Денис Драгунский - Господин с кошкой

• Название: Господин с кошкой
• Автор: Денис Драгунский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02349-2

В этой книге лучшие рассказы Дениса Драгунского из сборников «Нет такого слова» и «Плохой мальчик» перемежаются с новыми рассказами. Подборка сделана самим автором и выстроена в такой последовательности, чтобы воспринималась как единый роман. Дама с собачкой, господин с кошкой, писатели и писательские жены, одноклассники с сайта одноклассники. га, несчастные дорогие девочки, академики и аспирантки… Тексты Д.Драгунского плотно заселены самыми разными героями. На крошечном объеме, с минимумом слов он легко разворачивает и неожиданно завершает историю длинного сериала. Завязывает узел и через страницу — его развязывает. Трансформирует привычные сюжеты и отбирает самое главное из вечного хаоса чувств…

Сборник рассказов Дениса Драгунского «Нет такого слова» вошел в тройку лучших книг по версии «Проза-2009», а книга «Плохой мальчик» — в пятьдесят лучших книг года по версии «„Большая Книга-2010“».

---

Денис Викторович Драгунский Господин с кошкой

О книгах Дениса Драгунского

* * *

Драгунский пришел со своим ноу-хау и изобрел новый тип новеллы: очень короткую, очень язвительную. В рассказах он решил рассказать ту правду, которую деликатные люди видят, но скрывают: о неловкостях, упущенных возможностях, преувеличенных амбициях, о межличностных барьерах, куда более непреодолимых, чем государственные, и о том, что мужчины с женщинами принадлежат все же к разным биологическим видам, а жить им приходится вместе.

Дмитрий Быков, «Газета»

* * *

Тексты разные — от философской притчи до современного переложения «Войны и мира», от забавных историй, происходивших в разное время с Денисом, его родными и друзьями, до прекрасных образцов изысканной художественной прозы.

Каждый из рассказов невольно вызывает в памяти поговорку о родственных узах краткости и таланта. Словам тесно — мыслям просторно: на полутора-двух страницах Драгунский легко разворачивает и неожиданно завершает сюжет, который мог бы при желании превратить в полноценный роман с продолжением, сценарий фильма или сериала.

Ольга Костюкова, «Профиль»

* * *

Легкое, но занимательное чтение, наводящее на серьезные размышления. Сейчас такой прозы ощутимо не хватает.

Евгений Белжеларский, «Итоги»

* * *

Книги Дениса Драгунского буквально ворвались на книжный рынок. Видимо, читатель соскучился по малой форме — рассказу.

Да и хороший литературный язык сразу притягивает и заставляет забыть обо всем вокруг, погружая в мир Драгунского. Думаешь, ну ладно, еще один рассказик, и все. Остальное — потом. Потом еще один, еще. Ибо это даже и не рассказы, а философско-биографические притчи-размышления, в которых больше личного и настоящего, чем придуманного.

Денис Драгунский — писатель, способный вместить на одной-двух страничках целый мир, в котором мы узнаем себя и своих знакомых, наши сомнения и надежды, наше детство и наше «сегодня». Это уж кто как увидит.

Олег Рагозин, «Вечерняя Москва»

* * *

В рассказах Драгунского нет лжи. Они берут в первую очередь исповедальной искренностью. Ты доверяешь автору. На первом месте в книге — истории о женщинах. Для Драгунского-литератора женский пол — главный предмет обожания-описания. Соседки по даче, студентки, спортсменки, переводчицы, красавицы и простенькие, молодые и не очень. По количеству детских влюбленностей, школьных и зрелых романов Драгунский может поспорить с Ги де Мопассаном.

Константин Рылёв, «Частный корреспондент»

* * *

Новеллы могут быть о чем угодно: о плохом богатом мальчике — любителе бедных девочек-мовешек, о школе, об эмигрантах, о дошедших до наших дней письмах, хранящих тайны, которые сейчас уже некому раскрыть… Эту прозу действительно следовало бы назвать филологической — в том смысле, что она стилистически безупречна и демонстрирует отменный авторский вкус. А еще она очень взрослая и по-человечески мудрая. И даже если поначалу кого-то раздражает, что автор позволяет себе делать обобщения, оперировать штампами и навешивать ярлыки, то довольно скоро становится ясно: он может себе это позволить. Потому что его штамп выверен и ярлык не врет.

Наталья Кочеткова, «Известия»

Снег. Блажь

правду говорить тяжело и противно

Зимой сидел во дворе на скамейке с одной сокурсницей. Мы целовались, я обнимал ее сквозь шубку. Потом она сказала:

— Давай поедем ко мне.

— Давай, — радостно сказал я, обняв ее еще теснее.

— То есть не совсем ко мне, — сказала она, — а к моей тете. Вернее, двоюродной бабушке. У нее трехкомнатная квартира. Она живет одна. Ей почти девяносто лет. Она совсем почти глухая. Мы приедем, и она скоро ляжет спать… а?

— О! — сказал я. — Просто чудо.

— Но только ты мне скажи честно, — сказала она. — Ты на самом деле, действительно хочешь поехать со мной? Или…

— Или что? — спросил я.

— Или это блажь?

— В каком смысле? — спросил я.

— В обыкновенном, — сказала она, высвобождаясь из-под моей руки, лежащей у нее на плече.

И села, сложив руки на коленях. Мы сидели, как это бывает зимой, на спинке заснеженной скамейки.

Я тоже сложил руки на коленях. Мы так просидели минуты три. Или дольше.

— Холодно так сидеть, — сказал я.

— Ты не ответил, — сказал она.

— Честно? — спросил я.

— Да, — сказала она.

— Это просто блажь. К сожалению. Прости.

Она соскочила со скамейки. Я тоже.

— Ничего, — сказала она. — Ничего, пожалуйста. Тогда пошли.

И мы пошли. Она к метро, я — пешком. То есть в разные стороны.

Нет такого слова

заметки по национальному вопросу

У нас на факультете училась рослая и щелоглазая палеоазиатка по имени Лида.

— Знаешь, как меня зовут на самом деле? — спросила она меня, когда мы оказались вечером на крыльце факультета после какой-то там конференции. Странным образом оказались вдвоем. Я закуривал, и она тоже.

— Как? — спросил я.

Она сказала что-то вроде «Лыгыдынлидына».

— Да… — сказал я. — А… а как это переводится?

— Серая утка, низко летящая над замерзающей тундрой… — сказала она и придвинула ко мне раскрытые губы, пахнущие «Примой». Когда я ее целовал, то чувствовал в уголке рта горькую табачную крошку.

— Поедем ко мне, — сказал я, вынырнув из поцелуя, как из полыньи.

— Лучше ко мне, — сказала она. — Общага рядом, соседка уехала, я одна в комнате. Пошли.

Она схватила меня за руку и потянула за собой.

Потом мы лежали на звенючей железной кровати, вжавшись друг в друга, потому что кровать была узкая. Лежали и молча следили, как фары проезжавших машин чертили полукруги по потолку, то слегка освещая комнату, то снова погружая ее в слабую темноту.

Потом мы закурили. Потом докурили, умяв окурки в блюдце, стоявшем на прикроватной тумбочке.

— Я зажгу свет, ладно? — сказала Лида. — Зажмурься.

Я не стал жмуриться, она прошла к двери, включила лампу. Совсем голая. Потом села лицом ко мне, опершись спиной об изножье кровати.

— Дай мне из тумбочки такой мешочек там, — сказала она.

Свесившись с кровати, я вытащил из тумбочки вроде как кисет, кинул ей.

Она достала оттуда плоскую костяную коробку, а из нее — костяную палочку с острым концом. И еще круглую маленькую штучку вроде пудреницы. Я смотрел за ней во все глаза. Она спокойно раскинула бедра, и я увидел, что ее левое бедро изнутри покрыто маленькими коричневыми рубцами.

— Ты что, Лида? — спросил я.

— Не обращай внимания. — И она этой костяной иголкой сильно надрезала себе кожу на бедре. Полилась кровь, она от боли зашипела и сморщилась.

— Ты что? — чуть не крикнул я.

Она левой рукой подтерла кровь, раскрыла эту как будто пудреницу, правой рукой взяла шепотку темного порошка и стала втирать в ранку. Кровь угомонилась. Она сложила все в коробочку, сунула ее в кисет и кинула его мне:

— Положи на место, ладно?

— Ладно. — Я положил мешочек на место, прихлопнул дверку тумбочки и вдруг, что-то поняв, расхохотался:

— Лида, ты как снайпер, да? Засечка на прикладе, да? Шпок — готов! — и засечка?

— Вроде того, — сказала она, шмыгая носом от непрошедшей боли. — У нас такое правило. Чем больше мужчин было у женщины, тем легче ей дома замуж выйти. И вообще чтоб видно было, что она хорошая женщина.

— Да… — сказал я. — Дела…

— Правило такое, — сказала она. — Я тебя не очень напугала? Ты извини, если напугала.

— Нет, что ты! — Я ласково прикоснулся к ее голой ноге. — Лида, скажи, пожалуйста, а ты меня привела, чтобы насечку сделать или я тебе понравился?

— А я тебе понравилась?

— Да, — честно сказал я. — Я просто офигел, когда с тобой целовался.

— То-то же, — сказала она, засмеялась, перегнулась через меня, взяла сигарету и закурила.

— Постой, — сказал я. — Я ведь первый спросил, между прочим.

— Неважно, — сказала она. — Все равно мы не поженимся. Какая разница?

— Лида, — сказал я, переведя дух. — Ладно, твои дела. Но скажи, зачем ты так мучаешься? Во-первых, больно. Во-вторых, на факультете что про тебя говорят, сама знаешь, наверное?

— Знаю, — сказала она. — Ну и что?

— Лида, — сказал я. — Возьми насеки себе еще полсотни насечек, перетерпи разом, и все, и забудь, и живи нормально, а дома потом все предъявишь в лучшем виде. А то еще нарывать будет, ну его, Лида… — И я потянулся к ней, чтобы ее обнять.

Но она отпихнула меня, чуть не обжегши сигаретой. И посмотрела мне в глаза. Я никогда не видел такого потустороннего презрения во взоре, обращенном на меня.