Роджер Желязны - Долгий сон

• Название: Долгий сон
• Автор: Роджер Желязны
• Жанр: Научная Фантастика

---

«Мистер Кренсон, вам известно, что такое защитный механизм?» — поинтересовался он.

«Конечно, я читал кое-какие книги. Это то, что человек делает, говорит или думает, чтобы не делать, не говорить или не думать о том, что его на самом деле беспокоит, потому что он по какой-то причине этого боится. Нет, речь идет о настоящей воде, я несу её в себе и могу отправить в любое место в пределах десяти футов от места, где в данный момент нахожусь, — так мне кажется».

«В таком случае почему бы вам не вылить её в аквариум? — спросил он и улыбнулся. — А потом продолжим наш разговор».

«Отличная мысль, — сказал я. — Только там и так много воды».

Так вот, я перенес воду в аквариум. И все, естественно, перелилось. Глаза доктора Рудо раскрылись от изумления, когда он наблюдал за тем, как вода стекает на пол. Потом он как-то странно на меня посмотрел и включил интерком.

«Миссис Вейлер, вы не зайдете ко мне на минутку? — попросил он. — И принесите с собой ведро и тряпку. У нас тут вышла небольшая неприятность. Благодарю вас».

Потом он опустился в свое кресло и несколько минут молча меня разглядывал.

«Как вам удалось это сделать?» — поинтересовался он.

«История довольно длинная и запутанная, — ответил я. — Впрочем, я рассчитываю, что вы поможете мне с этим разобраться».

«У нас полно времени», — успокоил меня Рудо.

«Все началось в сентябре 46-го, — начал я, — когда погиб Джетбой…»

Несколько минут спустя вошла миссис Вейлер и собралась вытереть лужу. Я опередил её и перенес воду с пола в ведро. Секретарша доктора Рудо сделала шаг назад и удивленно на меня посмотрела.

«Унесите ведро, — приказал ей доктор, — а потом отмените все назначенные на сегодня встречи».

«Давайте, мистер Кренсон, рассказывайте, пожалуйста», — попросил он меня, когда миссис Вейлер ушла.

Ну, я и поведал ему про то, что со мной происходит, и про то, чем мой случай отличается от всех остальных — как я больше всего на свете боюсь спать и что делаю, чтобы оттянуть момент погружения в сон. Он задал мне множество вопросов; именно тогда я и услышал в первый раз термин dauerschlaf.

Казалось, доктора Рудо поразил мой случай, ведь его можно было соотнести с экспериментальной терапией, практикуемой в Европе и интересовавшей его в тот момент. Кроме того, выяснилось, что он о моей болезни слышал, и по тому, как он цитировал выдержки из медицинских журналов, можно было сделать вывод, что Рудо прочитал все, что печаталось про вирус «Шальная карта».

Мы проговорили весь день. Я рассказал ему о своей семье и старике Бентли и о том, как я применяю свои разносторонние таланты. О превращениях, друзьях, ситуациях, в которые я иногда попадаю… Неожиданно я понял, что этот человек мне нравится. До сих пор я ещё ни с кем так свободно не разговаривал. Казалось, его околдовал мой рассказ о тузах и джокерах и о разнообразных проявлениях шального вируса, с которыми я встречался.

Я говорил, а он только качал головой, когда я описывал ему самые неприятные случаи воздействия вируса на людей. Он даже устроил длинную философскую дискуссию на тему о том, что этот вирус может сделать с человечеством. Я объяснил ему, что обычные люди не часто заводят романы с джокерами, словно его беспокоили проблемы генетики, но он все качал головой и повторял, что дело вовсе не в этом, что сам факт существования таких отклонений от нормы является чем-то вроде раковой опухоли на теле человечества, что эту проблему нужно рассматривать не с точки зрения биологии: исследователей должен интересовать социологический аспект данного явления. Я согласился, посчитав его доводы разумными, однако заметил: по моему мнению, это вопрос из серии «А дальше-то что?» Ситуация уже возникла, и теперь с ней нужно как-то справляться.

Больше всего Рудо заинтересовал мой рассказ о том, как я надолго погружаюсь в сон — мой собственный dauerschlaf — и как в процессе какая-то сила будто разбирает меня на составные части, а потом создает нечто новое, не похожее на предыдущий вариант. Он задавал мне множество вопросов: что я чувствую, когда засыпаю и когда пробуждаюсь, помню ли, что происходит, пока сплю, снятся ли мне сны… А потом поведал мне про dauerschlaf как метод лечения и о том, что, работая в Европе, имел дело с пациентами, не пострадавшими от вируса «Шальная карта», и что погружал их в долгий сон при помощи специальных медикаментозных средств или гипноза с целью привести в действие способность человеческого организма и мозга восстанавливаться во время сна. Было очевидно, что ему удалось добиться в этой области определенных результатов и потому мой случай так его заинтриговал. Аналогия была столь очевидной, что одно это — как он сказал, — заставляет его заняться моей проблемой, даже если в результате ему удастся всего лишь привести в порядок мои ощущения.

Кройд допил пиво, взял другую бутылку, открыл её.

— Мистер Кренсон, — проговорила Ханна Дейвис, и он посмотрел ей в глаза, — мне кажется, ваш хвост ведет себя несколько нахально.

— Прошу прощения. Иногда он становится чересчур своевольным.

Из-под стола появился полосатый — словно тигровый — отросток и принялся энергично стучать по земле у него за спиной. Кройд сделал глоток.

— Итак, этот человек объявил, что сможет вас вылечить? — спросила Ханна.

— Нет, — ответил Кройд. — Доктор Рудо никогда это не обещал. Позже он предложил мне кое-что другое — довольно хитроумный на первый взгляд способ стабилизировать мое состояние, чтобы я больше не боялся засыпать.

— Естественно, он вас обманул, — сказала Ханна. — Взял у вас деньги, возродил в душе надежду, а потом оказался несостоятелен. Верно?

— Неверно, — ответил Кройд. — Он знал, о чем говорит, и оказался состоятелен. Дело в другом.

— Минутку, — остановила его Ханна. — Если бы кому-нибудь удалось найти способ смягчить воздействие шального вируса, об этом кричали бы все газеты мира. Если доктор Рудо добился положительных результатов, почему никто ничего не знает?

Кройд поднял руку и хвост:

— Подождите! Если бы все было просто, я бы уже закончил свой рассказ… Прошу прощения.

Он исчез. Боковым зрением Ханна заметила, что мимо бара скользнула какая-то тень. Потом открылась дверь, тут же захлопнулась. Она повернула голову, но никого не увидела. В следующее мгновение снова что-то мелькнуло совсем рядом, и вот уже Кройд сидит на своем стуле и потягивает пиво.

— Ускоренный метаболизм, — объяснил он и продолжал так, словно и не прерывал повествования: — Пэна Рудо просто потрясла моя история. Я провел у него весь день, а он исписал заметками несколько страниц. Время от времени задавал вопросы. Вечером в дверь постучала миссис Вейлер, сказала, что её рабочий день закончился, и спросила, хочет ли доктор, чтобы она закрыла дверь в офис, когда будет уходить. Он ответил, что не хочет: мол, сделает это сам через несколько минут. А потом предложил мне вместе пообедать, и я принял его приглашение.

Мы отправились в ресторан, съели несколько бифштексов — его тоже поразил мой метаболизм, — и проговорили все время. После этого мы пошли к нему домой — очень милая у него оказалась квартира. Я засиделся допоздна. К тому моменту он уже все про меня знал, мы обсудили множество самых разных проблем, о которых я обычно ни с кем не разговариваю.

— Это в каком смысле? — поинтересовалась Ханна.

— Ну, — сказал Кройд, — в первый день, да и потом доктор Рудо рассказал мне о некоторых теориях, популярных в психологии. Он даже был знаком с людьми, которые их разрабатывали — некоторое время учился с Фрейдом, а позднее в институте Юнга в Швейцарии занимался исследованием проблемы dauerschlaf. От него я узнал об идеях Фрейда касательно детской сексуальности, стадиях развития, очищения, про ид[3], эго и суперэго. Про теорию Адлера[4] о стремлении к самоутверждению и родовую травму Рэнка[5]. Про то, что Юнг изучал типы личности и создал теорию индивилуации[6]. По мнению Рудо, в этом много разумного и полезного — для одних людей больше, для других меньше. Его самого интересовал лишь результат, эмоциональный итог, позволяющий пациенту справляться с проблемами, встающими у него на пути. Он считал, что жизнь — это компромисс между тем, чего тебе хочется, и тем, что ты получаешь, и в этой Сделке всегда участвует страх; причем совсем не важно, какой из классических источников его рождает, просто он есть, и все. А мы лжем — все до единого, — чтобы справиться с этим страхом. Лжем о мире и о самих себе. Эту идею он почерпнул у драматурга Ибсена[7], называвшего большое фальшивое сооружение, которое человек возводит в свою честь и в честь окружающего его мира, «жизненной ложью».

Рудо считал, что это присуще каждому человеку и лишь степень фальши отличает психоз от невроза. Его подход к проблемам неорганического свойства заключался в том, что он стремился найти в жизни пациента ложь, а потом обрабатывал её таким образом, чтобы человек, обратившийся за помощью, смог в дальнейшем справляться со своими проблемами самостоятельно. Не избавиться от этой лжи — вовсе нет. Доктор утверждал, что в некотором смысле она даже необходима. Стоит попытаться её разрушить или воздействовать слишком сильно, и можно навредить личности, довести пациента до сумасшествия. Он рассматривал терапию как средство, позволяющее экономить ложь, чтобы люди, нуждающиеся в помощи, могли легче приспособиться к жизни.