Генрих Шумахер - Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

• Название: Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона
• Автор: Генрих Шумахер
• Издательство: Армада
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0766-1

Книга известного немецкого романиста прошлого века Генриха Фольрата Шумахера посвящена жизни и трагической судьбе двух людей, оставивших волнующий след в памяти человечества — английского флотоводца Горацио Нельсона и его возлюбленной, супруги английского дипломата Эммы Гамильтон.

Опираясь на обширный литературный и архивный материал, автор рассказывает о романе двух прекрасных, необыкновенных людей — в тесной связи с политическими событиями конца XVIII — начала XIX столетий, характеризует нравы британского общества, порядки на флоте, дипломатические интриги «владычицы морей» при дворе неаполитанского королевства. Перед глазами современного читателя предстанут многие выдающиеся личности прошлого: художники Рейнольде, Гейнсборо, Ромни, врачи и ученые Грейем и Чирилло, коронованные особы — Георг III, принц Джордж Уэльский, Мария-Каролина Габсбургская, Фердинанд Бурбонский, будущий император Наполеон Бонапарт. На страницах оживут бурные события, потрясшие Европу, раскроются полные драматизма жизнь и смерть главных героев романа.

Книга адресуется широким читательским кругам.

---

Взор Нельсона засверкал. Он увидел новую возможность еще более унизить врага Англии на суше, быть может, даже совсем обезвредить его. Он в пламенных словах выразил свою готовность и предоставил себя и свой флот всецело к услугам Марии-Каролины.

Королева милостиво протянула ему руку для поцелуя, и он, всегда так пугливо вздрагивающий от малейшего прикосновения к Эмме, прижался губами к королевской руке без малейшего замешательства.

Может быть, он все-таки любил Марию-Каролину? Нечто похожее на ревность всколыхнулось в Эмме. Но сейчас же она посмеялась над этим дурным чувством: Мария-Каролина была такой же, как ее сестра Мария-Антуанетта. Но Нельсон был не какой-нибудь Мирабо, оказавшийся способным пойти против самого себя из-за поцелуя руки королевы.

После аудиенции Эмма отправилась с Нельсоном в морской арсенал — надо было распорядиться насчет доставки с судов раненых, пока еще дул благоприятный ветер. Эмма заранее приготовила все нужное, как только была получена весть о приближении флота. Экипажи, портшезы, носилки стояли приготовленными на берегу, слуги предлагали освежающие напитки. Врачи госпиталей, милосердные братья и сестры ордена самаритян, представители власти принимали больных из рук судовых врачей. Все совершалось в спокойном порядке, не было ни толкотни, ни шума.

И все-таки у Эммы было тяжело на сердце. В первый раз она глубоко почувствовала весь ужас сражений, всю цену воинской славы, когда мимо нее понесли раненых. Но потом, когда все это миновало, когда ее окружили капитаны, восхвалявшие ее предусмотрительность и заботливость, когда она прочла по взоре Нельсона восхищение и благодарность, — снова в голову ударил хмель нового счастья… Что значили все жертвы в сравнении с ним, возлюбленным, чудным! Они были лишь орудием его величия, маленькими камнями в высившемся здании его подвигов. Они должны были быть счастливы, что смели служить ему, смели проливать для него свою кровь!

Среди капитанов был также и Джосая. Часто думала Эмма о красивом, оживленном мальчике, который некогда был её неотлучным спутником, который заставил в ней пробудиться все инстинкты материнства, подавляемые по отношению к собственному ребенку.

Теперь она была страшно удивлена замеченной в нем переменой. Большой, напыжившийся, грубый и неуклюжий в движениях, он напоминал тех самых офицеров, с которыми во флоте вечно боролся Нельсон. Их грубовато-надменное обращение и развязные манеры вызывали насмешку и ненависть у других, увеличивали количество врагов Англии повсеместно, куда эти господа попадали.

В то время как Эмма говорила с Трубриджем и другими капитанами, Джосая держался в стороне, делая вид, будто не замечает ее. Вдруг раздался голос Нельсона — резкий, повелительный, словно адмирал стоял на палубе своего «Вангара»:

— Капитан Низбет! На одно слово!

Джосая вздрогнул, поколебался одно мгновение, затем подошел к Нельсону, откозырял:

— Сэр?

Нельсон продолжал, сильно понизив голос, но он стоял так близко от Эммы, что она слышала каждое слово:

— Капитан Низбет, известно ли вам, кому обязаны ваши раненые товарищи приемом в Неаполе, а вместе с тем, быть может, и выздоровлением?.. Капитан Низбет! Я жду ответа!

— Кажется, знаю, сэр! — ответил Джосая, цедя слова сквозь зубы. — Говорят, что леди Гамильтон!

— Это не только говорят, а так оно и есть. Все капитаны флота признали это, выразили миледи заслуженную благодарность, только вы уклонились от этого. Капитан Низбет, не угодно ли будет вам поправить этот промах?

Густая краска залила лицо Джосаи. Упрямо откинул он голову назад, хотел что-то сказать. Но Нельсон не дал ему говорить. Он так близко подошел к пасынку, что их лица почти касались друг друга. Из его глаз сверкали молнии.

— Леди Гамильтон — супруга английского посла, который замещает здесь на месте особу его величества короля Георга. Мы — на службе, капитан Низбет, и собака — тот, кто не исполняет на службе своих обязанностей!

Нельсон повернулся спиной к пасынку. Джосая смертельно побледнел. Медленно, почти пошатываясь, подошел к Эмме, пробормотал что-то непонятное, склонился к ее руке, словно для поцелуя. Но его губы не коснулись руки.

— Джосая! — вне себя пробормотала Эмма. — Да что с вами? Что вы имеете против меня?

Джосая выпрямился и окинул ее холодным взором:

— Я не понимаю вас, миледи…

— Джосая, я всегда относилась к вам с большой теплотой… мне кажется также, что и вы прежде немного любили меня… но теперь… ни с того ни с сего… вы не хотите мне признаться? Не могу ли я просить вас прийти ко мне в палаццо Сиесса? Я надеюсь, вы еще помните те дни, которые мы провели там вместе…

Низбет небрежно дернул плечом:

— Это было так давно, миледи! Но если вы покажете мне, где этот дом… Вам только стоит приказать, миледи!

Джосая натянуто поклонился, откозырял Нельсону и отошел к товарищам.

На обратном пути Эмма засыпала Нельсона вопросами. Она вспомнила, что давно уже Нельсон не передавал ей в своих письмах поклонов от Джосаи, да и вообще не называл его имени. Но Нельсон отделался краткими ответами, говоря с явным неудовольствием: он сам не мог объяснить себе того отчуждения, которое вдруг обнаружилось между ним и Джо-саей. Там Джосая спас ему жизнь, несколько недель напролет выхаживал его как любящий сын. Вдруг, за несколько дней до отплытия Нельсона в Англию, он отошел от больного, сдал все заботы посторонним людям, а затем холодно, рассеянно простился с отчимом, словно с чужим.

Нельсон тогда не обратил особенного внимания на странное поведение пасынка. Только в Англии, в долгие часы выздоровления, он стал задумываться об этом, поговорил с матерью Джосаи. Но и она не могла ничего сказать по этому поводу, а Том Кидд, единственный, кто был близок к Джосае, остался с ним на флоте. Позднее, когда Нельсон вернулся на флот и принял командование эскадрой, к которой принадлежал и Джосая в качестве командира «Талии», пасынок стал явно избегать отчима и обращался к нему лишь по делам службы. На товарищеских собраниях капитанов он держался холодно и замкнуто, был постоянно нацелен на непослушание — против влияния отца, превосходства начальника, поступков человека… он, еще недавно видевший в Нельсоне свой идеал!

Быть может, он достиг как раз того возраста, когда юноша формируется в мужчину и сын бессознательно бунтует против отцовской власти? Во всяком случае, он постоянно делал как раз обратное тому, что ценил и считал нужным Нельсон. Отличаясь по службе педантичной исполнительностью, Джосая словно преображался при приходе в гавань. Там он пьянствовал ночи напролет, играл в карты, развратничал с хвастливой откровенностью, словно хотел во что бы то ни стало огорчить, рассердить отчима.

— Тщетно пытался я снова подойти к нему поближе, — хмуро закончил Нельсон. — А теперь он, по-видимому, переносит свое недовольство мною также и на моих друзей. Иначе как можно объяснить такое загадочное обращение с женщиной, которую он сам прежде боготворил?

— А Том Кидд? — спросила Эмма. — Он все еще при нем?

— Я оставил его в Англии. При своем мрачном суеверии он не мог оказывать на Джосаю благотворное влияние. Да и мне самому он стал в тягость: он вечно докучал мне и старался оградить от тысячи воображаемых опасностей.

Он сказал все это шутливым тоном, но между его бровями пролегла глубокая складка, делавшая его старше, чем он был. Он вообще казался усталым и больным, словно его угнетало что-то тяжелое.

Джосая появился, когда в палаццо Сиесса было много посетителей. Неаполитанское общество стремилось поближе разглядеть героя Абукира и получить приглашение на праздник, который устраивало в его честь посольство двадцать девятого сентября, в день рождения Нельсона.

Поэтому Эмме не пришлось объясниться с Джосаей. Но и после, когда, следуя приглашению сэра Уильяма, он стал чаще бывать в доме и напоследок стал появляться там почти ежедневно, юноша умышленно избегал возможности остаться с нею наедине. Он отличался изысканнейшей вежливостью, никогда не оскорблял общественных приличий, даже присоединял свой голос к хвалебному хору товарищей, превозносивших красоту и художественные таланты Эммы. Но он делал это так громко, словно хотел, чтобы его голос отчетливо достиг слуха Эммы.

Она не могла отделаться от тягостного впечатления. Часто, разговаривая с Нельсоном, она чувствовала на себе взгляд Джосаи, словно он пытался издали прочитать ее слова по движению губ.

Но когда она оборачивалась к нему, он сейчас же отводил взор в сторону.

Он выслеживал ее… как выслеживал прежде Том?

Эмма сама улыбнулась этой мысли. Пусть даже Том рассказал ему все небылицы, сочиненные про нее Гренвиллем! Нельсон знал истину, Нельсон оправдал ее — что за дело было ей до суждения других!