто произошла неумная шутка или он участвовал в съемках несмешного чаплиновского фильма.

Однако «форд» не вернулся. Из машины никто со смехом не выбежал. Аркадий Петрович отправился на Ордынку. Домой. Там его встретили мать и отец Соломянской. Они охотно рассказали: из Архангельска их вызвала дочь. Сама она переехала к мужу.

— Пока вы с Тимуром отдыхали в «Артеке», Лиличка вышла замуж, — поделилась радостью теща.

Но спасибо теще — дала адрес новобрачной.

Дверь открыла Соломянская:

— Знаешь, милый, я вышла замуж, — не без гордости заявила Гайдару его жена.

— Поздравляю. Очень рад за тебя. Желаю счастья. Только ты могла бы сообщить мне о таком событии как-нибудь по-другому, — вежливо ответил Гайдар. — И коль скоро у тебя новый муж и новая отдельная квартира, то возьми к себе и родителей, которые живут в моей комнате. Ведь я получил ее от Союза писателей. Пусть родители радуются твоему счастью вместе с тобой.

— Нет, — решительно ответила Соломянская. — Ты один, ты как-нибудь устроишься.

За каких-нибудь два часа Гайдар оказался без семьи, без сына, которого любил больше всех на свете. И без крыши над головой. Комнату на Ордынке Аркадий Петрович мог отсудить, но не стал этого делать[56].

Соломянская жила в гражданском браке с крупным литературным чиновником. Он принадлежал к обеспеченным по тем временам людям: отдельная квартира, солидный оклад, продуктовый паек; новинка тех лет — патефон с пластинками — и старинный китайский чайный сервиз. Соломянская приглашала к себе общих с Аркадием Петровичем друзей, угощала их чаем из сервизных чашек под патефонную музыку.

Это был другой уровень существования, нежели в крошечной комнате на Ордынке.

Соломянская планировала строить новую, прочную семейную жизнь. Во имя этого она не позволяла Тимуру встречаться с родным отцом. Деликатный во всяких денежных расчетах, Гайдар пригрозил, что перестанет платить алименты.

Терпеть это все не было сил. Аркадий Петрович уехал работать в Хабаровск, в газету «Тихоокеанская звезда».

«Наконец, — читаем в его дневнике, — получил первую за четыре месяца телеграмму из Москвы. Тимур у Лили»[57]. Из следующих телеграмм становилось известно, что «Тимур в Емце на Севере», в Жаворонках под Москвой и в других замечательных местах. Отца мальчишка не видел долгими месяцами, но и с матерью встречался не больно-то часто.

Когда Гайдар возвратился в Москву, Соломянская продолжала делать все, чтобы оторвать от него Тимура. Те немногие дни, которые удавалось провести вместе с сыном, были для Гайдара самыми счастливыми в жизни. Об этом свидетельствуют шутливые стихи:

Мы с Тимуром двое.
Оба мы Гайдары.
Оба мы герои.

Были и грустноватые:

Пройдет еще немного лет,
И буду я и стар, и сед.
Тогда взгляну, как за меня
Тимур взапрыгнет на коня…

В короткие часы общения (дни общения выдавались крайне редко) Аркадий Петрович спешил вложить в Тимура главное: навыки грамотного поведения человека в опасной ситуации и любовь к военной профессии. Было у них в обиходе Слово. Если отец или сын его давали, это означало: обещание будет беспрекословно выполнено.

* * *

Забегая вперед, расскажу такой случай.

Тимуру исполнилось 50 лет. Он носил погоны контр-адмирала, заведовал военным отделом «Правды», главной газеты Советского Союза. Вскоре после юбилея Тимур поехал в командировку к воздушным десантникам. Он расспрашивал их, что они чувствуют в воздухе, когда летят с полной выкладкой и т. п. Десантники — народ дерзкий. Каждый день рискуют. Один и брякни:

— Товарищ контр-адмирал, чего расспрашивать. Слабо вам прыгнуть вместе с нами?

«Слабó» — жаргонное словечко с подначкой. Оно означает: «Я-то сделаю. А ты сумеешь или побоишься?»