Жорес Трофимов - Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

• Название: Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)
• Автор: Жорес Трофимов
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: ISB№ 5-8426-0178-8

---

Из картины боевого 18-го года (остались, правда, за кадром убийство 20 июня комиссара Петросовета В. Воло­дарского и др.) прекрасно видно, почему именно Советская республика была вынуждена той порой прибегать к огра­ничениям демократии, вводить чрезвычайное положение и отвечать на белый террор красным террором. Теперь трехзвездный генерал-демократ все эти события трактует совершенно по-иному и даже заключение Брестского мир^ 3 марта 1918 года он отваживается ставить в вину руково­дству Советской России. А ведь недавно, подобно JI. Фи­шеру, Дмитрий Антонович восхищался величием Ленина, сумевшего добиться подписания мира с Германией и тем самым спасшего молодое Советское государство.

Жалкое впечатление производят попытки Волкогонова доказать, что для Владимира Ильича Николай II, как и все другие “носители монархической системы”, были дав­но “вне закона”. “Почему?” — задает вопрос генерал-па­сквилянт и сам же отвечает: “Прежде всего потому, что царизм уничтожил его старшего брата”.

Но и эти рассуждения — тоже досужие домыслы. Во- первых, Ленин нигде и никогда не говорил, что все Рома­новы для него стоят “вне закона”. А, во-вторых, целью Владимира Ильича была не месть за брата, а борьба с царизмом за лучшую долю, и он навсегда остался верен своей юношеской клятве идти иным, нежели любимый брат, путем борьбы с самодержавным деспотизмом.

Обвиняя Ленина чуть ли не во всех смертных грехах, Волкогонов в книге “Ленин” заботливо обеляет “демокра­тов”, в частности, действия руководителя Свердловского обкома КПСС по выполнению решения ЦК партии от 26 ию­ля 1975 года о сносе особняка Ипатьева (в котором были расстреляны Николай II и его семья): “Секретарем обкома в Свердловске (Екатеринбурге) был тогда Б. Н. Ельцин. Ему было поручено депешей из Москвы ликвидировать особ­няк Ипатьева. Указание было выполнено. И Ельцин,— про­должает Волкогонов,— и все мы были тогда послушными коммунистами...”.

Далее генерал заявляет, что “цареубийство — тради­ция варваров, продолженная большевиками”. Он не пояс­няет, кого он понимает под “варварами”. Однако не лишне было бы здесь вспомнить, что сами члены царствующих фамилий России не раз являлись соучастниками убийств своих родственников. Припомним, например, обстоятель­ства перехода престола к Б. Годунову, или от Петра III к Екатерине II, или убийство Павла I царедворцами, совер­шенное не без ведома его наследника Александра...

И последнее. Если уж Волкогонов выдает себя за гума­ниста, в принципе осуждающего террор, разгоревшийся “с обеих сторон” в 1918 году, то этично ли было в книге о Ленине высказывать варварски-чудовищное сожаление, что выстрелы, адресованные “к вождю Октября” были “менее удачливы”, чем у других “расстрельщиков”? И эта крово­жадность трехзвездного генерала особенно отчетливо про­является в сюжете “Выстрелы Фани Каплан?”[13], разбор ко­торого требует специального разговора.

Спекуляция на Фани Каплан

Первые попытки физического уничтожения лидера большевиков предприняло Временное правительство уже в июле 1917 года, и Владимиру Ильичу тогда же пришлось уйти в подполье. Генерал-философ в связи с этим в книге о Сталине (1990, кн. 1, ч. 1, с. 71) с осуждением повество­вал: “В мемуарах В. Н. Половцева, бывшего члена Госу­дарственной думы, в частности, говорится, что офицер, по­сланный в Териоки задержать Ленина, спросил его:

— Как доставить этого господина — в целом виде или по кускам? Я ответил ему с улыбкой, что люди, которых арестовывают, часто совершают попытку к бегству...”.

В двухтомнике “Ленин” Дмитрий Антонович уже не вспоминает об этом вероломстве. Напротив: не скрывая, он сожалеет о том, что последовавшие в 1918 году попыти покушения на жизнь главы Совнаркома тоже не удались. Пересказывая об обстреле 1 (14) января 1918 года автомо­биля, в котором Ленин вместе с сестрой Марией Ильинич­ной и Фрицем Платтеном ехали в Смольный на встречу с отрядом, уезжавшим на фронт, Волкогонов замечает: “Ку­зов был продырявлен в нескольких местах пулями... Обна­ружилось, что рука Платтена в крови. Пуля задела его, когда он отводил голову Ленина... По всей видимости, о выступлении Ленина в манеже знали и покушавшиеся под­готовили засаду. Но в тот раз пронесло...” (с. 404). При этом пасквилянт, естественно, ни словом не обмолвился ни о смелости Владимира Ильича, разъезжавшего по митин­гам в то тревожное время без всякой охраны, ни об удиви­тельной для революционера гуманности.

А ведь когда через неделю управляющий делами Сов­наркома В. Д. Бонч-Бруевич сообщил о ведущемся рассле­довании покушения, Владимир Ильич спросил: “А зачем это? Разве других дел нет? Совсем это не нужно. Что тут удивительного, что во время революции остаются недоволь­ные и начинают стрелять?.. Все это в порядке вещей. А что, говорите, есть организация, так что же здесь диковинного? Конечно, есть. Военная? Офицерская? Весьма вероятно”,— и он постарался перевести разговор на другие темы. Не без влияния Бонч-Бруевича следствие все же добралось до трех молодых офицеров — непосредственных участников поку­шения на главу Советского правительства. “По логике ве­щей все главные виновники покушения,— рассуждал Бонч- Бруевич,— должны быть немедленно расстреляны, но в революционное время действительность и логика вещей делают огромные, совершенно неожиданные зигзаги...”. Окон­чательное следствие по делу этих офицеров совпало со взя­тием немцами Пскова и публикацией ленинского воз­звания “Социалистическое отечество в опасности”. Содер­жавшиеся под арестом офицеры-террористы письменно попросили отправить их на фронт для участия в боях с иноземными захватчиками. Владимир Ильич тут же рас­порядился: “Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт”.

Поразительную “забывчивость” проявил дважды док­тор наук в подглавке “Выстрелы Фани Каплан?” Вопреки нормам научной этики, он даже не упомянул об основной литературе по этому вопросу. А ведь только в Политизда­те в 1983 и 1989 годах выпускался сборник документов и материалов о покушении на жизнь Владимира Ильича 30 августа 1918 года “Выстрел в сердце революции”. Со­вершенно умолчал Дмитрий Антонович и о тех “сенсаци­онных” статьях, которые появлялись в печати за годы гор­бачевской “перестройки” и ельцинской “демократии”.

Необходимо отметить, что большинство этих публика­ций являются перепевами давно известной истории с вкра­плением “жареных” фактов, почерпнутых из эмигрантской литературы. Но наш философ-историк наверняка читал очерк ташкентского юриста Е. Данилова “ Три выстрела в Ленина, или за что казнили Фани Каплан”, опубликован­ный в петербургской “Неве” (1992, № 5, 6), и даже кое-что из него заимствовал. Не прошла мимо внимания Дмитрия Антоновича и большая публикация Е. Данилова “За что казнили Фани Каплан?” в “Огоньке” (1993, № 35-36), кото­рую редакция сопроводила сенсационным сообщением о том, что ее автор, юрист из Ташкента, “впервые побывал в след­ственном управлении МБ РФ и первым из пишущих взял в руки папку с коротким названием “Дело Фани Каплан”. В действительности же название на ней отнюдь не “корот­кое”: “Следственное дело по обвинению Каплан Фани Ефи­мовны, а всего 15 человек, в покушении на жизнь Ленина”.

Истины ради замечу, что я, наверное, раньше, чем Да­нилов, познакомился с этим делом, которое в начале 1992 го­да находилось уже в Центральном музее им. В. И. Ленина. В этом же учреждении, как мне передавали сотрудники Музея, знакомился с содержанием дела и Волкогонов. Но как бы то ни было, он, издавая в 1994 году (спустя год после публикации Данилова в “Огоньке”) книгу “Ленин”, не имел морального права писать в ней, что якобы первым получил доступ к документам и материалам о покушении 30 августа 1918 года. И тем не менее Дмитрий Антонович счел возможным присвоить себе лавры первооткрывате­ля, заявив читателям книги “Ленин”: “С помощью архива КГБ просмотрим некоторые документы. Помощник воен­ного комиссара 5-й Московской Советской пехотной диви­зии Батурин (надо — Батулин. — Ж. Т.) письменно пока­зал Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией следующее: “В момент выхода тов. Ле­нина из помещения завода Михельсона, в котором проис­ходил митинг на тему “Диктатура буржуазии и диктатура пролетариата”, я находился от товарища Ленина на рас­стоянии 15—20 шагов”.

Опуская (для экономии места) последующие 40 строк из рассказа Батулина, отмечу, что Волкогонов приводит его по тексту, давно известному по печатным публикаци­ям, и “архив КГБ” ничего нового нам не дал. Далее. Уче­ный обязан был бы сопоставить показания Батулина со свидетельствами других очевидцев покушения 30 августа 1918 года, ибо только так можно составить более или ме­нее полную картину “выстрелов Ф. Каплан”.

В частности, он не повторял бы байку Е. Данилова, буд­то никто не видел, что именно Каплан стреляла в Ленина. А ведь Батулин в своих показаниях ясно говорил, что ко­гда толпа, находившаяся невдалеке от Владимира Ильича после выстрелов (приняв их за начало большого воору­женного выступления врагов советской власти) начала раз­бегаться, он стал кричать: “Держите убийцу тов. Ленина”. Сам же он помчался в сторону Серпуховки, куда бежала основная масса людей, и своими призывами “держите убий­цу тов. Ленина” ему удалось” остановить от бегства тех людей, которые видели, как Каплан стреляла в тов. Ле­нина, и привлечь их к участию в погоне за преступни­ком”. Таким образом, задержание Каплан произошло при помощи очевидцев покушения, и она тут же призналась в совершении злодеяния.