Феодорит Кирский - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Феодорит Кирский
• Жанр: Религия
• Год: 1996

---

В то время [ [223]] пределы Римской империи опустошаемы были племенами измаильтян. Ими предводительствовала Мавия, которая, несмотря на ее пол, имела дух мужчины. После многих битв она заключила с римлянами мир и, озаренная светом богопознания, просила рукоположить своему народу в архиерея некоего Моисея, жившего на границе между Египтом и Палестиной. Получив эту просьбу, Валент повелел сего божественного мужа препроводить в Александрию и там преподать ему благодать архиерейства, потому что Александрия была ближайшим к тому месту городом. Но когда он прибыл туда и увидел, что возложить на него руку старается Люций, то сказал: не бывать тому, чтобы ты возложил на меня руку, ибо по твоему призыванию не снидет на меня Дух. А Люций спросил; «на чем основывается выражаемая сими словами твоя догадка?» «Не догадка это, — отвечал он, — а ясное знание, ибо ты вооружаешься на апостольские догматы и говоришь вопреки им: богохульным же твоим словам соответствуют и беззаконные твои дела. Какой нечестивец, судя по тебе, не смеялся над церковными причтами? Какой достохвальный муж тобою не изгнан? Какой варварской свирепости не скрывают ежедневные твои дерзости? " И это говорил он Люцию безбоязненно. А сей слушал его слухом убийцы и жаждал его смерти, только боялся, как бы снова не возжечь прекратившейся войны, потому повелел препроводить его к другим епископам, которых он требовал. С этой дивной верой, получив благодать архийерейства, Моисей прибыл к тем, которые просили его, и апостольским учением, равно как чудодействиями провел их к истине. Так вот какие дерзости совершал Люций в Александрии, и вот что устроил тогда промысел божий! [ [224]]

Глава 24. О дерзких поступках (ариан) в Константинополе

В Константинополе же последователи Ария, наполнив корабль благочестивыми пресвитерами, пустили его в море без балласта. Потом, посадив некоторых своих единомышленников на другое судно, приказали им поджечь корабль, на котором были пресвитеры. Когда это было сделано, плаватели, борясь с огнем и морем, наконец погрузились в глубину и приняли мученический венец. Между тем Валент, очень долго живя в Антиохии, всем — и эллинам, и иудеям, и другим, которые, нося имя христиан, проповедывали противное евангельскому учению, внушил дух религиозной безопасности. Находившиеся в заблуждении начали (явно) совершать языческие обряды, и он снова позволил процветать той лжи, которая после Юлиана была истреблена Иовианом. Таинства Зевса и Диониса и оргии Деметры отправлялись не в тайниках, как бывало в царствования благочестивые; напротив, (язычники) с неистовством бегали по городской площади. Царь враждовал только против чтителей апостольского учения. Сперва он изгнал их из храмов, тогда как всехвальный Иовиан отдал им и вновь построенную церковь; потом, когда они начали сходиться у подошвы горы, чтобы там славословить Господа песнопениями и питаться словами Божественного Писания, перенося неблагоприятные перемены погоды — то дождь, то снег, то стужу, а иногда сильнейший зной — он не позволил им наслаждаться и этой, с таким трудом приобретаемой пользой, но послал воинов и разогнал их.

Глава 25. О том, как в Антиохии собрали церковь православных Флавиан и Диодор

Но напор волн, будто перед некими оплотами, сокрушался перед Флавианом и Диодором. Тогда как пастырь их Мелетий принужден был жить вдали от них, они сами стали заботиться о пастве и волкам противопоставляли свое мужество и мудрость, а об овцах имели приличную заботливость. Посему, когда отогнали их от подошвы горы, они начали пасти овец на берегах соседней реки, ибо не хотели, подобно вавилонским пленникам, повесить свои арфы [ [225]], но Творца и Благодетеля воспевали на всяком месте владычества Его [ [226]]. Что ж? Враг не потерпел, чтобы и здесь сходился собор благочестивых пастырей, исповедовавших во Христе Владыку. Посему, чета этих дивных вождей начала собирать святых своих овец на военном поле и там указывала им духовное пастбище. Мудрый и мужественный Диодор, подобно прозрачной и великой реке, доставлял своему стаду питье и потоплял богохульство противников. Ни во что ставил он знатность своего рода и охотно переносил все труды за веру. Равным образом и превосходный муж Флавиан был рожден от благородных родителей, но благородством почитал одно благочестие. Подобно какому–нибудь начальнику гимназии, он помазывал на битву и великого Диодора, будто пятинаградного подвижника, ибо в то время сам не проповедывал в церковных собраниях, а только делавших это обогащал наставлениями и мыслями священного Писания — и они то уж бросали стрелы против Ариева богохульства, которые Флавиан доставлял им из своего ума, будто из какого колчана. Препираясь с еретиками как в частных домах, так и в общественных собраниях, он легко разрывал их сети и доказывал, что их возрождения — паутина. С ними вместе подвизался и тот Афраат, которого жизнь мы описали в «Истории Боголюбцев» [ [227]]. Предпочетши своему безмолвию спасение овец, он оставил хижину подвижника и принял на себя труды пастыря. Какое собрано им богатство добродетели, говорить здесь считаю излишним, потому что писал об этом в другом сочинении. Теперь я расскажу только об одном его поступке, которого описание весьма уместно в этой истории.

Глава 26. О святом Афраате монахе

С северной стороны царских чертогов (в Антиохии) протекает река Оронт, а с южной надстроен над городской стеной огромный двухъярусный портик с высокими на обеих сторонах башнями. Между царскими же чертогами и рекой проложена большая дорога, на которую вступают все идущие из города через ворота и направляющиеся в загородные поля. По этой–то дороге шел божественный Афраат на военное поле — с намерением исполнить дело надлежащей заботливости о святых овцах. В это время царь с высоты царского портика заметил его и увидел, что он был одет в кожаное платье и, несмотря на свою старость, шел поспешно. Тут кто–то сказал, что это Афраат, которого влиянию подчиняется множество граждан, и царь спросил проходившего: «Скажи, куда ты идешь?», а тот весьма мудро и кстати отвечал ему: «Иду молиться за твое царствование». «Но тебе следовало бы, — сказал царь, — оставаться дома и, по монашескому закону, молиться в уединении». На что тот божественный муж отвечал: «Ты, царь, весьма хорошо говоришь: так нужно было бы мне поступить; так я и поступал доныне, пока овцы Спасителя пользовались миром. Но когда они подверглись великому смятению и когда им угрожает важная опасность быть увлеченными от зверей, тогда является необходимость употребить все средства к спасению стада. Скажи мне, царь, — продолжал он, — если б я был девицей и сидел в своем тереме, но, заботясь о доме, вдруг увидел бы, что показалось пламя и отеческий дом загорелся, — скажи мне, что тогда надлежало бы мне делать? Сидеть ли в комнате, не обращая внимания на то, что горит дом, и ждать, пока пламя ринется и на меня? Или оставить свой терем, бегать вверх и вниз, носить воду и заливать огонь? Очевидно, это последнее, скажешь ты, ибо так свойственно поступать догадливой и благоразумной девице. То же самое, царь, делаю теперь и я. Ты бросил пламя в отеческий наш дом, и мы всюду бегаем, стараясь погасить его». Так говорил Афраат, и царь пошел молча. Но один из царских постельничих, при том дерзко угрожавший божественному мужу, вот что потерпел. Так как ему вверено было попечение о царской бане, то немедленно после этих слов он ушел, чтобы приготовить ее для царя, но, пришедши в баню, как будто помешался, бросился в кипящую, нестерпимо горячую воду и умер. Между тем царь сидел и ждал, когда ему доложат, что можно идти, и наконец, по прошествии значительного времени, должен был послать других, чтобы уведомили его о причине замедления. Пришедши в баню, посланные все осмотрели и, наконец, нашли его уже мертвым и в чрезвычайно горячей воде разложившимся. Когда это дошло до слуха царя, то все поняли силу молитвы Афраатовой, хотя и не отступили от нечестивых догматов, но, подобно Фараону, ожесточили свое сердце. Узнав и об этом чудодействии святого, Валент продолжал неистовствовать против благочестия.

Глава 27. О святом Юлиане и Антонии Великом

В сие же время и тот всехвальный Юлиан [ [228]], о котором я уже прежде упоминал, принужден был оставить пустыню и прийти в Антиохию. Когда люди, воспитанные во лжи и весьма искусные в сплетении клевет — разумею ариевых единомышленников — стали утверждать, что тот великий муж принадлежит к их обществу, то светильники истины, Флавиан, Диодор и Афраат послали к упомянутому восхваленному мужу другого подвижника добродетели, разумного Акакия [ [229]], который после с величайшею мудростью управлял берийскою церковью, и умоляли его сжалиться над бесчисленным множеством народа, обличить ложь противников, и вместе с тем утвердить проведение истины. Сколько раз (по этому случаю) он приходил и опять уходил, и сколько совершил чудес в самом великом городе, все сие описано нами в «Истории Боголюбцев», где легко могут прочитать желающие знать об этом подробнее. А что он в наше собрание привлек все население города, в том, думаю, не сомневается никто, исследовающий человеческую природу, потому что вообще дивное привлекает к себе всех. О великих же его чудодействиях свидетельствуют самые враги истины. То же делал в Александрии, еще задолго прежде, во времена Констанция, Антоний Великий [ [230]]. Оставив пустыню, он обошел весь тот город и внушал всем, что Афанасий есть проповедник апостольского учения, а последователи Ария суть противники истины. Так–то знали те божественные мужи, что в какое время прилично делать, когда нужно предаваться уединению, а когда пустыням предпочитать города.