Джеффри Арчер - Прямо к цели

• Название: Прямо к цели
• Автор: Джеффри Арчер
• Издательство: Новости
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7020-0834-0

Роман Джеффри Арчера из тех, что называют книгами для семейного чтения. Главный герой Чарли Трумпер с детства мечтает о «крупнейшем лотке мира» — магазине, в котором будет продаваться все. На пути к его мечте Чарли подстерегает множество препятствий и трудностей — войны и экономические кризисы, предательство, месть, потеря близких. Но он преодолеет все преграды.

Увлекательный сюжет, легкий стиль, мягкий юмор — отличительные черты романа Арчера.

---

В тринадцатилетнем возрасте я был его глазами и ушами, поскольку знал по имени каждого мало-мальски стоящего торговца овощами и фруктами в Ковент-Гарден. Я быстро усек, кто из продавцов просто наваливал хорошие фрукты поверх порченых, кто пытался прятать побитые яблоки, а кто всегда старался тебя обвесить. И, что самое важное, работая за лотком, я усвоил, кто из покупателей не платит свои долги и чьи имена ни в коем случае нельзя заносить на доску должников.

Я помню, как мою грудь распирало от гордости, когда миссис Смелли, хозяйка пансиона на Коммерциал-роуд, сказала мне, что я — осколок старой глыбы и однажды смогу стать похожим на своего деда. Я отпраздновал это событие в тот вечер, заказав свою первую пинту пива и закурив первую в жизни сигару. Я не покончил ни с тем, ни с другим.

В моей памяти навсегда сохранится то субботнее утро, когда дед впервые позволил мне вести торговлю самостоятельно. За пять часов он ни разу не раскрыл рта, чтобы дать мне совет или высказать свое мнение. И когда в конце дня он проверил выручку, то, несмотря на то что она оказалась на два шиллинга и пять пенсов меньше обычной, вручил мне шесть пенни, которые всегда давал в конце недели.

Я знал, что дед хотел, чтобы я продолжал учиться и совершенствовал свое чтение и письмо, однако в последнюю пятницу четверти в декабре 1913 года я в последний раз вышел из ворот начальной школы на Юбилейной улице с благословения моего отца. Он всегда говорил мне, что учеба — это пустая трата времени, лишенная всякого смысла. Я с ним соглашался, несмотря на то что толстушка поступила в какую-то школу Святого Павла, которая находилась у черта на куличках, где-то в Хаммерсмите. А кому захочется ходить в школу в Хаммерсмит, когда можно прожить и в Ист-энде?

Миссис Сэлмон, очевидно, хотела этого, потому что каждому, кто стоял к ней в очереди за хлебом, она рассказывала об «интеллектуальных достоинствах» своей дочери в ее понимании.

— Зазнавшаяся гусыня, — обычно шептал мне на ухо дед. — Одна из тех, кто держит дома вазу с фруктами, когда никто в нем не болеет.

К толстушке я относился во многом так же, как дед к миссис Сэлмон. Мистер Сэлмон, однако, вызывал у нас другие чувства. До того как он женился на дочке булочника, мисс Роач, он сам был уличным торговцем.

Каждую субботу утром, когда я готовил лоток к предстоящей торговле, он отправлялся в расположенную на нашей улице синагогу, оставляя магазин на свою жену. Пока он отсутствовал, она без конца, срываясь на крик, доказывала нам, что щеки у нее не торчат из-за ушей.

Толстушка, похоже, разрывалась между желанием пойти с отцом в синагогу и остаться в лавке, чтобы, сидя у окна, приступить к поеданию пирожных, как только он скроется из виду.

«Смешанный брак — это всегда проблема», — говорил мне дед. Прошли годы, прежде чем до меня дошло, что он не имел в виду пирожные.

В тот же день, когда я бросил школу, я сказал деду, что он может поспать подольше, пока я схожу в Ковент-Гарден, чтобы закупить товар, но он не захотел даже слышать об этом. Когда мы оказались на рынке, он впервые разрешил мне поторговаться с поставщиками. Я быстро нашел такого, который согласился поставлять мне дюжину яблок по три пенса до тех пор, пока я смогу гарантировать такой же заказ на определенные дни следующего месяца. Поскольку дед Чарли и я всегда съедали на завтрак по яблоку, эта сделка отвечала нашим собственным нуждам и, кроме того, давала мне возможность самому попробовать то, что мы продавали покупателям.

С этого момента такими днями стали субботы, и иногда нам удавалось поднимать наши доходы до четырнадцати шиллингов в неделю.

После этого мне было положено недельное жалованье в пять шиллингов, что представлялось мне целым состоянием. Четыре из них я откладывал в жестяную кубышку, хранившуюся под кроватью деда, до тех пор пока не накопил свою первую гинею. «Человек, имеющий гинею, может быть спокоен за себя», — сказал мне однажды мистер Сэлмон, стоя у дверей своей лавки и демонстрируя сверкающие золотом часы на цепочке.

По вечерам, когда дед возвращался домой на ужин, а отец отправлялся в кабак, мне вскоре надоело сидеть и выслушивать рассказы моих сестер о том, чем был занят их день. Поэтому я начал посещать уайтчапельский детский спортивный клуб, где по понедельникам, средам и пятницам проводились занятия по настольному теннису, а по вторникам, четвергам и субботам по боксу. В настольном теннисе я так и не преуспел, зато стал вполне сносным боксером легчайшего веса и даже представлял однажды свой клуб на соревнованиях с «Бетнал грин».

В отличие от своего отца, я не увлекался пивными, собачьими бегами и картами, а проводил почти все субботние вечера на стадионе, болея за «Уэст Хэм». Иногда я даже отправлялся в Уэст-энд, чтобы посмотреть в мюзик-холле выступление последней звезды.

Когда дед спросил меня, что бы я хотел получить к пятнадцатилетию, я, ни ка минуту не задумываясь, ответил: «Свой собственный лоток», — и добавил, что накопил уже почти достаточно денег для этого. Он лишь усмехнулся и сказал, что старый его лоток будет вполне хорош, когда подойдет мое время брать дело в свои руки. Как бы там ни было, предостерег он меня, это то, что самостоятельные люди называют имуществом, и добавил для убедительности, что никогда не следует вкладывать деньги во что-то новое, особенно когда идет война.

Хотя мистер Сэлмон как-то говорил мне, что уже почти год, как мы объявили войну Германии, — никто из нас не слышал об эрцгерцоге Франце Фердинанде. Мы обнаружили всю серьезность положения только тогда, когда стали уходить на фронт многие из работавших на рынке молодых парней, чьи места занимали их младшие братья, а иногда и сестры. В субботу утром в Ист-энде парней в хаки было больше, чем одетых в гражданское платье.

Одно из немногих воспоминаний о том периоде связано у меня с колбасником по фамилии Шульц, угощавшим нас по субботам своими изделиями, и особенно с тем, как, улыбаясь беззубым ртом, он бесплатно подкладывал нам колбаски.

Некоторое время спустя, похоже, каждый день Шульца, стал начинаться с разбитого окна, а затем однажды вход в его лавку оказался заколоченным досками, и мы больше уже никогда не видели мистера Шульца. «Интернирован», — таинственно прошептал мой дед.

Мой отец временами появлялся в субботу утром, но только для того, чтобы заполучить у деда кое-какие деньги и отправиться в «Черный бык», где он спускал их в компании своего дружка Берта Шоррокса.

Каждую неделю деду приходилось раскошеливаться на шиллинг, а иногда даже на флорин, что, как мы оба знали, он не мог себе позволить. И особенно раздражало меня то, что сам он никогда не пил и, уж конечно, не играл на деньги. Это тем не менее не мешало моему папочке прикарманивать деньги и отправляться в кабак под названием «Черный бык».

Так повторялось неделю за неделей и, наверное, никогда бы не кончилось, если бы однажды в субботу утром дама с носом пуговкой, которая уже несколько дней стояла на углу в длинном черном платье и с зонтиком в руках, не подошла к нашему лотку и не воткнула белое перо в петлицу моего отца.

Я никогда не видел отца таким бешеным. Его ярость была гораздо сильнее той, которая обычно охватывала его в субботу вечером, когда проиграв все деньги, он возвращался домой таким пьяным, что нам приходилось прятаться под кроватью. Он поднес сжатый кулак к лицу дамы, но это ее ничуть не смутило и даже не помешало назвать его трусом. В ответ он стал поносить ее такими отборными словами, которые обычно приберегал для сборщика ренты. Затем, схватив все ее перья, он швырнул их в грязь и ринулся в направлении «Черного быка». Более того, он не появился дома в полдень, когда Сэл подала нам обед из жареной рыбы и картофеля. Я не стал сожалеть, поскольку, отправляясь на игру «Уэст Хэм» был не прочь умять вторую порцию картофельных чипсов. Вечером, когда я возвратился со стадиона, он все еще отсутствовал, и, проснувшись на следующее утро, я обнаружил его половину постели нетронутой. Его все еще не было, когда дед привел нас домой после обеденной мессы, так что и вторую ночь двуспальная кровать находилась в полном моем распоряжении.

— Он, наверное, провел еще одну ночь в тюрьме, — заметил дед в понедельник утром, когда я катил наш лоток по дороге, старательно объезжая конские яблоки, оставленные омнибусными упряжками, сновавшими в Сити и обратно по Метрополитен-лейн.

Проезжая дом под номером 110, я заметил миссис Шоррокс, уставившуюся на меня из окна и демонстрировавшую свой обычный фингал под глазом и множество других синяков различных оттенков, которые она получала от Берта субботними вечерами.

— Ты можешь пойти и забрать его под залог поближе к полудню, — сказал дед. — К этому времени он уже должен протрезветь.

Я скривился от мысли о необходимости выложить полкроны штрафа, что означало еще одну выброшенную дневную прибыль.