Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды

• Название: Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды
• Автор: Елена Езерская
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-224-05446-Х

На корабле, перевозившем заключенных из Марселя на острова, произошел бунт: заключенные, захватив корабль, влились в братство пиратов под командованием капитана Сида — так себя называет человек, возглавивший беглецов. Анна в надежде спасти мужа отправляется через Атлантику, к островам. Там она пытается разузнать все о капитане Сиде — она слышит много разных ужасных и нелепых историй. Анна надеется, что этот человек поможет ей найти следы пропавшего Владимира. И она его найдет, чтобы снова потерять. Анна в отчаянии, но она должна вернуться домой, должна жить — ради детей…

---

Она открыла для себя неповторимые марсельские закаты в легких перьях невесомых, окрашенных в розовое облаков, теплую синь погружающихся в сон холмов и само море. Море, которое Анна прежде воспринимала только как препятствие на пути, как расстояние, измеряющее протяженность ее разлуки в пространстве. Здесь же море было частью жизни каждого человека, и Анна вскоре начала ощущать его благотворное влияние — к ней возвратилось чувство и желание прекрасного: Анна вернулась к книгам и музыке — роялю, который стоял в гостиной приютившего ее дома.

Сами Венсаны занимали весь второй этаж, но среди других комнат главной, несомненно, являлась гостиная из двух сообщающихся залов, один из которых был устроен на манер концертного — там находился рояль, а расположение кресел и диванов создавало подобие амфитеатра. Высокие потолки и кипарис декоративных панелей способствовали акустике, и в таких благоприятных условиях музицирование и пение Анны произвело на ее хозяев неизгладимое впечатление, зародив в их умах сюжет — далекий от действительности, но так свойственный людям южного темперамента.

В деталях этого сюжета Анна не была уверена, но по отдельным репликам мадам Венсан догадалась, что ей приписана и большая слава, и большая любовь — конечно же, неразделенная. Или — разделенная, но не очень, то есть — с красивым, но печальным финалом. И, если бы не регулярные посещения родительского дома Арминой с девочками, Анна еще долго бы находилась во власти чар этого сказочно прекрасного города и непредвиденных обстоятельств.

Но однажды маленькая Люсьена, привыкнув со временем к новому лицу и присутствию в доме бабушки и дедушки незнакомой тети, разыгралась и, бегая по саду, расположенному во внутреннем дворике за домом, испугалась чего-то или кого-то, как ей показалось, промелькнувшего в траве. Желая успокоить Люсьену, Анна, с согласия Армины приглядывавшая за игравшими в саду девочками, протянула к ней руки, и та послушно взобралась к ней на колени. Армина, увлеченно обсуждавшая с матерью в гостиной последние городские новости, немедленно выглянула на крик дочери в открытое настежь окно. И, убедившись, что все в порядке, вдруг с интересом посмотрела на мадам Жерар.

— А где сейчас ваши дети? — вполне дружелюбно и даже с состраданием спросила она Анну, когда та вернулась в дом.

— Я не замужем, — после неловкой паузы прошептала Анна, с заметным сожалением выпуская из объятий непоседливую Люсьену. Успокоившись, та почти мгновенно забыла о недавних страхах и снова устремилась на лужайку — играть в серсо с сестрой, терпеливо поджидавшей ее на скамейке под каштаном.

— Как вам будет угодно, — пожала плечами Армина. Она не решилась настаивать, но про себя отметила: мадам Жерар солгала — вот только зачем? Какая тайна скрыта в ее прошлом?

По секрету от Анны Армина поделилась своим наблюдением с матерью, и та, засомневавшаяся в ее словах, приглядевшись к тому, как ведет себя и чувствует Анна в присутствии ее внучек, согласилась: мадам Жерар тоскует по детям. Правда, она так и не смогла решить, какая это тоска — несостоявшегося материнства или разлуки с реально существующими малышами. Но с той поры Анна в глазах мадам Венсан приобрела еще и ореол мученицы, что подтверждало и резкое с того дня изменение в поведении ее гостьи.

Анна заскучала — у нее испортился аппетит, пропал прежде живой интерес к музыке, и общение с домочадцами семьи Венсанов приобрел оттенок напряженной вежливости, а порой даже принуждения. И, хотя большинство марсельцев связывают эту перемену в настроении женщин с периодом зимних дождем, Анну мучили не отсутствие чистого неба и яркого солнца, а угрызения совести, которые не давали теперь ей покоя ни днем, ни ночью.

Как она могла так поступить?! Анна то и цело задавала себе этот вопрос. Спрашивала и не находила ответа, а, если ответ и возникал, то теперь он представлялся ей всего лишь хитрой уловкой, к которой она прибегала, не отдавая отчета в истинных причинах случившеюся. А ведь такой поступок прежде казался ей невозможным и безнравственным — уехать, оставить детей на стороннего попечителя, предпочесть заботу о семейном очаге доле «искательницы приключений», пусть даже и вынужденной.

И разве не должна была она, несмотря ни на что, оставаться с детьми? И разве не было решение Владимира сказаться безвестным, хотя и невинно осужденным, продиктовано именно этой заботой о семье, о благополучии любимой супруги и детей? И разве не пошла Анна против его воли, предпочитая поиски пропавшего мужа самому главному в своей жизни — здоровью и счастью их детей?

Анна разрывалась между долгом матери и супруги. Любовь к детям, оставленным ею по воле рока, наполняла ее сердце невыносимой тоской, а душу — тяжестью вины, требующей немедленного искупления. Любовь к мужу гнала ее на край света — куда угодно, лишь бы вновь увидеть Владимира, соединиться с ним, восстановить то равновесие, тот покой и уверенность, что были связаны для нее с присутствием мужа, мужчины в ее жизни.

До сих пор Анна жила и действовала, как во сне. Остановка в Марселе заставила ее оглянуться и заново осмыслить все, что пришлось пережить ей за эти полгода. Общество мадам Венсан и ее семьи не было для Анны тягостным и навязчивым, и большей частью предоставленная самой себе, она получила возможность неспешно перелистать страницы этого воистину авантюрного романа, вписанного под диктовку судьбы в книгу ее жизни. И, чем больше Анна думала обо всем этом, чем внимательнее вглядывалась в недавние события, случившиеся с ней, тем сильнее становилось сомнение в правильности решения продолжать поиски Владимира, которое она приняла, вернувшись из Италии во Францию.

Удивительное дело! Все мужчины, явно или тайно расположенные к ней и участвовавшие в этом деле, уговаривали Анну остановиться, подумать о детях. Она отчетливо помнила свой последний разговор с Киселевым, когда он убеждал Анну принять самоотверженную жертву Владимира и покориться своей участи.

— Ваш порыв благороден и вполне объясним, — уговаривал Анну Киселев. — История знает немало примеров подобной беззаветной преданности своим близким. И то упорство, с которым вы все это время добивались истины, позволяет мне предположить, что и впредь вы останетесь победителем и осуществите задуманное. Но ведь вы не одиноки, вы — мать, и ваша первейшая обязанность — забота о детях. Поверьте, барон — кому не занимать ни мужества, ни военной смекалки — найдет выход из создавшегося положения. Уверен — он вернется, ибо чувство, которое он испытывает к вам и к своим детям, — больше чем родственная привязанность. Долгое общение с вашей семьей убедило меня в том, что вас и барона связывает глубокое, искреннее и взаимное чувство. И я не думаю, что он способен когда-либо забыть это или предать и вас, и детей…

— Вы поражаете меня, мадам, — вторил Киселеву, совершенно не сговариваясь с ним, де Морни, подавая Анне только что написанное под ее давлением письмо в Марсель к месье Корнелю. — Я наслышан о славянских женщинах и, честно говоря, лучшей породы для брака не представляю, а вы — еще одно, быть может, лучшее подтверждение этой моей ideefix. Однако, в данном случае, мне кажется, вы заходите лишком далеко в своем усердии и подчинении мужу. Если только в вашей одержимости не кроется какая-то неведомая мне тайна…

Тогда Анна оборвала де Морни, не дав ему договорить, но только сейчас впервые призналась себе — почему. Она испугалась, что невольно граф узнает правду, догадается об истинных мотивах ее «одержимости». Нет-нет, в этой «тайне» не было ничего запретного или ужасного — просто Анна не хотела, чтобы стала очевидна ее зависимость от любви, любви к Владимиру.

Их чувство, развивавшееся так долго, так мучительно, едва не разбившее когда-то их сердца, не сломавшее их жизни и втянувшее в круговорот их отношений многих других людей, с того момента, когда они, наконец, соединились, стало не просто залогом — необходимостью существования их брака, их семьи. И отныне Анна уже и представить себе не могла, как сможет жить, дышать, ходить по земле без Владимира, в то время как он — где-то в глубине уши Анна подозревала, а теперь уже с уверенностью чувствовала это — Владимир мог бы прожить без нее и без детей.

В этом было их различие: мужчине довольно любить и помнить, женщина же должна ежедневно ощущать присутствие любви и человека, к которому ее чувство обращено. Любовь — это то, что придает силы и поддерживает, что уравновешивает и питает. То, без чего женщина увядает и чахнет на глазах. Жить в согласии, но без любви возможно, однако, тогда это — мука, каторга, расчет. Натура страстная, такая, как Анна, — скрывающая от посторонних глаз истинный накал подвластных ей чувств — оказавшись без опоры любви, теряет связь с реальным миром и ищет утешения в мире выдуманном. Каковым и являлся для Анны театр.