Илья Штемлер - Универмаг

• Название: Универмаг
• Автор: Илья Штемлер
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Роман о людях, работающих в сфере обслуживания. Герои романа — продавцы магазинов, товароведы, администраторы торговых центров. Свободное владение фактическим материалом позволило автору создать интересное, достоверное в деталях произведение. Своим новым произведением И. Штемлер как бы продолжает разговор, начатый в романе «Таксопарк».

---

С каждым шагом Фиртича здание Универмага тяжелело, расползалось вширь, вытягивалось. Из витрин робко поглядывали на улицу манекены. Окоченевшие дети века научно-технической революции. Девочки из отдела Мезенцевой как-то еще умудрялись придать манекенам достойный вид. А не так давно горожане шарахались от витрин.

Взглянуть хотя бы на черепаху с прилепленным к панцирю ценником. И куда она ползет, эта черепаха? Тяжело, упрямо. Придавив короткими лапами елочную мишуру. Бутылочно тускнеют плоские глазки-пуговицы. Над черепахой предостерегающе кружится белый вертолет. На цветных парашютах спускаются кофточки, сорочки, рейтузы, платья... А черепаха все ползет упрямо, терпеливо, словно намереваясь проломить змеиной башкой толстую стену, разделяющую витрины. Прорваться к обуви. Перемешать все в кучу. Заползти на витрину с кухонной утварью. Наследить в маленьких кастрюлях, сковороде, мисках...

Фиртич сильно, обеими ладонями оттолкнул себя от холодного стекла и зашагал к стоянке такси...

...

Фиртич сверил адрес на бумажке с номерами квартир, выходящих на площадку. Пятая забилась в самый угол, к мусоропроводу. На грязной двери виднелись потеки краски. Фиртич позвонил. После копошения, звяканья цепи и грохота задвижки показалось простоватое женское лицо.

- Вам кого? — спросила женщина и осеклась, узнала.

И Фиртич припомнил в этой женщине одну из сотрудниц Универмага. Та самая, Сазонова, вскрывшая приписку в отчете...

- Добрый вечер. Мне бы Павла Павловича, — сдержанно произнес Фиртич. Он не ожидал, что Сазонов живет в одной квартире со своей сестрой. Что ж, тем лучше.

Женщина исчезла. В растерянности она даже забыла пригласить директора войти. Так он и стоял перед дверью. Но недолго...

- Ремонт вот затеял, понимаете, — вместо приветствия пробормотал Сазонов и, точно осознав, кто пришел к нему с визитом, шагнул в сторону, пропуская гостя в коридор.

Фиртич снял пальто, передал хозяину и прошел в комнату. Сазонов забежал вперед, убрал с кресла брошенный костюм, мятую сорочку, галстук и предложил Фиртичу сесть. В комнате был беспорядок, какой обычно сопутствует ремонту. Сдвинутая в сторону мебель, накрытая газетами, запах краски...

- Что, Павел Павлович болеете? — спросил Фиртич.

Сазонов пожал плечами и смущенно улыбнулся.

«А он приятный малый», — подумал Фиртич. Раньше он как-то не обращал особенного внимания на старшего администратора — справляется с работой, и ладно...

- Выписали больничный. — Сазонов поднял над столом голубенький листочек. — Давление подскочило. Хотели даже госпитализировать, я отказался. А сегодня ничего... Может, завтра и выйду. — Сазонов вздохнул.

- Выходите, выходите, — доброжелательно сказал Фиртич. — Чего дома топтаться, если все в порядке. Работы невпроворот.

- Спасибо. — Впалые щеки Сазонова зарделись. Выдержав паузу, он добавил: — Я уж, признаться, отчаялся.

Фиртич сделал вид, что не расслышал этой фразы.

- Обои клеить будете? Или красить?

- Ага, — невпопад ответил Сазонов, благодарно взглянув на директора.

- Если нужны приличные обои, могу помочь.

- Спасибо. Я достал. Я ведь раньше работал в хозторге... Правда, не сработался, как говорится. Чуть под статью не попал... Грели руки, а меня заложником держали...

- Вы работали администратором?

- Нет. Я был красный директор.

- Тем более. Директор без материальной ответственности.

- Да, но... — Сазонов замялся. — Я вообще-то с самого начала хотел уйти из торга в Универмаг. И порядка больше, и зарплата выше. Несправедливо, конечно. Делают одно дело, а...

- Когда-то организовали систему Главунивермаг. Главк и выбил себе привилегии. Потом главк разогнали, а привилегии остались. Ведь небольшие магазины никому хлопот не доставляли, вели себя скромно. Подальше от начальства. Внимания не привлекали.

- Известно почему, — вздохнул Сазонов. — От левака деваться было некуда. Получали, как законный товар, с накладными. И всегда в мою смену. И пятиться некуда... Еле ушел.

- А что возили?

- Да что угодно. От холодильников до половых щеток.

- Поражаюсь отчаянности этих людей, — проговорил Фиртич. — Ведь на сэкономленном сырье левак не особенно настругаешь.

- «На сэкономленном», — усмехнулся Сазонов. — Да они кондицию получают. И тоже левую.

- Это мне известно, не новичок.

- И не только вам...

Фиртича кольнул тон Сазонова. Та молодая женщина, открывшая ему дверь, наверняка представила директора Универмага злодеем в глазах своего брата. И вправду, не могла же такая липа в квартальном отчете ускользнуть от директорского глаза. Значит, знал и молчал. Значит, свой интерес имел директор.

Сазонов уловил настроение Фиртича. Он поднялся, сделал несколько шагов. Сквозь взмокшую рубашку проступили острые мальчишеские лопатки... Визит директора тяготил его. «Чаем угостить, что ли? — лихорадочно соображал он. — А может, выпить предложить? Угораздило жену уйти с сынишкой, все вечера дома сидят, а тут ушли... Может, шепнуть Шурочке?»

- Чем вы так взволнованы, Павел Павлович?

- Знаете, — окончательно растерялся Сазонов и неожиданно для себя сказал: — У меня сын, шестиклассник... В школе им задали сочинение на тему «Я горжусь своим отцом». И он написал, что ему стыдно: его папа — торгаш. — История с сыном несколько дней мучила Сазонова, вот он и выплеснул. Невольно.

- Значит, всех в одну кучу, — проговорил Фиртич.

- Именно, — вздохнул Сазонов.

- Ничего нет удивительного. Вы ведь тоже...

- Что? — встрепенулся Сазонов.

- Всех в одну кучу валите. Меня, например...

Кровь схлынула с пунцового лица Сазонова, он, словно ища опоры, привалился к стене. Вид у него был решительный и потерянный одновременно. Фиртич встал с кресла и вплотную приблизился к несчастному молодому человеку.

- Слушайте внимательно, Сазонов, — жестко проговорил Фиртич. — Вы испортили мне праздник. Юбилей. Вы были пьяны, но это ни в малейшей степени вас не оправдывает...

Сазонов подавленно молчал, опустив голову.

- И не только мне вы испортили праздник. Вы оклеветали многих достойных людей, которые работают вместе с вами. Так же честно, как и вы. Поначалу я хотел вас убрать из Универмага. И я бы это сделал. И никакой местком вам не помог бы, уверяю вас.

Молодой человек скорбно кивнул.

- Более того, я бы постарался сделать так, чтобы вас никуда не взяли в системе торговли, поверьте мне. — И, не удержавшись, Фиртич добавил: — Кстати, у вас бы появилась возможность прямо смотреть в глаза своему мальчику... Но мне, милейший Павел Павлович, не хочется заниматься этим малопочтенным делом. У меня в жизни другие дели. Надеюсь, вы обдумаете смысл моего визита к вам и сделаете вывод.

Фиртич круто повернулся и вышел из комнаты. Следом заспешил ошеломленный Сазонов. За приоткрытой кухонной дверью мелькнули светлые ребячьи глазенки.

- У вас двое детей? Этот малыш не похож на шестиклассника.

- Это сын сестры. Она работает у нас бухгалтером.

- Вот и пусть, продолжает работать, — с нажимом произнес Фиртич, одеваясь. — Так же, как и вы, Павел Павлович.

Скомкав у горла рубашку, Сазонов смотрел, как Фиртич спускается по лестнице, надеясь, что Фиртич взмахнет на прощанье ему рукой. Но не дождался.

Фиртич был недоволен собой. Одна причина определенная: разговор с Сазоновым. Тактически он поступил верно. Его визит формально нельзя истолковать как ультиматум, он пришел выразить обиду за испорченный праздник... Но не дураки же они, должны понять: нечего лезть на рожон да трепать языком о липовых успехах Универмага в прошлом году. Накануне решения вопроса, столь важного для «Олимпа». Или лучше открыто с ними поговорить, растолковать свои планы, привлечь в единомышленники, а? С братом он бы еще договорился. А с сестрой? Интуиция ему подсказывала, что она орешек непростой. Что ж, время покажет...

Вторая причина недовольства была неконкретна, расплывчата. Память выталкивала то директора ресторана Кузнецова в мешковатом костюме, то Мануйлова с озабоченным лицом, то Анну...

...

Елена уже спала. Фиртич тихонько просунул руку под горячую щеку жены. Та шевельнулась, устраиваясь удобней...

В просветленной ночным окном темноте лицо жены сейчас казалось и знакомым и чужим. Фиртичу мешало это впечатление. Может быть, он и вправду не знает эту женщину, как не знает всех тех, кто сейчас возникал в его сознании. Да знает ли он себя? Иногда он ловил себя на странном ощущении. Перед зеркалом, когда пристально рассматриваешь свое лицо вблизи, оно кажется не своим. Куда ближе ему были мимолетные, отдаленные свои отражения в витринах, в стеклах окон...

Фиртичу стало не по себе. Он пошевелил пальцами, веки Елены дрогнули, приоткрылись... Он не помнил ни одного случая за все годы их совместной жизни, чтобы Елена расспрашивала его, почему задержался, где был, с кем. Даже если они и дулись друг на друга, это ночное прикосновение вытесняло обиду из ее памяти. И не было тогда человека более благодарного и преданного, чем он. Даже если Фиртич и не считал себя виновником ссоры. С удивительной проницательностью Елена угадывала состояние мужа: желание одиночества или бегство от него. Даже погруженная в глубокий сон, она всегда пробуждалась.