Алексей Леонтьев - Путешествие по карте языков мира

• Название: Путешествие по карте языков мира
• Автор: Алексей Леонтьев
• Издательство: Издательский Дом Мещерякова
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91045-077-0

Вы хотите узнать, когда чукчи «пальчат»? А как считают в Новой Гвинее? Почему по-японски фамилия автора звучит Реонтиефу и где встречаются самые длинные слова? В каком родстве состоит русский язык с бенгальским и персидским? Куда слова путешествуют и почему в одних языках их сотни, а в других — сотни тысяч?

На эти и другие, не менее интересные вопросы вы найдете ответы в книге академика Алексея Леонтьева «Путешествие по карте языков мира».

Произведения, посвященные науке, изучающей язык, — лингвистике, ее прошлом, настоящем и будущем, написаны ярко и вполне доступно и заставят читателя задуматься над многими вещами, о которых он раньше, может быть, не имел представления.

---

нилг-ыгйит, кэйн-ыгйит.

Этот падеж необычный. Он служит для того, чтобы обозначить предмет, на который ориентируется в своем действии человек или животное, обозначенное именительным падежом. Например, в предложениях, соответствующих русским: Охотники с моря возвращаются, ориентируясь по горе; Собаки остановились против камня; Наш народ живет по новым законам; Сделай нож по образцу отцовского, — выделенные слова переводятся определительным падежом.

7. Совместный:

гэ-нилг-э («ремнем»), гэ-кэйн-э («с медведем»).

8. Сопроводительный:

га-нэлг-ыма («с ремнем»), га-кайн-ыма («с медведем»).

Разница между последними двумя падежами следующая: если сказать я иду с медведем в совместном падеже, то получится, что идем мы оба вместе — и я и медведь; а если сказать то же, употребив сопроводительный падеж, то это будет означать, что я иду и несу с собой медведя. Ну, а можно сказать (как в русском языке), что мы идем — я и медведь.

9. Назначительный:

нилг-у («в качестве ремня»), кэйн-у («в качестве медведя»).

Например, в предложении типа Собака завыла волком должен быть употреблен именно назначительный падеж.

Выше мы говорили об эргативном падеже в чукотском языке, но его формы есть не у всех слов, и в наш перечень он не включен.

Приведенный пример хорошо показывает, за счет чего образуется множество падежей; все дело в том, что при помощи падежей выражаются различные оттенки места, времени, обстоятельств и цели действия. А так как этих оттенков может быть очень много, то и падежей может быть очень много. Скажем, в лакском языке специальные падежи существуют для того, чтобы сказать: в доме — «къатлуву», сзади дома — «къатлух», на доме — «къатлуй», под домом — «къатлулу». А в русском языке все эти значения выражаются куда более скромными грамматическими средствами.

Кстати, в русском языке, с известной точки зрения, можно найти два подобных этим необычных падежа. Вы много раз употребляли их, но, наверное, никогда не задумывались, что это, в сущности, совершенно особые падежные формы со своим особым значением. В предложении Дайте мне чаю мы находим именно такую форму со значением «некоторое ограниченное количество чего-то». А то, что называется обычно предложным падежом, в сущности, представляет собой два падежа, которые можно условно назвать рассказывательным (предложный падеж в старых русских грамматиках как раз и назывался сказательным) — говорить о снеге, о лесе — и местным — вываляться в снегу, заблудиться в лесу. В школе для простоты говорят в таких случаях не о разных падежах, а о разных окончаниях.

Чтобы покончить со всякого рода «странностями» в грамматике различных языков, остановимся еще на некоторых грамматических категориях, в частности на числительных.

Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему наша система счисления десятеричная? Ответ на этот вопрос очень прост: потому что у человека на руках десять пальцев. Недаром по-чукотски, например, глагол считать («рылгык») происходит от слова «рылг» — «палец» и значит, собственно, пальчить. Десять по-чукотски обозначается две руки, а слово двадцать происходит от слова человек — весь человек, т. е. все пальцы на руках и ногах. Вообще, по-видимому, сначала у большинства народов господствовала не десятеричная, и двадцатеричная система. Это отразилось и в строении числительных: например, по-французски 80 обозначается quatre vingt, т. е. «четырежды 20» — совсем как по-чукотски. То же явление мы находим и во многих иранских языках, например у курдов, где 50 обозначается как «дважды 20 + 10», и в языках германских, кельтских, в албанском, баскском и т. д. У некоторых народов, например в Западной Африке, считают «сороковками»: для них 80 будет «дважды 40». Кстати, обращали ли вы внимание на то, что слово сорок в русском языке резко отличается от других числительных, обозначающих десятки (тридцать, т. е. три × десять; пятьдесят, т. е. пять × десять); а чтобы обозначить очень большое число, употребляют старинное выражение сорок сороков? По всей вероятности, это след такой же, как в Африке, системы счета «по сорока».

Очень показательны названия числительных в языках банту — у жителей Южной Африки. Там большой палец правой руки означает шесть (счет идет от мизинца левой), указательный — семь; чтобы сказать восемь и девять, соответственно употребляются выражения согни два пальца и согни один палец, а десять — все пальцы. Кстати, почему согни два пальца? Потому, что если считать с помощью одной правой руки, то при счете от 6 до 9 пальцы поочередно разгибаются: при счете 6 согнуты 4 пальца, при счете 7–3 пальца и т. д.

Не все народы и не всегда считают только с помощью пальцев. Иногда для этого пользуются другими частями тела. Например, одно из папуасских племен Новой Гвинеи считает так: мизинец левой руки, следующий палец, средний палец, указательный палец, большой палец, запястье, локоть, плечо, левая сторона груди, правая сторона груди и т. д. — до мизинца правой руки. Но характерно, что и здесь используется в качестве опоры именно человеческое тело. Лишь в дальнейшем числительные как бы отрываются от этой опоры и начинают употребляться самостоятельно. Впрочем, у многих народов до сих пор невозможно употребить числительное вообще, не обозначая им чего-либо определенного. Вообще девяти в таких языках нет: есть девять оленей, девять нарт… С этой трудностью столкнулись, между прочим, учителя арифметики в чукотских и корякских школах.

У многих народов при счете разных предметов употребляются и разные числительные. Например, в языке нивхов (остров Сахалин) нельзя сказать вообще пять; нужно выразиться одним из следующих способов: «т'ом» (если считаем лодки), «т'орш» (если считаем нарты), «т'ор» (если считаем связки рыбы), «т'овор» (если считаем невода) и т. д. Некоторые явления, напоминающие подобное положение, встречаются и в русском языке — это счетные слова.

Например, мы часто говорим: сорок голов скота, пять человек детей, шесть названий книг, двадцать штук портфелей и т. д.

На свете есть много языков, иногда совсем не похожих друг на друга. Но, как бы они ни отличались один от другого, любой язык способен выразить все, что захочет высказать говорящий на нем человек.

Нет плохих и хороших языков. Каждый язык хорош по-своему.

Язык и общество

Некоторые ученые, занимающиеся исследованием языков небольших народов Африки, Австралии, нередко утверждают, что у этих народов свой особый склад мышления, отражающийся в их языке; что их мышление «первобытное», «дологическое», «конкретное»; что они не знают или почти не знают общих названий (например, «рыба»), но зато имеют множество названий для отдельных видов (например, «судак», «окунь», «щука», «лещ»…). Эти утверждения просто ошибочны.

Общие названия, как правило, есть во всех языках; а если их в каком-либо языке и нет, то это совсем не признак «первобытности».

Почему же так много особых названий животных и растений встречается в «первобытных» языках? Объясняется это просто. Если мы послушаем любителей птиц, говорящих о соловьином пении, то узнаем, что для них соловей не «поет», как для нас с вами. В пении соловья они ясно различают двенадцать «колен»: «пульканье», «клыканье», «дробь», «раскат», «пленканье» и т. д. Конюх или жокей никогда не скажет, что лошадь «бежит». Для них это не бег, а — смотря по его особенностям — аллюр: рысца, нарысь, хлынца и т. д.

Это и не удивительно. Любитель-птицевод или конюх употребляет в каждом случае особое слово для обозначения разновидности соловьиного пения или лошадиного бега потому, что для дела, которым он занят, эти разновидности играют важную роль. А коренные жители Океании имеют десятки названий для банана именно потому, что каждую из его разновидностей они используют по-разному и различать их необходимо.

Однако вернемся к особенностям речи конюха и любителя птиц. Они говорят по-русски, и отличительных особенностей в их речи так мало, что говорить о каком-то особом «языке конюха» мы не можем. Но бывает, что «язык» представителя той или иной профессии, класса, социальной группы до такой степени своеобразен, что становится малопонятным людям, не принадлежащим к этой профессии или социальной группе.

Такие «языки» правильнее было бы назвать социальными диалектами. Они отражают социальное расслоение общества.

Социальные (и профессиональные) диалекты образуют как бы слои в общенародном языке. Но есть и другие диалекты — территориальные. Иначе говоря, если мы будем путешествовать по какой-нибудь стране, то увидим, что в разных местах люди говорят немного по-разному, хотя и на одном языке. В таких случаях обычно и употребляется термин «территориальные диалекты».