Арман Жан, де Ришелье - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Арман Жан де Ришелье
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-051468-7, 978-5-9713-8064-1, 978-5-89136-004-4

Кардинал Ришелье. Одна из ключевых фигур европейской истории XVII века.

Гениальный, жесткий, целеустремленный политик…

Тончайший мастер международной дипломатии…

Интеллектуал и покровитель наук и искусств, основавший Французскую академию…

Государственный муж, открывший Франции путь к «золотому веку» Людовика XIV…

Наконец, знаток и любитель кошек…

Читайте об этом в уникальных мемуарах Ришелье, изданных во Франции в 1723 году, частично опубликованных в России во второй половине XVIII века и впервые выходящих на русском языке целиком и полностью.

---

Следует заметить, что Женева издавна была под защитой Генриха Великого; еще покойный Санси, будучи послом в Швейцарии, в 1579 году первым вел переговоры о вечном союзе этого города с французским Королем.

Генрих III, соглашаясь с этим и скрепив этот союз договором между французской короной и Лигами, сделал так, что кантоны обязались поставлять людей для обороны Франции в случае нападения на нее кого-нибудь из соседей; позже Женева стала участницей Вервенского мира в качестве союзницы и члена союза Лиг.

Герцог Савойский, посматривавший в сторону Женевы, в которой был заинтересован, ни разу не осмелился открыто напасть на нее; он лишь попытался захватить ее врасплох, прежде чем Король, неизменно выражавший свою готовность защищать ее, пришел бы ей на помощь — это Король предупредил жителей о последнем нападении Ле Террайля на город, тот был схвачен в районе Во и обезглавлен.

Как только пошли разговоры о замыслах герцога Савойского, к нему примкнули многие видные гугеноты, с другой стороны, Королева послала к герцогу г-на де Баро, чтобы убедить его сложить оружие, напоминая о том, как ревниво относятся к нему соседи, а также о том, что не потерпит авантюру, которую, как говорили, он затевает против союзников короны.

Ответ, который привез де Баро, не удовлетворил Ее Величество, а потому она послала к нему Ла Варенна, и тот убедил его распустить свою армию, поскольку было ясно: его планам не суждено осуществиться.

Бельгард, который по получении новости о замысле герцога был послан туда губернатором, захотел было посетить все крепости края, но столкнулся с неприветливым приемом в Бург-ан-Брес, где некоторые из его людей были обстреляны из мушкетов.

Господин д’Аленкур, для которого эта крепость была зубной болью, поскольку находилась слишком близко к Лиону, в силу чего тот уже не мог служить пограничным городом, а следовательно, сильно терял в своей значимости, воспользовался этим случаем, чтобы посоветовать Королеве снести укрепления крепости Боэс под предлогом того, что сам Боэс — гугенот, а также того, что все швейцарцы из Женевы, Бурга и г-н де Ледигьер, принадлежавшие к одной партии, слишком близки друг к другу. Можно было вознаградить крепость, назначив туда католика, пользующегося доверием Короля, и сохранить ее, но предпочли дать Боэсу сто тысяч экю отступного, а затем крепость снести. Конечно, сохранить ее было бы в интересах государства, но общим злом для всех государств является то, что зачастую интерес частных лиц берет верх над государственным.

Принц де Конде, который со времен покойного Короля правил в Гиенне, выразил желание заполучить Боэс, чем вызвал некоторое подозрение у Королевы. Тем не менее, убедившись в неизменности его желания, она не сочла необходимым формально противиться этому, но распорядилась всем так, что даже если бы он и захотел причинить ей какой-нибудь вред, то был бы не в силах это сделать.

Герцог д’Эпернон использовал это подозрение — в тот момент, когда, разочарованный, он собирался покинуть двор, ему было поручено наблюдать за действиями Принца; перед отъездом он был щедро обласкан.

Уже приближалось время ассамблеи в Сомюре, каждому она представлялась бурей, угрожавшей Франции, но вскоре наступил штиль, а замыслы мятежников, которые попытались воспользоваться нашими бедами и призвали к оружию на этой ассамблее, были разоблачены.

Чтобы лучше осознать то, что случилось на этой ассамблее, следует помнить, что сразу после кончины Короля сторонники так называемой реформированной религии принялись размышлять, как воспользоваться малолетством нового Короля и растерянностью, неизбежной в любом государстве после потери великого Государя. Чтобы добиться своего, они требовали созыва Генеральной ассамблеи с еще большим упорством оттого, что в этом году заканчивался срок, установленный эдиктом 1598 года71 для назначения их представителей в ассамблею.

Королева-мать, провозглашенная регентшей, и Совет, созданный при ней, считали, что гугеноты непременно составят наказы, трудность выполнения или нереальность которых толкнет их на крайности; дабы выиграть время, им вовсе не дали королевскую грамоту для проведения ассамблеи в этом году, а только в следующем, то есть в 1611-м, и как раз в городе Сомюре.

Следует заметить, что страшная весть о кончине Короля застала г-на де Сюлли при исполнении служебных обязанностей, тогда как г-н де Буйон был в это время удален от двора. Первый способствовал намерениям Ее Величества, а второй пожелал, чтобы партия гугенотов признала его своим; в конце концов в период между выдачей королевской грамоты и проведением ассамблеи г-н де Буйон разослал по провинциям гонцов к протестантским пасторам с посланиями, предписывающими составить наказы Провинциальных ассамблей, которые должны были предварять Генеральную ассамблею. Эти послания, содержавшие лишь жалобы и ходатайства относительно самых безнадежных дел, должны были обеспечить Генеральной ассамблее бессрочность, но ввиду бессмысленности этого дело могло дойти либо до развязывания войны, призванной покончить с беспорядками, либо примирением с ними по причине их бессилия.

Пасторы, вполне способные на поступки, шокирующие королевскую власть, проводят разъяснительную работу, доводят суть послания до Провинциальных ассамблей.

В то время, как они занимаются этим в своих приходах, при дворе ситуация меняется: Королева приказывает г-ну де Сюлли уйти в отставку, а герцогу Буйонскому, напротив, приблизиться к Их Величествам.

Тем временем герцог де Роан был задет за живое удалением от двора своего тестя герцога де Сюлли. Согласовав свои действия, оба сочли, по свидетельству их друзей, что единственным выходом для них было поддержать и признать отправленные герцогом Буйонским послания. Впрочем, тот желал бы, напротив, вернуть их или дать знать о том, что обстоятельства изменились и он уверился, что двор был настроен в пользу их приходов, в чем он и постарался убедить министров. Не представляло труда внушить так называемым реформаторам, что его старания диктовались его выгодой, что он был ненадежным человеком и что, по всей видимости, следовало его опасаться.

Тем не менее он уверяет двор, что у него достаточно сил, чтобы быть избранным президентом Ассамблеи, а также друзей, чтобы помешать увеличиваться списку неприятных требований. Он убеждает всех, что Ле Плесси-Морней, губернатор Сомюра, поддержит его как своего друга и человека, выражающего его мысли.

Наступили март и апрель, когда должны были состояться Провинциальные ассамблеи, предшествующие Генеральной, на которых должны были быть избраны депутаты.

Именно тут выяснилось, что все старания герцога Буйонского показать свою власть напрасны, а партия противников настолько усилилась, что добивалась своего и выбирала в депутаты самых мятежных своих представителей.

У провинций было много причин не доверять герцогу Буйонскому, более заинтересованному во дворе, чем в их деле; но они не желали следовать за другими вожаками, которые руководствовались обидой на плохое отношение к ним со стороны двора.

В мае все сошлись в Сомюре, там-то герцог Буйонский и узнал от друзей, что Ле Плесси изменил свою позицию, что герцоги де Сюлли и де Роан приберегали его для себя, вместо того чтобы привести на пост президента — а было известно наверняка, что он полон решимости добиваться его, — это стало известно на следующий день, когда из ста шестидесяти голосов ему было отдано лишь десять. В помощники ему дали министра Шамье72, а в писари — Деборд-Мерсье, двоих самых больших мятежников во всей Франции, что они и доказали в ходе всей ассамблеи, на которой первый то и дело призывал к огню и мечу, а второй — к иным крайним действиям.

Герцог Буйонский оказался в тяжелейшей ситуации не только в начале ассамблеи, но и в ходе ее, когда обеспечивал себе поддержку не больше двадцати двух голосов дворян и одного голоса священнослужителя, которые руководствовались не столько своей личной привязанностью к нему, сколько интересами и благом государства. Поскольку число благонамеренных значительно уступало числу неблагонамеренных, невозможно было помешать тому, чтобы наказы депутатам были составлены таким образом, что даже гугенотский Совет не смог бы удовлетворить их.

Буассиз и Бюльон, депутаты от Короля на этой ассамблее, с начала и до окончания ее работы использовали свои возможности, чтобы взывать к разуму депутатов, но все их старания оказались напрасными.

На их запросы, переданные двору двумя депутатами, были получены ответы, но не так быстро, как того требовали обстоятельства, а лишь когда позволило время. Бюльон попытался выиграть время, 5 июня он обратился к ассамблее, убеждая депутатов не выходить за рамки их полномочий, стал разъяснять, что время несовершеннолетия Короля, как никакое другое, требует от них покорности и смирения.