Владимир Серебряков - Невольник чести

• Название: Невольник чести
• Автор: Владимир Серебряков
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-23840-8

«Если день не заладился с утра, нечего и ожидать перемен к лучшему. После того как «Феникс» потратил большую часть утра, пытаясь зайти в столичную гавань и не напороться при этом на рифы, – под громогласную ругань капитана Жюно, поминавшего богохульным образом портовое начальство, что не соизволило выслать лоцманов, – оказалось, что унижения французов в чужой земле только начинаются…»

---

Владимир Серебряков Невольник чести

– Господи Иисусе, Пресвятая Богородица, святой Денис и все святые!

Секретарь в ответ на этот вопль истерзанной души даже не повел бровью. За долгие недели пути из Тулона он успел привыкнуть к капризам своего хозяина – точней сказать, привык сносить их наподобие капризов погоды, без жалоб и надежд. Граф Эжен де Сегюр жаловался на судьбу самое малое по две дюжины раз на дню, поминая при этом все чины ангельские и всех святых. Человек разумный не стал бы искушать небеса, взывая к их милостям без нужды, но граф не отличался большим умом. Иначе он, без сомнения, проглотил бы свою неприязнь к всемогущему регенту. И тогда ему не пришлось бы оглашать морские просторы тщетными жалобами на неблагосклонность судьбы – а точней было бы сказать, королевского Протектора, который и отправил не в меру говорливого графа на другой конец света, представлять интересы его величества Луи XVIII при дворе князя Нефритовых островов.

– Святая Троица! – возопил граф, отдышавшись. – Покровы Господни и кровь Христова!

Секретарь, отвернувшись, поморщился.

– За что?! – Вопрос был, конечно, риторический, но граф и не ожидал ответа. Он жаждал излить душу. – За что такая несправедливость? Почему этот выскочка, этот… провинциал!.. правит Францией, в то время как я, потомок древнейшего рода, вынужден отправляться в это нелепое путешествие, послом даже не к императору, а к какому-то наместнику! Какой позор, какое неуважение!

По мнению секретаря, его светлость не заслуживал лучшей участи. Горе было только в том, что ему, секретарю, приходилось путешествовать вместе с хозяином.

Корабль качнуло. Томик стихов, которые пытался перечитывать французский посол, слетел со стола, презрительно шорхнув страницами.

– Святой Денис! – взвыл его светлость, всплескивая пухлыми ручками. – Что за несчастье?

Доступный разумению графа набор богохульств был не слишком широк, и его светлость брался перечислять святых по новой вскоре после начала очередного меланхолического приступа. Но сказать ему об этом мог бы лишь человек неблагоразумный, а этому пороку секретарь был подвержен в наименьшей степени.

– Кажется, мы входим в порт, ваша светлость, – ответил он спокойно, захлопывая тетрадь. – Хисуириуми.

Он поднял книгу, бережно разгладив помятые страницы.

– Исту… что за варварский язык! – возмутился де Сегюр. – Что это значит, Эдмон?

– Сколько я могу понять, название следует понимать как «Изумрудная гавань», – отозвался секретарь.

На самом деле гавань была Нефритовая – как и острова. Секретарь знал об этом уже давно. В отличие от своего господина, коротавшего томительные дни плавания над бессмертными строками Шенье, он успел в суматошные предотъездные дни приобрести все, что только издавалось в Париже о загадочной морской державе Востока, а за время пути – не только прочесть, но и заучить мало не наизусть, а самое важное – еще и переписать в тетрадку. Этого было до обидного мало… но лучше, чем феерическое невежество, в котором продолжал пребывать его светлость, до костей мозгов убежденный в несравненных преимуществах всего французского.

– Пф! Граф демонстративно уткнулся носом в сборник поэм. – Поговорите с капитаном, Эдмон. Пусть готовят мой багаж к высадке… к выгрузке… неважно.

Не в характере секретаря было жаловаться на судьбу – иначе капризная Фортуна давно бы угодила в опалу у заваленных доносами олимпийцев, – но искушение становилось почти непреодолимым. Чтобы отогнать его, поднимавшийся по лестнице Эдмон заставил себя поразмыслить о могуществе Протектора. Судьба излишне болтливого де Сегюра решалась в противостоянии двух великих стариков. Вероятно, граф полагал, что может быть полезен одному из них, но не учел – хватка епископа Отенского в последние годы ослабла, а кроме того, тот никогда не испытывал сочувствия к бесполезным подпевалам. Возможно, великий подлец попытался вполсилы отстоять де Сегюра и отправить в путешествие на другой край света кого-нибудь помоложе – не ради самого графа, а ради того, чтобы не ставить жирный несмываемый крест на заморских интересах Франции. Но в этот раз верх взяла бешеная натура «маленького гиганта», чью природную мстительность, как поговаривали, еще подстегивали в последнее время приступы почечной колики.

Эдмону лишь единожды, и то мельком, издалека, выдалось увидать человека, вошедшего в историю со словами «Двух батарей довольно будет, чтобы разметать этот сброд!» Регент показался ему дряхлым, усталым, крошечным; раздутые, нездорово бледные щеки словно присыпала могильная пыль. И все же глаза знаменитого полководца смотрели на толпу, как прежде, горделиво и зорко, сверкали ярче, чем регалии Защитника Короны. Они пронизывали насквозь, и их касание преобразило юного Эдмона. В тот день он поклялся пойти по стопам артиллерийского капитана Буонапарте – быть может, не так далеко, как зашел корсиканец, не один десяток лет пробывший французским самодержцем во всем, кроме имени.

– И к чему это меня привело? – язвительно поинтересовался он сам у себя.

Чем кончится схватка между Протектором и его министром иностранных дел, Эдмон понял, едва заслышав о ее начале. Трудно было ожидать романтического благородства от человека, который в смутные годы метался между западным и восточным берегами Атлантики, словно челнок, – острословы говорили, будто он, как паук, заплетает морские воды золотой нитью. Возможно, если бы епископу Отенскому – или князю Перигор, или гражданину Талейрану, смотря по обстоятельствам, – хватило неразумия выбрать одну из сторон, исход смуты, охватившей Францию на рубеже веков, оказался бы иным.

Зато от человека с нелепым именем Наполеон и столь же нелепой корсиканской фамилией следовало ожидать красивых жестов – ими он жил, ими делалась его головокружительная карьера: от грохота пушек, переводивших парижскую чернь на котлеты по-гамбургски, под грохот пушек, приветствовавших освобожденного узника Тампля, к грохоту пушек, давших салют победителям в Битве народов, закрепившей власть Франции на Европейском континенте – в посрамление наглому бритту. Шум и блеск окружали его, даже когда в том не было особенной нужды. Пожертвовать посольством к нихонскому наместнику ради удовлетворения оскорбленной чести – это было вполне в его духе.

Рассуждения подобного рода можно было длить еще долго, но тут как раз кончился трап, и секретарю сиятельного графа пришлось отвлечься.

Капитана Жюно он нашел на юте – тот стоял рядом с рулевым, вглядываясь в проплывающий в отдалении берег. Матросы торопливо и деловито убирали паруса.

Первое, что пришло в голову Эдмону, когда тот впервые увидал на горизонте холмы Нефритовых островов, было – «мой перевод точнее». Встающие из темных, неспокойных вод Тихого океана берега резали взгляд изумрудной зеленью, тысячами оттенков зелени, залившей пологие холмы. Казалось невозможным, чтобы подобная красота существовала в действительности – совершенная, застывшая, точно картина величайшего из мастеров.

– Близко ли порт? – осведомился секретарь, цепляясь за поручень. Чем меньше парусов надувал ветер, тем сильней качало «Феникс». Было так холодно, словно зима, от которой удрали мореплаватели, все же настигла их, несмотря на то что в Южном полушарии близким Рождеством Христовым знаменовалось начало лета.

Капитан уставился на пассажира так, словно видел впервые, потом вздрогнул, будто вспомнив о чем-то.

– Даже слишком, – ответил он, указывая вдаль.

Эдмон присмотрелся. За кормой по правому борту виднелись паруса – до странности скособоченные, широкие, украшенные неразборчивыми рисунками. Один, два… три и еще два почти на горизонте.

– Мы миновали Гэта, – проговорил Жюно, размашистым жестом обнимая и океан, и оба Нефритовых острова. – И ветер, как назло… Придется поворачивать оверштаг. И не приведи Пресвятая Дева Мария налететь на здешние подводные скалы – размолотит в щепу!

Несмотря на то что вырос секретарь в портовом Марселе, проведенные в бунтарском городе годы он затер в памяти так успешно, что сейчас не отличил бы оверштаг от оверкиля. Что же касается крепости Гэта – она, как знал Эдмон, прикрывала вход в гавань Хисуириуми, княжеской столицы. Но, как ни вглядывался он в горизонт, там, где сходились смарагдовый берег, лазурное небо и стальные волны, невозможно было различить ощерившегося бойницами бастиона.

– Здешние воды так опасны? – полюбопытствовал он.

Капитан вздохнул.

– Смотря как подходить к гавани, – объяснил он. – Если со стороны пролива – ничуть. Для опытного шкипера, конечно. Течение там сильное, в дрейф не лечь. А вот если мимо пролива промахнешься, тогда тяжело. Не так из-за рифов – есть опасные места, не без того, особенно на западном побережье Собачьего, – ну так хлебнуть трюмом соленой воды можно и в Паде-Кале. Эти вон… – Он снова повел рукой, но теперь Эдмон сообразил, что Жюно указывает на далекие паруса. – Застанут без шелковины в виду берега – пиши пропало. Особенно близ равнины Сигеро… Видывал я в открытых портах наших ребят, которым не повезло, – и датчан, и лимонников, чтоб им пусто было, но в лапы нихонцев я даже англичанину не пожелаю попасть!