Мария Артемьева - Темная сторона Москвы

• Название: Темная сторона Москвы
• Автор: Мария Артемьева
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-070868-0, 978-5-4215-1589-0, 978-5-9725-1907-1

Москва — город с тысячей лиц. Шумная столица, место, куда в поисках лучшей жизни стекаются люди со всех концов страны, здесь соседствуют блеск и красота шикарных отелей и ресторанов и муравейники спальных районов. Но все это лишь официальное лицо города, есть еще и изнанка…

Одна девушка спустилась утром в переход у станции метро «Комсомольская», и больше ее никто не видел. В одном доме в районе Крылатское произошла целая череда самоубийств, причем ни у кого из расставшихся с жизнью не было на то видимых причин. Однажды в Царицынском парке было найдено тело студента-ролевика, следствие установило, что оружие, которым он был убит, вышло из употребления несколько веков назад. О подобных случаях ежедневно пишут газеты и сообщает криминальная хроника. Это и есть темная сторона Москвы, средоточие всего страшного, таинственного и необъяснимого.

Перед вами — первый и самый полный сборник московских городских легенд, настоящий путеводитель по скрытому от посторонних глаз «зазеркалью» столицы.

Добро пожаловать на темную сторону Москвы.

---

Демон захохотал; громовые раскаты хлестнули по стенам; мигом со всех сторон посыпались на монахов камни. Повыпрыгивали из стен и, со свистом рассекая воздух, летали, едва-едва не задевая лиц.

— Убьет же! — уворачиваясь от камней, взвизгнул Марк щенячьим каким-то голоском.

— Стой!!! — перекрывая шум, крикнул Илларион и схватил за руки обоих иноков. И вовремя: они готовы были уже сорваться с места, убоявшись каменных снарядов.

— Крепко стойте оба, ничего не бойтесь. Слово Божие сильнее всего! — сказал Илларион и принялся креститься и класть земные поклоны.

Внезапно из темного угла кельи выскочил черный кот и, подкатившись под ноги монаху, завертелся возле колен, мешая ему кланяться и креститься.

Иноки оторопели: откуда в закрытой наглухо богадельне взяться коту?

Животное, словно порожденное ночной темнотою, вело себя нагло и дико: кот разбегался и с наскоку поддавал под колени Иллариону, визжа и рыча, пытался сбить монаха с ног; забегал, подставляя кланяющемуся звериную шерсть…

Но невозмутимый иеромонах, осеняя себя крестом, не останавливал ни молитвы, ни поклонов: стоял, крепко уперевшись ногами, словно железная скала — откуда только силы брались. Нагибаясь в земном поклоне, вытягивал руку и отшвыривал от себя настырного зверя; тот улетал с мявом, но тут же со злобным шипением кидался обратно…

Марк, завидя стойкость Иллариона, воспрял духом и тоже начал молиться, креститься и кланяться Богородице. Иосиф же только шептал молитву, не понимая слов. Перед рассветом тьма всего сильнее, и ему казалось, что эта тьма, сгустившись, лишает его разума.

Он не увидел, как первый солнечный луч озарил келью, — упал бездыханным, лишившись чувств.

* * *

— Чего ты боишься? — спросил его Илларион.

— Тьмы боюсь, отче. Зла.

— Тьма есть отсутствие света, отрок. Зло есть отсутствие добра — пустота оно, понимаешь? Демон существо пустое, от слабостей наших питается. За счет наших грехов живет. Если же в твоей душе твердо добро поставлено — никакое зло ничего с тобой поделать не сможет. Пойми же: чего ты боишься? Добро поистине существует, а зла на свете вовсе нет, ежели есть добро и любовь! Прежде всего — в тебе самом.

Иосиф смотрел в светлое лицо своего наставника и согревался теплотою его взгляда. С Илларионом ему было не страшно — спокойно и даже весело. Но это ведь он, Илларион, такой.

«А я — что? — думал. — Я мелкая сошка. Так, плевок собачий…» И не поместится никогда доброта, такая как у Иллариона, бескрайняя; мужество, такое как у Иллариона — стальное; знание, как у Иллариона… Да нет — откуда ж в нем-то, несчастном Рябике?! Его даже совсем мелкие сопливые пацаны за веснушки дразнят… Откуда в нем великое возьмется? Нет. Вот пустоты много. Пустоты, тления, праха могильного, ужаса… Тьмы. Эх, проклятие! Да что ж поделать с подлой трусливой натурой?!

— Если не справишься с собой — демон и нас с Марком погубит, — сказал Илларион. — Сегодня, думаю, все решится: или мы его победим, или он — нас.

* * *

На третью ночь заготовили Илларион с Марком все для обряда водосвятия. Монахи из храма святой воды нанесли побольше, чтоб хватило каждый кирпичик в богадельне окропить.

Труд предстоял немалый: обойти все коридорчики, кельи и келейки, во все углы заглянуть, молитвы на порогах отчитать и каждую пядь в убогом доме свяченой водой сбрызнуть.

— Ну, иноки, сделаем так: на первом пороге вместе молитвы отчитаем, а там разойдемся каждый в свою сторону, но не дальше семи шагов, чтоб и слышать, и видеть друг друга. Дверей нигде не закрывайте, молитесь неустанно и вслух, и безмолвно, как в пустыни вас учили. Но главное: не бойтесь беса — от веры и бесстрашия он слабеет.

Так сказал Илларион и ободряюще улыбнулся инокам.

Встали они трое на пороге длинного и холодного сводчатого коридора, что начинался прямо от дверей богадельни, и отчитали защитные молитвы. Илларион начал обряд водосвятия, сунув кропило в ведерко и размашисто покрестив воздух перед собой: свят, свят, свят!

Капли святой воды оросили лица; Иосифу, несмотря на все его страхи, сделалось весело. Ему всегда нравилось водосвятие; нравилось вздрагивать и ежиться от прохладных водяных брызг. Он представил, как сейчас во всех темных углах будут окачены водой бесы, как им мокро, зябко и неуютно сделается в их насиженных местах. Да и вода-то не простая — святая! От крещеной воды у бесов корчи.

Иосиф чуть не рассмеялся своим мыслям. Но Илларион строго глянул на него: не отвлекайся! Продвинувшись вперед по коридору, они встали напротив первых трех келий и отворили их двери. Марк встал на пороге той, что слева; Илларион выбрал правую, а Иосиф, подавляя неуместные смешки, отчего выходило в его горле какое-то бульканье, прошел на семь шагов от Иллариона и, сделав еще шажок, встал тоже справа.

— Отче наш… — начал Илларион и едва руку с кропилом поднял — пронесся по коридору вихрь. Взметнулись и хлопнули одна за другой все двери; засовы, их запирающие, отскочили. Понесло паленым из каждого угла. Завыло, засвистало, застонало вокруг так, что Иосиф зажал уши — показалось, что от гадостного непотребного звука голова его треснет, словно гнилая тыква. Выронил он свое кропило; нагнулся, чтобы поднять, но только лишь повернулся спиной, как дверь кельи перед ним распахнулась и что-то рывком вдернуло его внутрь, в полную темноту.

А едва он оказался внутри — дверь захлопнулась.

С разгону налетел Иосиф на стену лбом, треснулся, да и осел кулем на пол, потеряв сознание.

Очнулся в полной темноте. Сколько пролежал он бездыханным: день? Два? Минуту? Неизвестно.

В густой чернильной тьме не слышал он ни единого звука. Пахло только чем-то сырым. Так земля в погребе монастырском пахнет: прелостью, гнильцой.

«Где я?» — думал несчастный Рябик и ничего не мог сообразить. Может быть, замурован в стене живьем. Похоронен заживо. А может, и вовсе — умер?

От таких страшных тоскливых мыслей Рябик чуть не застонал. Да вовремя спохватился: не ровен час, отзовется ему тут неизвестно что, лучше не рисковать. Не выдавать своего присутствия. Рябик постарался даже дышать тише; тут только и осознал, что, наверное, все-таки еще жив. Во-первых, он дышал. Во-вторых — кожа на лбу саднила страсть как! Еще и дергалась. Пощупал рукой лоб — шишка. Здоровенная, должно быть, гуля. Это ж он на стену лбом наскочил.

Ох! Вот и наказан Рябик за все грехи свои (ведь и правда в бане за девками подглядывал, ирод!). Говорил Илларион — держаться не далее семи шагов. Что теперь делать-то?!

Как Иллариона искать? Марка? А вдруг…

Глупый инок Иосиф по прозвищу Рябик еще много страхов успел бы себе напридумать. Но, к счастью для него, в этот миг дверь озарилась по краю теплым мерцающим светом и в темную келью со свечой в руке вступил Илларион.

— Иосиф, ты тут?

Ничто на свете не могло бы утешить Иосифа скорее, как только вид этой знакомой ему высокой фигуры в клобуке. При виде Иллариона Рябик расплылся в бестолковой улыбке и залился, горемыка, беззвучными слезами. От счастья.

— Я тут… Я только кропило обронил…

— Нá тебе твое кропило, — проворчал Илларион и сунул кропило Рябику в руку. — Экий ты плакса!

— А где Марк? А, отче? — спросил Иосиф, поднимаясь с колен, хлюпая носом и вытирая рукавом бегущие слезы. — Где Марк? С вами-то как, обошлось? А, отче?

— Люблю, когда ты так говоришь! — сказал Илларион. И, повернувшись лицом к иноку, поднял свечу повыше, осветив себя. — Скажи-ка еще!

— Что сказать, отче? — не понял Рябик.

Глаза наставника полыхнули в неверном пламени свечи. Отец Илларион усмехнулся.

Ничего страшнее этой ухмылки Рябик в своей жизни ни тогда, ни после не видел.

Рот отца Иллариона внезапно треснул, словно разошелся по швам; рваные края широко раздвинулись, с хрустом отвалилась челюсть и повисла, качаясь, на кожаных лоскутах, но ни одной капли крови не пролилось на землю. Внутри отца Иллариона оказалась бездна, черная пустота.

И это был, конечно, не отец Илларион, это был сам отец лжи перед иноком Иосифом Рябиком — Сатана. Невыносимо холодная тягучая пустота изливалась из него на божий мир, скручивая, сминая, выдавливая до последней капли, до пустынной жгучей сухоты все живое.

— Из… из… из… — Рябик пытался закричать Сатане нужное слово, но губы его не слушались. Он не говорил — он скулил и подвывал.

— Это ты меня, монашек, надеялся изгнать? Ну, иди ко мне. Иди же!

Сатана в образе Иллариона протянул к иноку руки — страшные, черные, покрытые колючей шерстью.

— Изыди! — закричал изо всей силы Рябик и замахнулся на нечистого своим кропилом.

Сатана захохотал.

— Кропи, кропи кровью! Будем с тобой кровью повязаны!

Рябик глянул и шарахнулся в ужасе: проклятый демон сунул ему в руки никакое не кропило, а оторванную человеческую руку, с длинных белых пальцев которой капала кровь.