Игорь Михайлов - Аська

• Название: Аська
• Автор: Игорь Михайлов
• Жанр: Эротика, Секс

---

Прости меня, читатель мой условный,

коль буду я в суждениях не скуп

и, так сказать, немного-много-словен.

Да что там! Долгой немотой измучась,

я буду просто дьявольски болтлив,

отяжелевшей проливаясь тучей

над почвою сухой бумажных нив.

Смешон мне спор писателей-вольняшек:

"Кто наш читатель?" "Пишем для кого?"

А пишут, чтоб не сдохнуть, вот с чего,

чтоб беспросветный быт не так был тяжек!

До своего спасенья я вот лично

добрался: пишется - и благодать!

Пусть марганцовкой на листах больничных -15)

но только бы писать, писать, писать!

Наш брат, пытаемый и не питаемый,

скрываясь сам в себя от всех обид,

пустыню, остров ли необитаемый

в рабочий кабинет преобразит!

Да, я лишен простора в жизни сорной,

но пусть же будет так - на зло врагам:

поэту тесно, а словам - просторно

(за мысли не ручаюсь, но - словам!)...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛЕПИЛА-КАНТОВИЛА,

где автор, обезопасив себя от обвинений в автобиографичности, рассказывает эпопею своего героя, предшествующую встрече с героиней поэмы.

О детство, ныне милое и присно!

В мозгу навеки, память, сбереги

журнал (литературный, рукописный,

художественный!) - "Первые шаги"!

Редактор требовательный и пристрастный

прекрасный наш руководитель классный - 16)

заботился, чтоб к нашим повестям

немало было ярких иллюстраций:

была возможность посоревноваться

художникам (их было двое там). 17)

Я, чередуя с вдохновеньем игры,

ведя героев в джунгли жарких стран,

придумал приключенческий роман.

Он назывался "Победитель тигра".

Ирине Бер, чей был отчетлив почерк,

на долю выпал тягостный удел

переписать немало наших строчек,

и сей удел Ирине надоел.

Она, жалея время, и устав

от всяческих перипетий в сюжете,

выбрасывала половину глав

в расчете, что никто и не заметит.

Была она, возможно, и права,

я, видно, с детства склонен был к длиннотам,

не вдруг спохватываясь, что кого-то

тигр почему-то съесть позабывал.

Роман был сжат, а темп его ускорен,

и, верно, выиграл читатель наш...

Роман не помню. Помню имя - Скорин.

Так назван был мой главный персонаж.

Справляя творчество, как торжество,

и лиру на просторный лад настроя,

я потянулся вытащить его

из недр памяти для своего героя.

Да буду я в пристрастьях неизменен,

уж коль на путь классический вступил!

Кому - Езерский, а кому - Арбенин, 18)

а мне вот Скорин почему-то мил.

Поэты с пушкинских времен до наших,

от версий фантастических устав,

доказывают с пеной на устах,

что пусть порой близки им персонажи,

пусть даже словно зеркало - тетрадь,

но, как их биографии ни схожи,

героя с автором отождествлять

при всем их сходстве все-таки не гоже.

О том же походя предупредив,

признаюсь вам, что мы с моим героем

могли бы в армии единым строем

шагать, горланя на один мотив.

Он на меня характером похож,

в нем осмотрительности - ни на грош,

и забран был на самой на заре,

чуть не в младенческой своей поре,

и даже напечатал две поэмы

(хоть, правда, на совсем другие темы),

совсем как я - в "Звезде" и "Октябре"!

Хоть над Невой нам с ним не приходилось

стоять, "опершись задом о гранит", 19)

но в лагерях нам встретиться случилось:

такое память вечно сохранит!

Имел он столь же полудетский почерк

и столь же неразвившийся талант,

был столь же легкомысленным... Короче,

мой не двойник, а, скажем, вариант!

Но я свидетельство представить рад,

чтоб не вступать с потомством в перебранки:

я, как известно, в армии был взят,

а Скорин арестован на гражданке.

Своей душой его я не ссужу,

за очень многое его сужу.

Он - подчиненный мой, в конце концов,

он только действующее лицо,

он мой герой, а я - его создатель,

почти всегда пассивный наблюдатель,

чутьсценарист, немножко режиссер,

а чаще - гримировщик и суфлер.

В те дни принципиальностью особой

не отличался мой герой ничуть.

Он злобой дня (отнюдь не злобной злобой!)

мог, как петух, напыжить гордо грудь,

мог к юбилейной дате стих представить,

личиной скрыв отсутствие лица,

и даже по инерции прославить

в своих стишонках "друга и отца".

Не будь он недалеким лежебокой,

дисциплинируй ветрености прыть,

да если б поднажали - ненароком

и в партию вступил бы, может быть...

Была наивность лживости сестрой,

и в этом был эпохи отпечаток.

Отметим, что стремился наш герой

писать лишь то, что можно напечатать.

Пока разгуливает он на воле,

еще одну деталь введу в рассказ

порядка, ну, интимнейшего, что ли,

но чрезвычайно важную для нас.

Узнав о ней, уже нельзя забыть ее:

раскрыв его характер до конца,

она дальнейшие нам прояснит события,

согрев меж тем сочувствием сердца.

Был Скорин влюбчив и сентиментален...

То по-щенячьи весел и шумлив,

то - настроенье как-то враз сменив

по-идиотски нуден и печален.

Смешно, но под руку не смел он сразу

взять девушку: застенчиво-немой,

глядел он томно и голубоглазо

в глаза возлюбленной очередной.

Начав знакомство - хорошо ли, плохо ли,

он позже, сам себе гнуснейший враг,

обычно ограничивался вздохами,

дальнейший не решаясь сделать шаг.

Он мог вздыхать и млеть буквально сутками...

Недаром, на язык остра и зла,

его "молочным супом с незабудками"

подруга детства метко прозвала.

Порхая мотыльком под тучей грозной,

не торопил он жизни благодать

и радости любви лишь в самый поздний,

в последний час сподобился узнать.

Уж заждались Лубянка и Бутырки,

когда - судьбе недоброй вопреки

прелестнейшей из хищниц, некой Ирке,

он в цепкие попался коготки.

Характер разгадав его с налета,

то в небо вознеся, то скинув вниз,

она с ним разыграла, как по нотам,

любви несмелой школьный экзерсис.

Сражаясь с нашим братом, как с врагами,

за пядью пядь в продуманном бою

красотка черепашьими шагами

сдавала территорию свою.

Была расчетлива, хоть и мила,

короче - "постепеновкой" была,

была сторонницей - ведь вот досада!

той тактики, что сдерживает прыть,

позволив не до дома - лишь до сада

себя на первый случай проводить;

там - до подъезда, но не до квартиры,

там - до квартиры, но... войдешь потом!..

Сперва ему достались губки Иры,

еще кой-что, но все ж не целиком...

Все это, право, было б очень мило

(по капле наслаждение тяни!),

но невдомек ему в то время было,

что каждый день бесценен в наши дни!

Едва лишь отступленье до постели

дошло и до сдающегося "ах"

тюремные засовы впопыхах

"Прощай, любовь!" - ему с издевкой спели.

Вот, так сказать, и весь любовный опыт

с фоблазовским, как видим, не сравнишь!

Неси в тюрьму под сердца горький ропот

ту шепотом прослоенную тишь

и в памяти надежно береги

стук башмачка, упавшего с ноги,

и долгожданный зной прикосновенья,

и смутный лепет первых женских тайн,

а нам теперь вернуться к прозе дай,

покончив с этим нежным отступленьем...

Итак, он постепенно выдвигался

и понемножку в гору лез да лез,

но, сам того не зная, оказался

врагом народа (мир не без чудес!).

И вот явились гости и учтиво

ему вручили lettre de cachet, *)

хоть он имел, по правде, на душе

один лишь грех: большую склонность к пиву...

Он забран был тем знаменитым годом,

что редкой из семей не стоил слез,

что был навеки заклеймен народом

прозванием "ежовский сенокос",

____________

*) ордер на арест (франц.)

когда, топча людей во весь опор ,

не разбирая - пешка или тура,

ярясь, во вкус входила диктатура,

все больше смахивая на террор.

Своих головотяпов ли уловка,

немецкой ли разведки ловкий ход

иль попросту нормальная вербовка

рабочей силы - кто сейчас поймет?

И обретают плоть и кровь химеры,

вчерашний идол - проклят как злодей...

Страна моя не знает чувства меры

ни в ненависти, ни в любви своей!

Был путь ее контрастами наполнен

бог весть куда загадочных рывков.

Мой современник - многое он помнит

из тех доисторических деньков...

Исследователь, может быть, дотошный

когда-нибудь найдется и для них:

истории период невозможный

по полочкам разложит, объяснив,

как это быть могло, что пол-России

гнал по этапу сталинский конвой,

причем циничнейше провозгласили

"демократичным самым" этот строй!

И все терпели, будто так и надо,

доноса ждали от любого гада,

тряслись в своих кроватях до рассвета:

минуй меня сегодня, чаша эта!

В то время о материи такой