Степан Швец - Под крыльями — ночь

• Название: Под крыльями — ночь
• Автор: Степан Швец
• Издательство: Промiнь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Автор книги «Под крыльями — ночь» Степан Иванович Швец — Герой Советского Союза, бывший летчик бомбардировочной авиации дальнего действия, проведший все годы Великой Отечественной войны на фронте. Он взволнованно и живо, с яркими и точными подробностями рассказывает о себе и своих друзьях-однополчанах, о том повседневном героизме фронтовиков, который летчики называли совсем буднично — боевая работа.

---

Надо отдать должное конструкции самолета: во всех случаях падения экипаж оставался цел, так как удар принимало сначала шасси, затем центроплан. Фюзеляж почти не получал повреждений и экипаж отделывался ушибами.

Хороший был самолет, но не успели довести его «до ума».

Ночные тренировки закончились. Полк приступил к подготовке полета в глубокий тыл врага — на Берлин. Готовились тщательно, ног осуществить этот полет не удалось. Фронт приближался, по городу ввели затемнение. Оставаться здесь сделалось небезопасно, и часть вновь перебазировали в глубь страны, на восток.

Полет на Берлин через некоторое время всё же состоялся, но уже без меня. Подробности я узнал гораздо позже.

…По прибытии на новое месторасположение привели в порядок материальную часть и продолжили подготовку к налету на Берлин. Но так как до цели было очень неблизко, предварительно перелетели на аэродром подскока. Оттуда и был организован налет. Готовился весь полк, вылетело меньше половины экипажей, боевое задание выполнили всего самолетов восемь.

Полет проходил ночью, в тяжелых метеорологических условиях, на маршруте встречались грозовые облака, но цель была обнаружена и поражена.

На обратном пути самолет командира корабля Степанова был сбит над Финским заливом немецкими истребителями. От прямого попадания загорелись сразу оба мотора. Экипаж покинул самолет. Выпрыгнуло трое, в живых остался один — стрелок-радист Максимов. Перед войной он тренировался в прыжках на воду, и этот опыт ему пригодился. Увидев, что опускается на воду, Максимов расстегнул лямки парашюта и приготовился к приводнению. Легкий утренний туман помешал ему точно определить расстояние, и он отпустил лямки слишком рано, метров за десять до воды. Камнем упал вниз, больно ударился и едва не захлебнулся.

С нашего корабля, оказавшегося поблизости, следили за приводнением и вскоре подобрали парашют. В кармашке его обнаружили паспорт на имя Максимова с датой перекладки — парашют перекладывали только вчера перед полетом. Начались поиски.

Четыре часа Максимова качали волны. Когда моряки, наконец, подобрали его, он весь окоченел и был без сознания. На корабле пришел в себя, но не мог ни говорить, ни двигаться. Корабельный врач оказал Максимову медицинскую помощь. Моряки обогрели его, обсушили и отправили в Пушкино. Остальных членов экипажа не нашли. Видно, перед приводнением они не расстегнули лямки парашюта и утонули.

Тем не менее, несмотря на потери, первый налет нашего полка на Берлин можно было считать удачным. За выполнение ответственного задания многим летчикам были вручены правительственные награды. Заместитель командира третьей эскадрильи старший лейтенант Малинин получил орден Ленина.

Но вернёмся к событиям, предшествовавшим налету на Берлин и касающимся лично меня.

Итак, в конце июля планировалось перебазирование полка. Самолет загрузили всем необходимым техническим имуществом и личными вещами лётно-технического состава. Полет предстоял длительный, и готовились к нему тщательно. По нескольку раз всё осмотрели и проверили. Но меня не оставляло беспокойство: почему греется правый мотор? Не подведет ли он на маршруте? Ведь причина перегрева так и не обнаружена.

Лететь предстояло девятками поэскадрильно. В девятке — три звена. Я должен был идти правым в правом звене, то есть самым крайним.

В состав моего экипажа входили штурман Лабонин, техник самолета Стрелец и стрелок-радист Сысоев. Перед вылетом я выстроил экипаж, приказал подогнать парашютные лямки, потом стал проверять. Подхожу к стрелку-радисту. Вижу его впервые, спрашиваю:

— Вы подогнали лямки, умеете пользоваться парашютом?

— Товарищ командир, не беспокойтесь, у меня десять парашютных прыжков и один с горящего — на финской.

— Ну, добро. По местам!

На маршруте шли строем на высоте четыре тысячи метров. Вначале всё было нормально, потом стал замечать, что правый мотор опять греется, несмотря на то, что охлаждение включено полностью. Я поубрал газ, стал отставать, а потом совсем вышел из строя. Посоветовался со штурманом и решил садиться на ближайшем аэродроме. Мы были на траверзе большого города.

Кабина пилота на машине смещена влево, правого мотора летчику с сидения не видно. Газ убран, а температурные показатели на пределе. В чем дело?

— Вася, — говорю Лабонину, — посмотри, пожалуйста, на правый мотор, не горит ли? Температура не падает.

Лабонин приподнялся, глянул вправо и воскликнул: Мать честная, горим! Уже пламя видно.

Техник Стрелец, стоявший в задней турели[5], давно заметил хвост дыма, но решил, что, раз мы ушли от строя, значит, я обо всём знаю.

Повинуясь моей руке, самолет резко клюнул вниз.

— Что ты хочешь делать? — крикнул Лабонин.

— Иду на посадку.

— Уже не успеем!

«Возможно, он прав», — подумал я и выравнял самолет.

Привстав с сиденья так, что голова уперлась в колпак, я увидел правый мотор. Пламя теперь лизало крыло позади мотора, черный дым шлейфом тянулся за самолетом.

Да, только прыгать и немедленно. Подаю команду:

— Прыгать всем!

Штурман открыл дверцу и исчез.

— Все выпрыгнули там сзади?

Молчание.

— Все выпрыгнули?

Значит, все. Теперь моя очередь. Открываю колпак. Сразу пахнуло гарью. Образовавшимся сквозняком в кабину втянуло сначала дым, а потом и пламя. Глаза ничего не видят. Приподнимаюсь, чтобы выбраться через верх из кабины, но встречный поток воздуха прижимает меня к спинке, и преодолеть его не хватает сил. Опускаюсь на сиденье, хватаюсь за штурвал, но не вижу ни приборов, ни горизонта. Самолет дрожит, чувствую, что он принял ненормальное положение.

Снова пытаюсь выбраться. Всем телом подаюсь вперед и делаю сильный рывок вверх. Кажется, помогло. Хотя и прижало к сиденью, но теперь значительно выше. Удерживаясь в этом положении локтями, упираюсь ногами в приборную доску и выворачиваюсь. Струя воздуха подхватывает меня и выбрасывает из самолета.

Вместо шума, грохота, вибрации — первозданная тишина. Чувствую, что спасся, избежал трагического конца. Теперь только потянуть за кольцо. Характерный рывок, и я повисаю. В тот же миг — страшный взрыв почти рядом. Пламя достигло бензобака… Подо мной два парашютных купола. Где же третий? Потом замечаю, что эти два парашюта уже выше меня. Глянул на свой парашют, а у него скручены стропы, и вместо белоснежного парашютного зонта над головой небольшой пузырь.

Видимо, после того, как я скатился по фюзеляжу, вращение продолжалось в воздухе и стропы оказались закрученными.

Не опускаюсь, а падаю. Земля приближается с огромной скоростью. И вдруг — снос. Меня несет спиной в направлении движения. Это опасно. Нужно во что бы то ни стало развернуться, чтобы упасть на четвереньки. Взявшись за стропы, разворачиваюсь, готовлюсь встретить матушку-землю, но стропы постепенно раскручиваются, и мне не удается совершить нужную манипуляцию. Землю я встретил всё-таки спиной.

Невыносимая боль в позвоночнике, но сознание не потерял. Кое-как огляделся. Лежу на пахоте, невдалеке от оврага. За оврагом — деревушка, дальше широкие поля. У края поля торчит киль моего самолета, в воздухе огромный клуб дыма.

В небе, над головой, на высоте 500 метров кружит самолет. Это Саша Краснухин. Как только показался на моем самолете шлейф дыма, он пристально наблюдал за мной, а как только я вышел из строя, он тоже отстал и следил за моим самолетом.

А шлейф дыма всё увеличивался. Показалось пламя. Самолет резко клюнул и снова пошел горизонтально. Показался парашютист. За ним — второй. Объятый пламенем, самолет пошел в пике. У самой земли из темной полосы дыма выпал ослепительно-белый комок — это третий и… взрыв!..

«Только три. Это — Степан. Ему выбираться труднее всех. Неужели Степан?»

Несколько кругов сделал самолет над местом катастрофы, кружился подобно птице, у которой злым охотником подбит детеныш и она носится, издавая жалобные крики, сетуя на свою беспомощность.

Покачав на прощание крыльями, Саша улетел. Я был растроган вниманием друга. Я его понял. И мне хотелось крикнуть ему: «Саша, я жив, жив! Дружище, я жив!»

Боль по-прежнему сверлит спину. Подняться не могу. И вдруг в наступившей тишине слышу приближающийся шум, возбужденный говор. С трудом поворачиваю голову и вижу группу людей, бегущих ко мне. В руках у них вилы, колья…

Понятно… В те дни в каждом населенном пункте из местных жителей создавались истребительные отряды по борьбе с диверсантами и шпионами. Конечно, они оказывали неоценимую помощь в укреплении тыла, но, случалось, и своих иногда принимали за диверсантов.

Впереди группы бежит огромный бородач с обломком косы на длинной деревянной ручке. Превозмогая боль, поворачиваюсь лицом к бегущим, чтобы видны были офицерские знаки различия.