Валерий Рогов - Претендент на царство

• Название: Претендент на царство
• Автор: Валерий Рогов
• Издательство: БПП
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 5-901746-01-5

Роман известного русского прозаика Валерия Рогова «Претендент на царство» изображает Россию на рубеже веков — в так называемый переходный период, поименованный также либеральной революцией. Отказавшись напрочь от так называемого развитого социализма, Россия под неотступным давлением Запада ввергла себя в рыночную экономику, а проще говоря, в анархический капитализм, — и, как убеждён автор, ужаснулась содеянному.

Валерий Рогов лауреат многих литературных премий, в последнее десятилетие самых заметных в патриотических кругах — Бунинской, Булгаковской, Пушкинской.

---

— Вы прямо-таки поэму пропели… Нет, не Рязани, а Батыю.

— Да! Моему пра, пра — не менее семидесяти «пра»-дядюшке, — со счастливой улыбкой, с угольно горящими глазами восклицал Ордыбьев.

— Выходит, вы чингисид?[8]

— Да! Конечно. Сам Чингисхан не успел покорить Русь. Но это сделал его внук Бату. А мой прародитель Орду был одним из его сподвижников.

— Вы потомок Орду? Значит, ханского происхождения? Как прикажите теперь вас величать?

И хотя всё услышанное казалось фантасмагорией, однако желание Ордыбьева быть ханским пра… правнуком представлялось вполне реальным. Ведь отыскали в Монголии наипрямого потомка Чингисхана не то в 74-м, не то в 85-м колене, а президент бывшей социалистической республики издал указ о строительств мемориала, посвященного Великому хану.

— Всё же, — продолжал я шутливо, — какие эпитеты нужно употреблять, обращаясь к вам?

— Ах, бросьте! Пока чингисиды не вернут себе власть, они остаются заурядными обывателями. Хранителями памяти — и не более того! — как бы обрезал, оборвал разговор Ордыбьев.

Я попытался перейти на монгольскую тему; он оказался в деталях обо всём осведомленным, но о перспективах, о будущем отказался рассуждать. Мы продолжали путь молча, думая каждый о своём, и направлялись от Утятного озера к Оке, к Возвратной излучине.

Пропетая Ордыбьевым величальная песня древней Рязани и восторженное восхищение легендарным батыевым походом наводили меня на грустные мысли. Странно всё-таки, думал я, вот мы одинаково относимся к красотам погибшей Рязани, но совершенно по-разному, в непримиримой противоположности воспринимаем батыево нашествие. Для него — это героика и торжество, а для меня — изначальный погром Руси. От которого и столетия спустя мы не оправились…

Два века не прекращалась, не ослабевала жестокость завоевателей: рабство и смерть; смерть и рабство… Угонялись в полон, в Золотую Орду, а при малейшем сопротивлении истреблялись все лучшие… Истреблялось и всё лучшее: древний закон и русский порядок, а точнее — русская правда! И когда всё же воспряли, то это была уже другая, новая Русь… И не Русь вовсе, а Московия — по-татарски хитрая, деспотичная; по-азиатски терпеливая, безгласная… И если бы Золотая Орда сама по себе не развалилась, то вряд ли бы и мы воспряли из пепла…

Грустные, очень грустные мысли тревожили мою душу. Ордыбьев возобновил разговор так:

— Скажите мне всё же: отчего вас потянуло в Старую Рязань? Вроде бы никаких юбилейных дат: 900-летие Новой Рязани, то есть Переяславля Рязанского, отметили, а ничего другого не припомню.

— Ну почему же? — возразил я. — А 760-летие батыева погрома Руси? Рязань — первая жертва: даже стонать было некому! Почему же не помянуть, не поразмышлять?

— Вы это серьезно? — недоумевающе вопросил он. — Простите, но это нам, татарам, наследникам великой победы, следует отмечать — хоть ежегодно! — ту славу, то величие. Вы же были стерты с лица земли. До сих пор на месте Рязани — пустырь, жалкие каменья. Да ведь это какой-то мазохизм!

— Почему же? Память об апокалипсисе… Да, именно так воспринимали русичи батыево нашествие! Так скажите, с каких это пор поминовение, покаяние считаются нравственным уродством? То есть мазохизмом?

— Н-ну ладно… Мы просто с разных точек зрения смотрим на события, — примирительно произнёс Ордыбьев. — Между прочим, вы об этом будете писать? Для журнала? Для газеты?

— Для исторического ежемесячника «Звонница».

— Кажется, попадался. Что ж, любопытно. И всё-таки не могу понять!

— Что же здесь непонятного?

— Да о чем вы хотите прозвонить? Это же погребальный звон! Для вас, русских… В чем аналогия? В том, что ныне вы в полном подчинении у Запада? Вновь — крах, катастрофа. Как при Батые? Нет, не понимаю! Ну повторите в стотысячный раз о храбрости княжеской дружины, о Евпатии Коловрате, о татаро-монгольской кровожадности. Но, между прочим, по понятиям того времени террор победителей был системой, принципом. Мир давали только сдавшимся. Этому принципу следовали и римляне, тоже желавшие повелевать Вселенной. А разве нынче не так? Только террор тех же американских победителей малозаметен. Но это для примитивных обывателей. Но вы-то посмотрите: армия развалена, промышленность разрушена. Ежегодно вымирает до полутора миллиона русских — жуткая демография! А держава, а Советский Союз? Ведь рухнул без всякого батыева нашествия! Или там гитлеровского! А отчего? Вы-то знаете? Я вам скажу — пусть и неприятно будет услышать: выродился русский народ! Да, за семьдесят лет интернационалисты-большевики выжгли сердца у русских. И, как вы не пытаетесь их возжечь, они не возгораются. Потому что нет больше пламенных русских сердец! Не способны больше русские держать шестую, а теперь уже седьмую, часть суши. Разве вы это оспорите?

Я молчал. Отвечать не хотелось. Решил: пусть отполыхают, прогорят головешки ордыбьевского костра — проще станет возражать.

— Вам нечего сказать? — возбужденно вопрошал он. — Надеюсь, вы согласитесь, что в нынешней России не только русские обеспокоены будущим? Не только они стремятся постичь то, что со страной происходит, а главное — вызов новой эпохи. Но русская нация в упадке. Между прочим, никогда величие нации не определялось количеством народонаселения, а всегда — силой духа! Так вот, ныне другие нации, другие народы, особенно мусульманские, готовы бросить клич — и тогда уж на просторах России начнет писаться совершенно иная история. Утверждаю: вера в Магомета сильнее веры в Христа!

Я молчал. Головешки ордыбьевского костра ещё не прогорели. Он метнул на меня настороженный, недобрый взгляд: нет, никак не мог усмирить себя.

— Причём здесь батыево нашествие? — возмущался он. — Гибель Рязани? Надо о будущем думать, а не о прошлом. Мы, мусульмане, не хотим жить под диктатом Америки. Или, по-другому, под игом объединенного Запада, этого «золотого миллиарда» человечества. Если Москва сдалась, а с нею и русские, то это не значит, что сдалась многонациональная Россия. Особенно та, которая зелёным поясом тянется вдоль Волги и далее — на юг и восток: до Индийского и Тихого океанов! Та Россия, которая уже не считает себя ни русской, ни православной.

Наверное, вам удивительно такое слышать? — полыхал он. — Однако не сомневаюсь, что вы знакомы с евразийством. Так знайте: теперь это наша теория. Почему? А потому, что первоосновой Российской империи была не Киевская Русь и, тем более, не Владимиро-Суздальская — их мы разгромили, унизили, раздавили, а ко всему прочему, ещё и переродили. Так вот, первоосновой была Великая Татария. Именно так именовалась в Европе величайшая во все времена империя Чингисхана. Вы, естественно, после того, что я слышал от вас, с этим не согласитесь?

— Я хотел бы до конца вас выслушать, — хмуро заметил я.

— Что ж, в заключение скажу: мы, мусульмане, созрели для новых побед. Войны следующего тысячелетия, начала его, будут межрелигиозные, межконтинентальные. О локальных конфликтах я не упоминаю. Участь России в планетарном смысле прискорбна. Вы знаете недавнее предсказание оптинского старца? Россия сожмётся до Московии эпохи Василия Тёмного. Вы сами определили — до скромной Республики Русь. Надеюсь, вы не воспринимаете такую футурологию как безумие?

— Ваши предсказания? Нет, я знаком с различными русофобскими теориями.

— И смиренно их принимаете?

— Совсем нет. Конечно, процесс планетарного переосмысления идёт во всём. И не случайно, что сейчас сохранилась одна сверхдержава. Думаю, она в недалеком будущем взорвётся изнутри. Сама по себе. Как это когда-то случилось с Золотой Ордой. Вполне вероятно, что в предрекаемом столкновении она будет побеждена Китаем.

— Вот, вот! — воскликнул Ордыбьев. — А Китай расползётся по всей Сибири до Ледовитого океана и тогда станет уязвимым.

— Но как бы вы, мусульмане, не были агрессивны, мир не окажется затянутым вашим зелёным поясом. Кроме того, Магомет не выше Христа! Утверждать подобное — абсурд! И дайте срок русским по-настоящему вернуться в православие.

— Вы всё-таки верите, что ещё воспрянете?

— Да, верю.

Мы подошли к Возвратной излучине и остановились, недовольные друг другом, возникшим непримиримым спором: никто ни в чём не желал уступать.

— И всё-таки, — заметил Ордыбьев жёстко, но удовлетворённо, — идейным противникам полезно вести подобные беседы.

Против бесспорного силлогизма я не возражал.

II

Возвратная излучина — так зовётся песчаная коса с огромными валунами, — отгораживает от окской стремнины тихую заводь. Во времена оные, в голицынские, англичанин Джон Возгрин превратил мелкую заводь в миниатюрный порт. Теперь высокий причал из тёсанных камней замшел, оброс волосяной тиной, а углубленное метра на три дно, тоже каменное, хранит прозрачную, спокойную воду. Ока несётся мимо, слегка завихряясь в конце излучины, где возвышается гора из мелких валунов — мышино-тёмных от вечных, ветреных брызг.