Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

Публикация всех этих «Писем...» была большой ошибкой Гоголя. Главное: он польстился на соблазн тщеславия. Поучать, наставлять — без того, чтобы его спросили, — была его большая слабость. Книга провалилась. Гоголь почувствовал, чту значит быть посмешищем: до этого, все-таки, смеялся он. Писателю ничего не прощают и ему остается скрыться — в Москву, на Никитский бульвар, в особняк графа А.П. Толстого (там, во дворе, стоит лучший памятник Гоголю).

Несмотря на прощение и братскую заботу и семейства Толстого и семейства Аксаковых (у них множество сыновей и дочерей), ему все время холодно каким-то нравственным холодом. Гоголю достался горячий духовник: отец Матфей Константиновский, из Твери, который был темперамента и характера Иоанна Кронштадского, но Господь не давал ему дара чудотворения. (Это в эпоху Иоанна Кронштадского, при Александре II и Александре III, чудотворцев терпели. Но при Николае I надо было быть только отшельником, как Серафим Саровский). Отец Матфей берется за Гоголя. Но священник был человеком решительным и совсем иного темперамента, нежели Гоголь, которому нужен был, конечно, духовник более мягкий. Время мягких духовников еще придет — таким был, например, в Москве отец Валентин Амфитеатров. Но это было уже позднее, в 70-е годы.

Гоголь становится героем анекдотов, при том их рассказывают в светских салонах. Например: «... он живет у Толстых, сестра А.П., Софья Петровна Апраксина, вдова, заботясь о Гоголе, спрашивает: "Как Вам, Николай Васильевич, это кушанье?" Гоголь отвечает: "Софья Петровна, думайте о душе Вашей"». И все это принималось как анекдот.

Писатель едет по святым местам — в Иерусалим. Из паломников, в то время, в основном, простых людей, было всего лишь одно исключение: старинный дворянин Андрей Николаевич Муравьев, имевший прозвище «патриарх иерусалимский». Еще был бывший декабрист (Евгений Оболенский), который мечтал о водружении креста над Святой Софией — у него было прозвище «патриарх константинопольский». Гоголь возвращается домой, не получив взыскуемой благодати, не получив желаемого. (Потом мы будем читать у Силуана Афонского, что молитва не доходит и душа пустая — нам это понятно.) Гоголь, съездив ко Гробу Господню, вернулся таким же разбитым, как и был. Эта поездка была воспринята московским, сплошь неверующим, обществом, как очередное чудачество писателя. Тогда верить в Бога было неприлично.

Далее начинаются дружественные отношения с женой Александра Петровича Анной Егоровной Толстой, урожденной княжной Грузинской. Здесь — интересная история. Ее отец — племянник последнего грузинского царя, после присоединения Грузии к России в 1801 году взамен своего престолонаследия получил обширные имения в нижегородской губернии. В свою очередь, родным племянником князя Грузинского был декабрист Сергей Петрович Трубецкой. В княжеском имении, например, был перевалочный пункт декабристской дороги; таким образом, князь был как бы в оппозиции к трону.[20]

Князь Грузинский был слабой нравственности: как это называлось в конце XIX-го века — «поведения снисходительного». У него был побочный сын от крепостной женщины — Андрей Медведев. Этот Андрей рос в доме князя Грузинского под видом сына крепостных родителей и получил маленькое образование фельдшера. Он и законная единственная дочь князя Анна Егоровна полюбили друг друга, и в одно прекрасное утро, улучив момент, оба бросились в ноги отцу и заявили ему: «Что нам до шумного света! Что нам друзья и враги! Было бы сердце согрето жаром взаимной любви!» (прямо как в романсе). Князь, знавший свою дочь, пошел напролом. Он заявил, что они родные брат и сестра. Тогда они с тем же пылом молодости и южной крови заявили, что оба пойдут в монастырь, но «принадлежать другим мы не сможем».

Князь за эту ниточку и ухватился, но только не в отношении дочери, а в отношении сынка. Он дал ему увольнительную, отправил его сначала в Саровскую пустынь, он стал там послушником. В дальнейшем — пострижеником, с именем Антоний, Высокогорской пустыни Нижегородской епархии, а потом и настоятелем этой пустыни, духовным чадом преподобного Серафима. И только затем, познакомившись с митрополитом Филаретом, но более по Промыслу Божиему[21], с 1831 года стал настоятелем Троице-Сергиевой Лавры и оставался им до смерти — в 1877 году.

Анна Егоровна тоже собралась-таки в монастырь, и ее отправили погостить в Костромской Успенский женский монастырь. По прошествии 2-3 месяцев, насмотревшись, что там происходит, она написала отцу, чтобы он немедленно забирал ее обратно. Конечно же, он приехал за ней. Тогда все женские монастыри были кошмарными. Только Дивеево и Шамордино несли в себе молитву. Но Шамордино тогда еще не было основано, а Дивеево только-только зачиналось. И Анна спокойно жила в родительском доме до 35 лет, а потом вышла замуж, и очень удачно, за графа Александра Петровича Толстого, о котором в обществе тоже рассказывали анекдоты, но незлые.

Позднее Анна Егоровна и Гоголь вместе постом хлебали тюрю из одной чашки и вместе ездили в Лавру (к Антонию Медведеву) в благочестивую поездку. Все же Гоголь прекрасно понимает, что все равно эти их благочестивые действия — спектакль.

Что такое болезнь Гоголя? Ее очень трудно было определить по тогдашним лечебникам. В Евангелии это называлось расслабление. Он ходил, но физическая слабость стала распространяться по всем его членам. Такую болезнь бесполезно лечить пилюлями — у него был резкий дефицит жизненной энергии. Может быть, надо было лечить частым причащением. Греки эту болезнь знали — называли ее анемией.

Но тогда знающего врача не нашлось, и Гоголя лечили, не поставив ему толком диагноза, хотя еще в 1852 году он спокойно выезжал. Был, например, свидетелем смерти жены Хомякова Екатерины Михайловны (урожденной Языковой). Она умерла от тифа беременной, с ребенком под сердцем. Тут Гоголь ставится перед лицом вечности и не выносит этого состояния. Он советует, по своей привычке поучать, самому Алексею Степановичу читать по жене псалтирь вместо дьячка. На очередной панихиде, где присутствовали все славянофилы, он сказал: «Как страшно переступать эту грань». Ему отвечают: «Что Вы, Николай Васильевич! Надо быть лишь уверенным в милости Божией». Он на это спокойно ответил: «Об этом надо спросить тех, кто там побывал».

В том же 1852 году Гоголь все реже выезжает, все больше сидит, нахохлившись. Наконец, решает привести в порядок свои бумаги. В своем завещании он повторяет, чтобы не торопились его хоронить.

Еще до этого он ездил в Оптину пустынь, но с Макарием Оптинским у писателя отношения не сложились. У него был знакомый иеромонах Петр Григоров и Гоголь оставил у него письмо для старца Макария: «Ради Бога, обо мне молитесь! Без этих молитв я не могу совершить то, что должен».

Поразительное дело, письмо это по тону напоминает тон колдуна в «Страшной мести», когда он приходит в пещеру к схимнику и ему начинает казаться, что схимник смеется. А схимник его просто прогоняет, потому что когда раскрывает молитвослов, буквы наливаются кровью.

Посещение Гоголем Оптиной пустыни не даёт никаких желаемых результатов. Гоголь все еще встает, но в одну из ночей понимает, что рукопись «Мертвых душ» не нужна. И если раньше он публиковал даже частные письма, то теперь, как бы в искупление, он швыряет в огонь рукопись. После этого Гоголь как бы «встраивается» в стереотип поведения благочестивого христианина. Приходит священник, исповедует и причащает его, и через некоторое время он засыпает как бы навсегда, пульс не бьется.

Два дня и две ночи читают псалтирь, на третий день, как полагается, писателя хоронят. Гроб был выставлен в церкви Татианы-мученицы в Университете и почетный караул среди прочих нес генерал-губернатор Москвы Закревский. Согласно завещанию, его хоронят в Даниловом монастыре. На похоронах была огромная толпа — вся московская интеллигенция собралась там. Глядя на такое количество народа, простой люд спрашивал: «Кого хоронят? Небось, генерала?» Один извозчик объясняет несведущим людям, что хоронят не генерала, а писаря. Но не того, который переписывает, а того, который знает, кому и как надо писать: царю, генералам, кому угодно. (По Гоголю служат панихиды, его именины на Николу весеннего (9 мая ст.ст.)).

Новая страница открывается уже в 1930 году. В 1928 году — начало 1929 года Данилов монастырь был закрыт окончательно. В 1930 году он должен был быть преобразован в колонию для малолетних преступников: поэтому из некрополя Данилова монастыря выбирают знаменитых людей: Языкова Николая Михайловича, Хомякову Екатерину Михайловну (сестру Языкова), Гоголя, Хомякова и еще некоторых. Когда поднимают гроб Гоголя, две сгнившие доски вываливаются и обнаруживается, что он лежит не так, как полагается покойнику: перевернувшись набок и скрючившись. То, чего он так боялся, то и свершилось — его похоронили живым (см. в архиве города Москвы).