Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

Примерно также думал Тургенев. В романе “Дворянское гнездо” Лаврецкий, испытав кораблекрушение в любовной истории с Лизой Калитиной, первый раз обращает внимание на молящегося мужика, явно в большом горе. И думает, что может заменить им утешение религии.

Чехов, зная, что он обречён, совсем не думал об ответе, то есть он к смерти не готовился в том смысле, что как он будет отвечать. Этот вопрос, конечно, поднимается в той же повести “Три года”, когда Юлия (невестка) говорит Фёдору Степановичу, что Вы уже старый человек и скоро Бог призовёт Вас к себе и Он будет Вас спрашивать не о том, как Вы торговали и сколько было барышей, а были ли Вы добры, милостивы и особенно к тем, кто слабее Вас, например, к супруге, к приказчикам. Хотя старик отвечает убеждённо, что я им всем – благодетель и они все должны за меня Бога молить, но в это же время сказано: “Но тронутый ее искренним тоном и желая доставить ей приятное”.

Чехов умирал за границей, где с ним находилась, прости Господи, Ольга Леонардовна. Бунин Ольге Леонардовне даёт уничижительную характеристику, а других свидетельств этого времени у нас нет. Но если бы была рядом Евгения Яковлевна, которая пережила Антона Павловича, может быть, уступая ее Чехов и согласился бы исповедоваться и причаститься.

Настоящего внутреннего веления, настоящего стремления ко Господу, конечно, у Чехова не было и не возникло. Чехов так и умер человеком, религиозно равнодушным, хотя, так как он не отлучён от Церкви, то молиться за него можно и некоторые молились.

Вторая легенда, связанная с проблемой любви. У Бунина можно прочесть, что маленькая писательница Лидия Алексеевна Авилова – это, вроде как, единственная любовь Чехова. Бунин был глубокий эгоист и только мог думать о себе.

Более всего Лидия Алексеевна Авилова отразилась в эпизоде пьесы “Чайка”. Нина Заречная дарит медальончик Трегорину и в нем, значит, Ваша повесть “Дни и ночи”, страница такая-то, строки 11-12. Трегорин находит эти строки читает: “Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее”.

Это, на самом деле, строка из самого Чехова из его повести “Соседи”. (Лидия Авилова как раз из этой повести). В повести “Соседи” сестра Зина с матерью Марией Николаевной Ивашиной и с братом Петром; у них сосед, такой чеховский неудачник, Власьич (женатый). Поэтому Нина ходит к нему просто так без венчание и неизвестно, как будет с разводом, так как при разводе надо было жену обеспечить, а сумму обеспечения она назначает сама. Потом описан эпизод, в котором Нина вручает медальон и этот эпизод Чехов вставил в пьесу “Чайка”. И даже более того, тот самый медальон он отдал Комиссаржевской на сцену (играть).

Этот медальон пытались вернуть хозяину, но, в конце концов, он достался самой Авиловой – дарительнице, а Чехов ей пишет, что если Вам этот жетон не нужен, то пошлите мне его по почте.

Какая же здесь любовь – один грех.

В сущности, Чехов в этих историях или паразит типа героя рассказа “Страх”. “Страх” – рассказ одного моего приятеля. Но рассказ моего приятеля – это аллюзия из “Преступления и наказания” Достоевского. Когда Раскольников пытается рассказать Соне о своём преступлении и Соня спрашивает – откуда Вы всё это знаете, то он отвечает: “Я ему должно быть приятель большой” (тому убийце).

“Страх” описывает деревню, помещики с уже освобождёнными крестьянами, не много агрономы и для того, чтобы получать с имения хоть какой-то доход, на нём надо трудиться денно и нощно. Бедный помещик и работает день и ночь. Скучающая жена: двое детей; и ещё ноты (одни и те же); романы, которые ей давно надоели и, вдруг, она влюбляется в новое лицо, а он смотрит на нее холодным взглядом и прекрасно знает, что в эту ночь – она гостья в его флигельке.

Получилось так, что муж, который исповедуется ему о своём семейном несчастье, ведь люди, отторгнутые от Церкви, а душа-то просит кому-нибудь рассказать. В одной из своих откровенных бесед забыл у приятеля во флигеле свою фуражку, приходит за фуражкой и застаёт эту парочку. Конечно, он – не Пушкин и не вызывает на дуэль, а говорит только одно - “Если вы хоть что-нибудь понимаете, то поздравляю вас, у меня темно в глазах”.

“Страх” заканчивается так: “Я, конечно, с тех пор никогда больше не видел ни мужа, ни жены, но по слухам, они всё ещё живут вместе”.

Такие истории постоянно были предметом около литературной сплетни обеих столиц Москвы и Петербурга. Когда была поставлена пьеса “Дядя Ваня”, то стареющий Григорович, который когда-то в 50-е годы был автором “Антона Горемыки”, но в это время уже давно ничего не писал, тут же пустил слушок, что профессор Серебряков – это Суворин; его вторая жена Елена Андреевна (красавица) – это Анна Ивановна Суворина, а Астров, который сажает лес и лечит – это Чехов.

И эта версия циркулировала по обеим столицам, как будто людям больше нечего делать.

У Чехова не было репутации нравственного адаманта, да и по правде сказать, Антон Павлович за женщинами не гнался, так как говорил, что издательства и женщин он умеет грабить, то есть даром.

Мера Божьего долготерпения для каждого человека своя и, в сущности, с Ольгой Леонардовной Книппер Чехов попался. Стоит только почитать ее письма к нему до венчанья[129] лейтмотив которых в том, что я буду Вашей собакой, буду ходить на задних лапках, чтобы Вам служить.

Тут и Лермонтов пригодился:

И верным псом твоим Дианкой

Которого ласкаешь ты и бьёшь

Чехов в 1901 году уже знал, что он обречён, но ещё довольно долго был в силах, и в одном из писем (его к ней) начинает так: “Я не помню брюнетка ты или блондинка, помню только, что когда-то у меня была жена”. Чехов никогда не разводился с нею, но не сказать, чтобы она была преданной сиделкой.

Другая сторона той же медали это то, что Чехов был не чужд того любовного мечтательства, которое тоже является одной из характернейших черт тургеневского героя.

“Дом с мезонином”. Герой пишет поклонницам, что когда-то у меня была невеста, невесту мою звали Мисюс, я ее очень любил, вот об этом я и пишу. Кто такая Мисюс не известно, но фактически, это тоже другая сторона медали.

Чехова осаждали поклонницы и самая знаменитая Лика Мезинова, но она была женщиной с прошлым (это тогда так называлось) и во время знакомства она время от времени ударялась, так сказать.

Левитан Исаак Ильич проходил через дом Чеховых ещё в Мелихове и пошел слушок, что на него имела виды Мария Павловна и поэтому ни за кого не вышла замуж.

Лика Мезинова никого ничего не предпочитала и Потапенко был для нее par de pies (досада). Игнатий Потапенко – крошечный писатель, бывший семинарист, Чехову не годящийся в подмётки. Par de pies – это тоже чеховское выражение (с досады), так как сначала началась игра, что он, может быть, ревновать начнёт, а потом и заигрались.

В рассказе “Володя большой и Володя маленький”, то Володя маленький тоже написан с оглядкой.

Важно то, что его, в сущности, эти все истории только донимали: Чехов, как и Лермонтов, – это люди, которым так и не удалось полюбить.

Почему, например, Астров не может жениться на Соне, хотя она уж буквально пляшет как собачонка, да потому что он знает ее с детства (когда ей было около 10 лет) и привык к ней. Влюбиться во младенца мог только такой человек, как отец Гоголя Василий Афанасьевич, так ему перед этим приснился младенец в кроватке и потом он его опознал. Это совсем другой менталитет, так как это – люди, которые изначально самих себя и друг друга и живот свой предали Господу Иисусу Христу. В секуляризованном сознании ничего подобного не могло быть.

Что касается “Трёх сестёр”, то Чехов, как трезвый человек, обращает внимание на свойство, присущее и мужскому полу и женскому: это некий душевный раб, разъедающий души, и он называется “мечтательство”.

По лейтмотиву “Трёх сестёр” - в Москву, в Москву, в Москву. Кому знать, как не Чехову – а что же в Москве, да тоже самое.

Особенно в этом смысле уничижительно написана Ирина, только актрисы и режиссёры этого не понимали: “Мы поедем в Москву и там явится мой настоящий и вот, его-то я и любила и о нём-то и мечтала” (это хуже Татьяны Лариной).

Мечта – это душевный рак. Мечтательство – это вовлечение души в эту деятельность, а мечта – это, как предмет – душевный рак.

Православный должен стремиться, иметь произволение. Воображение и мечта – это наша общая область с демонами (Софроний Сахаров). Но актёр, также как и писатель свидетельствует некие тайны жизни, тайны бытия, если только он не участвует в дешевых коммерческих ролях. В этом отношении на самом, конечно, низшем этапе, но театр воспитывает, но именно детей или взрослых, которые по уму находятся в детском состоянии (в духе – малых сих).

В этом отношении, Островский написал несколько серьёзных женских ролей и, главное, “Без вины виноватые”. Кручинина на сцене воспитывает людей, хотя тоже не без огрехов, аберраций и издержек производства.