Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

В поэзии третьего тома,

В “Двенадцати”, в смерти - везде.

Именно поэтому, то есть по непонятности Блока ужасно путают: одно дело – третий том, другое дело “Двенадцать” и третье дело “смерть” – это абсолютно разные вещи, не сравнимые и, вообще, существующие в ортогональном пространстве (они нигде не перекрещиваются).

У Блока есть признание в дневнике, - что “у меня женщин не 100, 200, 300 или больше, а только две: одна Люба, а другая – все остальные; и они разные и я - разный”.

Вообще говоря, то, что у него произошло и происходило многие годы, это был ужас с точки зрения настоящего, правильного, христианского, трезвого взгляда на жизнь.

Моя бабушка (покойница) говорила в таких случаях – “драная грамота”. То есть, явно что-то написано, но смысл уловить нельзя. Именно поэтому такое обилие стихов, обращённых к жене, что нет семейной жизни. Это как бы по закону психологической компенсации, как бы попытка залатать и сшить эту “драную грамоту”.

Блок пять лет пребывал женихом, то есть с 1898 по 1903 год – перипетия с ухаживанием, обхаживанием и так далее – всё длилось пять лет. Когда она за него выходила замуж, то она, вообще, как всякая нормальная здоровая девушка и моложе его только на год, совершенно сознательно выходила замуж, чтобы иметь семью, иметь детей, иметь дом, иметь постельное, столовое и прочее белье и так далее. А вместо этого… (началось всё - разве что по вине Владимира Соловьева).

Из житийной литературы известен, например, пример Хрисанф и Дарии, но они заранее уговорились только об этом; Дария в язычестве была жрицей богини Дианы, то есть богини-девственницы. Жрицы Дианы были вечные девственницы (virga eterna), то есть она была всею своею предыдущей жизнью к этому подготовлена.

А Любовь Дмитриевна стремилась именно к семейной жизни. Блок был большого роста, с военной выправкой - и кто бы мог подумать, что Любовь Дмитриевна вышла замуж фиктивным браком? Это стало известно бесспорно после его смерти, когда она написала свои воспоминания и через некоторое время они были опубликованы, но уже после её смерти.

Воспоминания назывались “Были и небылицы об Александре Блоке”. Любови Дмитриевне в 1904 году кое‑как удалось соблазнить его к супружеским отношениям. До этого они везде бывали как муж и жена, приезжали в Петербург, знакомились с Белым и с кружком соловьевско‑литературным. И потом, существуют глухие намеки на это в стихотворении (1906 год) к трехлетию свадьбы: “Ангел хранитель”.

Люблю тебя, Ангел-хранитель, во мгле -

Во мгле, что ты со мною всегда на земле.

За то, что светлой невестой была,

За то, что ты тайну мою отняла,

За то, что связала нас тайна и ночь,

Что ты мне сестра и невеста и дочь…

………………………………………………..

За цепи мои и заклятья твои

За то, что над нами проклятье семьи.

“Проклятье семьи” в полном смысле слова не было, а были скверные отношения Любови Дмитриевны со свекровью с Александрой Андреевной.

Были разные соглядатаи, включая Тату. Вечная девственница была Тата – Татьяна Николаевна Гиппиус (ее безуспешно обхаживал Антон Владимирович Карташов).

Блок еще в 1904 году стал грезить о ее супружеских изменах, то есть тогда, когда их не было и быть не могло. Об этом так раздирающе пел Вертинский.

Зимний вечер играет терновником,

Задувает в окне свечу…

Ты ушла на свиданье с любовником -

Я один, я прощу, я молчу.

Ты не знаешь, кому ты молишься,

Он играет и шутит с тобой,

О терновник темный уколешься,

Возвращаяся ночью домой.

Интересные вещи начинаются в 1906 году, когда за Любовью Дмитриевной стал ухаживать Андрей Белый. Притом, это пошло сначала как рыцарство, трубадурство, поклонение. Это было принято благосклонно, так как она сама уже втянулась в этот мир не подлинных, не настоящих отношений. Позднее все эти отношения, напоминающие западное средневековье, развились в городской романс конца XIX‑го века, типа – “Глядя на луч пурпурного заката”.

Однажды Любовь Дмитриевна даже пришла на квартиру к Белому и успела распустить прическу (у нее были громадные волосы – золотой плащ), но что-то Белый сказал не так, что ли, и она убежала.

“Драная грамота” всё же началась. Была даже предполагаемая дуэль Блока с Белым, который ещё к тому же написал на Блока пасквиль “Куст”. Но это всё кончилось ничем, кроме комедии: приходил парламентером некто Ниделендер (потом он будет ухаживать за Цветаевой).

Вслед за этим Блок сам увлекся актрисой театра Комиссаржевской Натальей Николаевной Волоховой, так называемой “снежной девой”. Но, как только добился всего, чего хотел, так тут же бросил. Поэтому в 1908 году -

Своими горькими слезами

Над нами плакала весна.

………………………………

Когда один с самим с собою

Я проклинаю каждый день, -

Теперь проходит предо мною

Твоя развенчанная тень.

Таким образом, к 1908 году семейная жизнь была нарушена окончательно. Любовь Дмитриевна решила иметь профессию; так как когда-то она ходила на театральные курсы, то решила стать актрисой. Призвания настоящего на эту деятельность у нее не было. Свою сценическую судьбу связала с Мейерхольдом, который в это время от Комиссаржевской ушел. Начались нудные переезды из провинции в провинцию, из одного провинциального театра в другой.

“Худые общества развращают добрые нравы” (1кор.15.33; ср. Притч.13.20); из одной из таких поездок она приехала, неся “в подоле”. Блок объявил, что это их ребенок. Младенца назвали Дмитрием в честь Дмитрия Ивановича Менделеева (отца Любови Дмитриевны), но младенец умер вскоре после крещения. На смерть младенца тоже написаны бессмертные стихи - “На смерть младенца”:

Когда под заступом холодным

Скрипел песок и яркий снег,

Во мне, печальном и свободном,

Ещё смирялся человек.

Пусть эта смерть была понятна -

В душе, под песни панихид,

Уж проступали злые пятна

Незабываемых обид.

Уже с угрозою сжималась

Доселе добрая рука,

Уж подымалась и металась

В душе отравленной тоска.

Я подавлю глухую злобу,

Тоску забвению предам,

Святому маленькому гробу

Молиться буду по ночам.

Но быть коленопреклоненным?

Тебя благодать, скорбя?

Нет, над младенцем, над блаженным

Стоять я буду без Тебя.

“Стоять без Тебя”, то есть без Бога.

Отношения в семье Блока больше никогда не наладились, хотя Любовь Дмитриевна осталась единственной. Но у Блока были всякие. Например, была Наталья Николаевна Скворцова. Ее отец, старый шестидесятник, был издателем газеты “Русские ведомости” и даже сам приезжал к Блоку с брачным предложением.

Увлекался Блок и Елизаветой Юрьевной Кузьминой-Караваевой (девичья фамилия Пиленко), впоследствии известная как мать Мария (Скопцова). Эта Кузьмина-Караваева сидит на ступеньках и ждёт, пока он выйдет из квартиры, чтобы пойти гулять (он всегда гулял по ночам).

У Блока была хроническая бессонница; и впоследствии, вспоминая всё и Кублицкую‑Пиоттух (по второму мужу), и ее сестёр, и весь это круг, и всё это окружение, Любовь Дмитриевна сделает горький вывод – “они все не были вполне нормальными”.

Блок позднее в 1914 году увлекся ещё Л.А. Дельмас (“Кармен”).

О, Кармен, мне печально и дивно,

Что приснился мне сон о тебе.

Прошло это быстро, потому что

… Превратила все в шутку

Сначала,

Поняла. Принялась укорять,

Головою красивой качала,

Стала слезы платком утирать.

И зубами, дразня, хохотала,

Неожиданно все позабыв…

Вдруг припомнила все – зарыдала

Десять шпилек на стол уронив.

Сразу видно, как он считает эти шпильки – не шпилек десять, а “десять шпилек”.

История с Дельмас была некрасивой с трех сторон. Самая некрасивая роль досталась Александре Андреевне, которая уже пыталась его свести и приглашала в Шахматово эту самую Дельмас, а перед этим мечтала, что, может быть, он себе возьмет Анну Ахматову.

К счастью, началась первая мировая война и, хотя бы на первых порах, Любовь Дмитриевна отправилась сестрой милосердия в госпиталь Михаила Ивановича Терещенко.

А бессмертные стихи – они сами по себе: они продолжаются.

Приближается звук. И покорна щемящему звуку,

Молодеет душа.

И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,