Петр Межирицкий - Читая маршала Жукова

• Название: Читая маршала Жукова
• Автор: Петр Межирицкий
• Издательство: Libas Consulting
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2002

Hoaxer: Книга Межирицкого, хотя и называется "Читая маршала Жукова", тем не менее, не концентрируется только на личности маршала (и поэтому она в "Исследованиях", а не в "Биографиях"). С некоторыми выводами автора я не согласен, однако оговорюсь: полностью согласен я только с одним автором, его зовут Hoaxer.

Hoaxer (9.04.2002): Книга наконец обновлена (первая публикация, по мнению автора, нуждалась в дополнениях). На мой взгляд, сегодняшний вариант можно считать уже 3-м изданием, исправленным, как говорится, и дополненным. С точки зрения оффлайнового публикатора, в данном случае уместно вспомнить знаменитое, о третьем Риме, и о том, что четвёртому не бывати, но прелесть сетевой издательской деятельности (помимо всего прочего) в возможности перманентного обновления (т.е. улучшения) текстов авторами. Хотя тут есть опасность другого рода: большинство писателей, как известно, перфекционисты...

---

В Генштабе случившегося не пропустили, и Василевский, хоть и не допущенный к операции, но пристально за нею наблюдавший, немедленно рекомендовал перейти к жесткой обороне. (Конечно, за его спиной стоял Шапошников, умолкший к тому времени уже насовсем и высказывавшийся с благолепной осторожностью лишь тогда, когда его лично призывал Сталин.) В книгах об этой операции говорится, что штаб фронта с Тимошенко во главе придерживался иного мнения и был согласен со Ставкой (Сталиным!):

" Обстановка под контролем, но нужны подкрепления." Не думаю. Представляется более вероятным, что это было не мнение штаба фронта, а боязливое чтение им вождевых желаний, как и год назад в Киеве. Сталин дать резервы согласился и велел продолжать движение в тыл немцам. А подкрепления, сказал он, прибудут через три дня.

Подумаешь, что при наступлении три дня… Вермахт обождет.

Не ждал вермахт. С утра 18 мая обстановка у Барвенковского выступа стала катастрофической. Клейст расширил стокилометровый прорыв и формировал оборону против возможной деблокады окружаемых советских войск изнутри и извне. Ход событий командованием фронта уже не управлялся. Василевский молил Сталина прекратить движение на Харьков. Вождь ответил грубым отказом. Армии продолжали смертельный свинг в тыл вермахта.

Вечером штаб фронта уже не мог подыгрывать вождю в его желаниях. Перепуганный Хрущев, член военного совета, звонил Василевскому, и тот еще раз пытался поколебать непреклонность вождя. Сталин снова ответил отказом, и Генштаб снова не настоял на своем.

Как тут еще и еще не пожалеть о строптивых командармах?

Страшно возражать Сталину? А терять сотни тысяч солдат в котлах уже в самом сердце страны - это что, не страшно?

Что крылось под нахальным отказом вождя прислушаться к мнению своих генералов? Уже не дружки просили, к ним он давно утратил доверие, а им же выдвинутые военные таланты школы Уборевича (помянутого здесь, ибо всердцах его как-то помянул и вождь: "… учить войска, как при Уборевиче"). Знал он и о совпадении мнений Василевского и Шапошникова, умолкшего, но пока еще остававшегося для него высшим военным авторитетом (исключая себя, разумеется). Причина, на мой взгляд, прозрачна: после свежего конфуза в Крыму и в видах поездки Молотова в Лондон для заключения договора между СССР и Великобританией вождю срочно требовался военный успех. Предстояло обсуждать границы, отстаивать приобретения за счет разодранной Польши, что проще, имея за спиной наступление и тем давая союзнику понять, что судьбы войны - и его, союзника, судьба - решаются на Восточном фронте, и с жертвами там не считаются.

Швырялись в пасть смерти сотни тысяч жизней, чтобы, имея врага в сердце страны, успешнее торговаться о будущих границах.

Молотов улетал 19-го вечером. Лишь тогда, спустя сутки после мольбы Генштаба, вождь согласился на отвод войск. Увы, поздно. Паулюс, перейдя от обороны к наступлению, ударил на Балаклею, замыкая кольцо. Резкий поворот советских армий и неистовые атаки на неумолимые немецкие стрелы не изменили положения. При поддержке танков пехота сомкнутыми рядами шла в смертельный огонь, стремясь удержать дорогу на Изюм. Но 22-23 мая клещи закрылись, а танки уже были без горючего. В кольце осталась масса войск, разгромленных "с невероятной быстротой".

Почему же - с невероятной? И с вероятной, и с неотвратимой. Армия шла в наступлении и не готова была к обороне!

38-я армия пыталась прорвать кольцо снаружи. 28 мая с невероятным трудом ей удалось образовать в обороне вермахта прокол шириной в несколько сот метров, через который выскочила группа в 22 тыс. человек.

В течении недели шла резня окруженных. Высший комсостав погиб. Генералы Бобкин (с 14-летним сыном), Костенко, Подлас с тысячами пехотинцев полегли в безнадежных боях. Ярчайшая фигура Смоленской битвы, генерал Городнянский, о ком солдаты говорили, что его никакая пуля не возьмет, застрелился, чтобы не попасть в руки эйнзатцгрупперов. Три армии перестали существовать. По немецким данным, в плен попала 241 тысяча человек. Число погибших оценивается в 150-200 тысяч.

В книге Воениздата "Гриф секретности снят", на которую приходится ссылаться, поскольку это единственный в своем роде и, в общем, солидный источник, богатый диаграммами и использовавший наличные документы, называет цифру безвозвратных потерь в этой операции (названной, естественно, Харьковское сражение, а не Харьковская бойня), 170958 человек. Но пленные?!

За Харьковской катастрофой последовала агония Севастополя. Это было неизбежно после падения Керчи. Освободившиеся силы вермахта группировались на юг. Харьков создал прекрасную ситуацию для летней кампании. Фюрер уверился, что план "Блау" - хороший план, а южный фланг фронта -ахиллесова пята советской обороны.

***

Первыми начали генералы-демонстраторы. Мастера военной игры перемещениями войск внушили впечатление, что ударят на Москову. Напуганный Сталин уже без напоминаний Жукова укреплял московскую зону в ущерб другим направлениям. Об этом сказано у Василевского. Но как прозевали "Блау", не рассказывает и он…

… В середине июня воздушная разведка Брянского фронта донесла о значительной концентрации германских войск в районе Щигры-Курск, на что управление разведки Генштаба отреагировало примерно так: "Вы смотрите не в ту сторону, немецкое наступление готовится не на южном, а на северном фланге вашего фронта, где сконцентрировано не менее четырех танковых и десяти пехотных дивизий в районе Юхнова, чтобы ударить ими в стык Брянского и Западного фронтов."

Реакция Генштаба[72] была результатом стараний генералов-демонстраторов вермахта. Они обманули и желавшего обманываться Сталина, и понукаемого им Василевского, и даже Жукова, в какой-то мере оправдываемого тем, что с общей ситуацией он был знаком лишь постольку, поскольку его посвящали, а в качестве командующего фронтом больше всего опасался за свое хозяйство.

Впрочем, так же не поверили и немцы своей воздушной разведке в канун контрнаступления под Москвой.

Но несколькими днями позже и Брянский фронт, и Генштаб были грубо разбужены крушением в расположении войск фронта связного самолета вермахта с офицером штаба 23-й танковой дивизии майором Райхелем на борту. Пилот погиб, Райхель с портфелем в руках пытался бежать и был застрелен, а в портфеле оказалась инструкция командиру 40-го танкового корпуса Штумме о проведении первой фазы операции "Блау". Содержание документов в тот же день передано было штабу Юго-Западного фронта и Генштабу в Москву. Обозначилась цель удара от Волчанска на Новый Оскол: захват Воронежа с последующим поворотом на Острогожск. Наступление нацелено было не на стык Западного и Брянского, а южнее, на стык Брянского и Юго-Западного фронтов. Сталин, как и прежде, отказывался верить фактам и, как и прежде, считал это провокацией и обманом. Он, словно по договоренности с самим фюрером, ждал прямого удара на Москву.

Снова и снова Голиков докладывал о концентрации вермахта в районе Курска, о нарастающем оживлении в районе сосредоточения, о несомненной переброске немцев из Орла. Вотще. 20 июня комфронта вызван был в Ставку. Здесь, на его глазах, разъяренный Сталин смел со стола бумаги злосчастного Райхеля и сказал, что не верит ни слову о "Блау". Он разносил разведку за доверчивость и малокомпетентность, забыв - или, быть может, стараясь взять реванш в глазах Голикова, руководителя ГРУ в канун войны, - что все же получал из ее рук сведения о вероятных сроках начала вторжения.

С ворохом ругани и приказом совместно с Западным фронтом готовить взятие Орла не позднее 5 июля Голиков вернулся в Воронеж.

К трем часам утра 28 июня набросок плана наступления на Орел был готов.

Тремя часами позже летнее немецкое генеральное наступление на юге (операция "Блау") началось.

Мудрый вождь товарищ Сталин, тот, кто прав во всем…

***

Укрепление Московской зоны не значит, что на юге превосходство было за вермахтом. Напротив, численностью живой силы и танков вермахт вдвое уступал Брянскому фронту. Но превосходил его качеством оперативно-тактического мышления. Оборона фронта - подготовленная оборона! - была прорвана, и за два дня вермахт продвинулся в глубину на 40 км. Масштабы бедствия станут понятны, если вспомнить, что 19 ноября, в день начала Сталинградской контрнаступательной операции, советские войска продвинулись на 30 км. Это значит, что войска вышли на оперативный простор: оборона глубиной даже в 10 км на фронте советско-германской протяженности непосильна была бы и для Китая с его людскими ресурсами.

"К середине июля, отбросив наши войска за Дон от Воронежа до Клетской и от Суровикина до Ростова, войска противника завязали бой в большой излучине Дона, стремясь прорваться к Сталинграду. В результате вынужденного отхода наших войск в руки врага попали богатейшие области Дона и Кавказа. Создалась прямая угроза выхода противника на Волгу и на Северный Кавказ… "