Елена Одинокова - Реаниматор

• Название: Реаниматор
• Автор: Елена Одинокова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

---

– Анюта, я тебя люблю. – он обнял ее, перегнувшись через прилавок. Откинул доску, забежал к жене и поднял ее высоко-высоко. Покружил в узком пространстве между стеллажами и кассой, поцеловал в щеку и усадил на место.

– Я тебя тоже. Посторожи тут. – она торопливо чмокнула его и убежала в “служебное помещение”.

 

* * *

Анна весь день размышляла, под каким предлогом остаться подольше на работе. Эта патлатая курва, Нина Алексеевна, всё никак не могла отлипнуть от прилавка. Не доверяет, понятное дело. Совсем оборзела баба. Они вернули эти жалкие двадцать кусков – так еще выдрючивается наизнанку, будто это лично у нее сперли. Королева магазина, ни больше, ни меньше. Всю жизнь продавала колбасы, даже электрочайник включать толком не умеет, а туда же, лезет с какими-то идиотскими советами.

Деньги лежали на стеллаже у окна, на самой нижней полке, в коробке с утюгом фирмы “Тефаль” за 1 914 р. Их брали редко – молодым гладить некогда, а бабулькам такой не по карману. Не было никакого риска, что кто-то вдруг попросит его показать, даже если за прилавком будет стоять другая девушка. Всё гениальное просто.

Анна тихо напевала: “Яблоки на снегу... яблоки на снегу...” Дурацкий мотив намертво втемяшился в голову, и ей представлялись эти самые яблоки, гнилые, в белых точках плесени, и листья, припорошенные снежной крупой.

Сумерки надвигались медленно, низкое небо серело, за окнами зажигались тусклые сиреневые фонари. Под потолком тихо качались дешевые люстры, увешанные аляповатыми хрустальными цацками, на соседней стене нелепо торчали бра в стиле “хайтек”. Слишком яркий свет резал воспаленные глаза, и Анна выключила светильники один за другим. Покупатели бесили ее, особенно электрики, нажравшиеся к концу рабочего дня. Тошнотворный запах спирта и прокуренной спецодежды струился по небольшому помещению. Какой-то идиот еще попытался с ней заигрывать. Взяла бы этот утюг – и по харе наглой твари.

Заведующая за каким-то чертом влезла за кассу. Не доверяет, конечно. И закрывать будет сама.

Нина Алексеевна сидела с похоронной мордой.

– Голова болит?

– Живот крутит... Слушай, Анька, ты извини меня, я дура набитая. Думаешь, я не понимаю? Всё я понимаю. Я бы ваще не смогла так, как ты. Подумаешь – не уследила. Да хрен с ней, с этой кассой. Деньги – это ваще мусор. Может, отпуск тебе дать?

– Не надо. – Анна улыбнулась бескровными губами.

– Ну, смотри. Кстати, у тебя, случайно, “но шпы” с собой нету?

Анна помотала головой.

Широкое лицо Нины Алексеевны побелело от напряжения, она прижала руки к правой стороне своего огромного живота.

– Ладно... Пойду я... В кабинет задумчивости... Не скучай тут без меня.

Как только широкая спина начальницы скрылась за белой дверью, Анна спокойно достала коробку и сунула ее под прилавок. У соседней стены миловалась какая-то парочка. Девушка беременна – наверное, молодожены обставляют квартиру. Очередной зассыха-электрик водил заскорузлым черным пальцем по стеклу. Когда ж ты уйдешь, мразь?

Мужик разлепил обметанные губы:

– У вас белорусские розетки есть?

– Сейчас посмотрю.

Анна скользнула под прилавок. Рассовала банкноты по карманам плотных зимних джинсов и так же стремительно вынырнула. Кровь стучала в затылке, лицо горело.

– Девушка, так чо, белорусские розетки есть? А чо это вы такая красная? Отмечали чо-та, да? – он уперся коленом в прилавок и стоял, покачиваясь взад-вперед. Щетина трупными пятнами темнела на его обрюзгших щеках.

У Анны внутри всё закипело:

– По-моему, это вы... отмечали.

– Не слышу?! Так есть белорусские розетки?

– Говна не держим! – внятно произнесла она.

– Так они же у вас... Поял... Уже ухожу... От так всегда. Н-не нравлюсь я красиым женщинам. – он дыхнул на нее капустной вонью и исчез.

Она еле дождалась закрытия магазина. Позвонил на мобильник муж – наврала, что поедет ночевать к матери. На улице было полное безветрие. Тепло, как летом. Она даже не стала застегивать плащ, свободные концы пояса повисли траурными ленточками. На ногах были удобные кроссовки – чтобы ходить по мягкой земле. Облака выплакали всю воду, небо стало темно-фиолетовым, и в нем поблескивали еле заметные точечки звезд. Лужи понемногу подсыхали, тротуар в ярком свете фонарей становился светло-серым. Анна прищурила глаза, и ей показалось, что вокруг лежит ровный тонкий слой снега. Фасады четырехэтажных домов мигали цветными вывесками. В витрине кафе снова сидела та же самая девушка – на том же месте, как будто никуда и не уходила. Анна встретилась с ней взглядом. Девушка указала на свою грудь и что-то сказала, удивленно приподняв брови. Анна прочитала по ее губам: “В чем дело?”

“Проститутка”, – подумала Анна. Мимо проезжали переполненные автобусы. Маршрутки не останавливались. Она попыталась поймать машину, и с третьего раза затормозила чумазую “Вольво”. За рулем оказался тощий обсосок лет восемнадцати, а рядом, на переднем сиденье – веселый кудрявый парень постарше.

– За сто до кладбища подбросите?

– Легко! – ответил тощий.

Анна помедлила, ей не нравилось, что в машине сразу двое молодых людей.

– Да вы не бойтесь, – кудрявый улыбнулся.

Она заметила над его верхней губой родинку, похожую на мушку. Почему-то сразу успокоилась и залезла на заднее сиденье. В машине было тепло, и ее сразу стало клонить в сон. Устала за день.

Приборная панель сияла нежно-зелеными огоньками, глаза женщины слипались. Кудрявый тихо рассказывал:

– И в детстве мне постоянно снился этот сон. У нас на окраине Днепра построили крематорий, и днем сжигали там покойников, а ночью они вылетали из трубы вместе с дымом и падали на улицах, зомби, причем не громко падали, а как бы плыли по воздуху, и один мертвец прилетел к нам во двор, а я стою у подъезда и вижу, как он падает, и отец домой возвращается, и мне страшно, что отец может не успеть, и этот зомби падает так плавно, а отец бежит, бежит по двору и успевает проскочить в дверь, а потом этот зомби падает – и всё.

– Стасик, а мне, когда мне было четырнадцать лет, снилось, что меня мужик насилует, в милицейской форме. Забавно, да? А потом, короче, я ему носки в чайник сую, и он всё это пьет.

– Да ну тебя. Каждый разговор сворачиваешь на пидоров.

– Ну ладно, давай не про пидоров. Ты знаешь, я в детстве Успенского читал, про красную руку, черную простыню и зеленые пальцы. И потом спал полгода с закрытой форточкой, потому что боялся, что прилетит голова зеленого козла или зеленый череп. Я до сих пор не люблю с открытой форточкой спать.

– Ага. Я тоже. Кстати, Тёма говорил, когда этот алкаш про красную руку писал, у него белка была. Гонорары за Чебурашку пропивал, гыгыгы!

Парни долго ржали, затем кудрявый обернулся, изображая сильное смущение:

– Девушка, вы не слушайте, мы тут всякую чушь несем.

– Я и не слушаю.

Кудрявый забился в новом припадке хохота.

– Где остановить? – спросил тот, что за рулем. – Стасик, веди себя прилично. Девушка нас и так за п...сов приняла.

– А что, п...сы – тоже люди. – кокетливо стрельнул глазками кудрявый. – Иди ко мне, Славик.

– ЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!! – тощий от избытка чувств больно долбанул приятеля локтем и чуть не въехал на встречную полосу.

Машина притормозила у невысокой металлической ограды, Анна вышла. Весь тротуар был усыпан опавшими листьями, которые скользили под ногами. Листья ложились на землю с еле слышным шорохом, один упал прямо на голову женщины. Слабый порыв ветра стряхнул дождевые капли с веток ей на лицо. Анна вздрогнула.

– Может, вас проводить? – спросил кудрявый.

– Не надо.

Главный вход был уже закрыт, и она искала место, где выломали прутья. Она давно заприметила этот пролом. По нему было даже легче искать могилу сына: направо по аллее, свернуть – и несколько метров в глубину. Кладбище снова открыли совсем недавно, между старыми деревьями и крестами мерцали редкие красные огоньки лампад на свежих могилах.

Фонари остались далеко позади, и сейчас она шла в почти полной темноте, осторожно ступая по мягкой шуршащей земле. Пару раз оступилась, ударилась коленом об оградку. Почти заблудилась. Внезапно ей в руку ткнулось что-то мокрое и холодное. Учащенное дыхание. Собака. Не укусила. Анна закричала, собака взвизгнула и кинулась прочь. Из темноты донеслись голоса:

– Иди к нам, раба Божья Анна!

 

* * *

В темноте чиркнула зажигалка, и Анна зажмурила глаза. Моментально хлынули слезы.

– А приходить надо было вовремя, мы уже почти закончили. – Пропищал детский голос.

– Никогда не поздно прийти к Богу! – успокоил какой-то мужчина с приятным баритоном.

– Григорий Петрович! Я принесла. Двадцать тысяч. Сейчас достану. – Анна торопливо засунула пальцы в карман тесных джинсов.

– Мне не нужны ваши деньги, – ласково произнес Григорий Петрович. – Оставьте их себе.

– Вы уж возьмите. Она же от чистого сердца, – пропел хор женских голосов.