Анатолий Голубев - Умрем, как жили

• Название: Умрем, как жили
• Автор: Анатолий Голубев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1981

В основу романа положены события, происшедшие в одном из городов Центральной России в грозный год прихода фашистских захватчиков на нашу землю. Герои книги — молодежь, участники подполья.

---

Юрий стоял, обхватив приемник обеими руками, будто опасался, что тот может умолкнуть, убежать, раствориться или выкинуть еще черт знает какой номер и он не услышит главного: что же делать, что же делать дальше?!

Он очнулся, когда из динамика голос, бравший за душу, тихо, но твердо произнес:

«Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Юрий стоял на трамвайной остановке, небрежно держа свой знаменитый желтый чемоданчик, — аккуратно сложенная форма лежала под крышкой, на которой был наклеен вырезанный из «Огонька» портрет Валерия Чкалова. Любимый, портрет любимого летчика. Улыбающийся Чкалов в толстом сером свитере с высоким, крупно вязанным воротником.

На остановке собралось человек шесть. И все молчали, словно на похоронах. Юрий, подняв голову, увидел мелкую черную сыпь на горизонте, там, где кончалась ослепительно белая туча, и словно отдельно, не связанно с видимым, услышал частую сыпучую дробь далеких барабанных палочек. Самолеты сосчитать было невозможно, ибо шли они стороной, так к городу и не приблизились, то ли боялись зениток, то ли задача у них была иная, и Старый Гуж им был совершенно не нужен.

В обычно шумном трамвае было также тихо, будто Юрий и вошедшие с ним пассажиры принесли с собой гнетущую тишину оттуда, с улицы, с высокого деревянного настила остановки. Только впереди, возле кабины вожатого, двое мужчин переговаривались вполголоса, и, к удивлению своему, Юрий услышал, что беседа у них совсем мирная — о совместном вечернем походе к кому-то на крестины.

«Неужели не знают, что война? А может, выяснится, что паника зряшная?! Так, забрела какая-то свора, их перебили наши пограничники, и баста. — Юрий вздохнул. — А коли всерьез, война, может, и играть смысла сегодня нет? Какой там, к дьяволу, футбол…»

Юрий обычно соскальзывал с трамвая на ходу, на самом повороте, и через калитку служебного входа сразу же попадал к раздевалке — веселенькому красно-синему дому о двенадцати окнах по фасаду. От дома к деревянной трибуне вела дорожка. Собственно говоря, дорожку как таковую Юрий редко видел — из раздевалки к полю команда шла сплошным людским коридором, в котором стены — все до одного знакомые, благожелательные лица. Сегодня дорожка сиротливо краснела кирпичом, словно раздетая поздней осенью рябина, и от этой обнаженности сердце Юрия захолонуло, как в минуту несправедливого, обидного проигрыша по его вине.

Команда была почти в сборе. Игроки сидели по просторным скамьям, и, казалось, ни у кого не было желания переодеваться.

— Здорово! — Юрий прошел к своему шкафчику, нисколько не удивившись, что никто не ответил на его приветствие.

Следом за Юрием в комнату вошел Владимир Павлович. Юрий, не оборачиваясь, узнал его по шумному дыханию и тяжелым шагам грузного человека. Пестов, заведующий типографией областной газеты, когда-то был футбольной знаменитостью Старого Гужа. Его забрали в московский «Спартак», но там, в столице, ему не повезло — буквально в первой игре он сломал ногу и целый сезон лечился. Кость срослась неправильно. Пришлось ломать вновь. И снова срослась неправильно. Кончилось терпение, он раньше времени начал тренироваться. А был высокий, плотный… Кость не выдержала, открылся воспалительный процесс, и сгорел за два года его недюжинный футбольный талант. Теперь Пестов исполнял обязанности тренера «Локомотива», исполнял ревниво, по-серьезному, словно не тренировал молодежь, а мстил жизни за свою собственную неудачу в спорте.

— Здравствуйте, добры молодцы. — Владимир Павлович снял щеголеватую белую кепку, отер рукавом лоб, словно очень спешил, беспокоясь, в каком состоянии найдет свое хозяйство, и, увидев всех в сборе, успокоился. — Здравствуйте, добры молодцы! — еще раз повторил он и, услышав недружный хор голосов в ответ, громко рявкнул: — Здравствуйте!

Все невольно по-солдатски дружно ответили.

— То-то же! Слушаю и не верю — совсем голоса потеряли. Как канарейки перекормленные!

— Не до голосов теперь, Владимир Павлович, — затянул Глеб, — того и гляди головы полетят, а вы о голосах…

— До ваших голов очередь не скоро дойдет. Без вашего в Красной Армии силенки имеются. А вы, как бесценные спортивные светила, будете в резерве сидеть, пока мы к Берлину не подойдем, — Владимир Павлович лукаво оглядел всех и добавил: — Чтобы лицом в грязь на победном параде не ударить, таких красавцев для форсу перед войсками в тренировочных костюмах пустят. Знай, мол, наших!

Шутка не вызвала никакой реакции. Да и сам Владимир Павлович шутил как бы нехотя, с оглядкой, не веря, что поступает правильно.

— Ну вот что… Дело на границе, видно, серьезное. Звонил в обком партии, спрашивал, как с игрой быть: своевременно или нет? Сказали, собирайтесь, как объявлено. По обстановке сориентируемся. Давайте-ка одеваться! А я пойду посмотрю, что в дирекции да на трибунах делается.

Выйти он не успел. Появился Бонифаций Карно, старый банщик и столь же старый болельщик «Локомотива» — один из немногих, кого Владимир Павлович допускал перед игрой в раздевалку. Бонифаций, бросая свою парную, каждый раз появлялся к игре и дежурил у двери в раздевалку. Право занять такой почетный пост ему давало знакомство накоротке со всей командой — к Бонифацию ребята ходили париться, и каждого он «отделывал» так, что тот как бы заново рождался.

— И-и, Володька! — Он никогда иначе и не звал Пестова. С одной стороны, возраст вроде бы и позволял ему так обращаться к тренеру, а с другой — солидность рослого «Володьки» и воробьиная хлипкость Бонифация, невесть где добывшего такое мудреное, небанное имя, делали фривольное обращение почти насмешкой.

— И-и, Володька! — повторил Бонифаций. — Трибуны-то пусты. Подрейфили, прохвосты, германца в глаза не видели, а уже испугались. Что ж за болельщики? — Бонифаций погрозил маленьким кулачком в сторону двери. — На поверку пустые крикуны всегда жидки!

— Так уж и жидки?! — скорее, чтобы остановить словоизлияние Бонифация, спросил Пестов. — Тысчонки две на трибунах наберется?

— Тысчонки? — ехидно переспросил Карно. — А сотню пацанов, мелкоты разной, не хочешь?

Пестов отстранил Карно от двери и вышел.

— Что же, ребята, давайте переодеваться, — неуверенно сказал Токин. — Будет игра или не будет — не нам решать! А готовыми быть надо.

Карно одобрительно кивнул головой:

— Тем более что знаменцы приехали. И вот-вот выйдут на разминку.

Пестова не было долго. Вошел он мрачный, ничего не объяснил, только одобрительно кивнул, увидев, что все хоть и лениво, но начали одеваться.

Защелкали замочки шкафчиков, зацокали шипы по деревянному настилу. Принялись качать друг друга на спине братья-близнецы Архаровы, игравшие на краях. Если бы не левый край и не правый, то, кажется, и не узнать, где который — где Александр, а где Георгий.

Перед самым выходом на разминку, когда Юрий тревожно прислушивался к непривычной тишине за дверью, вошел начальник депо. Лицо, как всегда, серьезно. Только глаза на этот раз смотрели мягче, а не как обычно — с подозрением и непонятным начальственным укором.

— Правильно, что настроились. Игра сегодня, можно сказать, политическая будет. Против всего фашизма. Он на нас пушки, а мы чихали на него! Мы не боимся. И ответим игрой, да такой игрой, чтобы все, кто пришел сегодня, надолго ее запомнили. Это, как сказал секретарь обкома партии, мобилизационная игра. А то кое-кто уже начал в панику бросаться!

— У нас таких нет, — вставил Юрий.

— Знаю, потому и говорю. Немцы немцами, а вы об очках думайте. А то в заварушке знаменцы уведут у нас игру, в следующее воскресенье и не наверстаешь. Смотришь — на будущий год они на первенство Российской Федерации поедут. И на наших же паровозиках! А мы только проводниками да машинистами…

— Игру не отдадим, Всеволод Михайлович, — сказал Пестов. — Ребята будут работать на совесть. Хотя, конечно, настроения необходимого нет. Я был у соперников…

— Ну и как они? — нетерпеливо спросил Всеволод Михайлович. — Ножи точат?

— Непохоже, скорее сопли распустили.

— Знаем мы их сопли! — подал реплику из угла Саша Толмачев — вратарь, а по профессии водопроводчик из горкомхоза. — Они и прошлый раз фертиль выкинули — мол, все больны, а как вышли — полезли, едва остановили…

Посмеялись. Но, когда выбрались из раздевалки, стало не до смеха. Стадион встретил сиротливой пустотой, такой пугающе непривычной, что все вновь умолкли и угрюмой нестройной толпой побрели на поле.

— Начальство приехало, — сказал Стас Тукмаков, рослый центрхав, наборщик из типографии Пестова, и кивнул на «скворечник» — небольшую беседку с крышей в самом центре главной трибуны. Там набилось столько народу, что, казалось, «скворечник» завалится.

Юрий лениво посылал Толмачу несильные мячи, не столько пытаясь разогреть вратаря, сколько проверяя себя: здорово ли сказывается вчерашнее гулянье? За необычностью сегодняшней обстановки на стадионе Юрий совершенно забыл о том, что вряд ли сможет играть с полной отдачей.