Николай Борискин - Туркестанские повести

• Название: Туркестанские повести
• Автор: Николай Борискин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Писатель Н. М. Борискин является автором ряда поэтических и прозаических произведений о делах и людях Советской Армии. Главное из них — роман «Небо в огне». Его новая книга, в которую вошли повести «Знойная параллель» и «Чрезвычайное происшествие», посвящена часовым советского неба — ракетчикам и летчикам-перехватчикам, людям высокого долга, безграничного мужества, всегда готовым на подвиги во имя Родины.

---

— Ну, сел, значит, я с разрешения начальника на самый крайний стул в зале и слушаю выступление. А в ушах будто тиктакают выброшенные часики. И вдруг: «Рядовой Новиков!» Словно пружиной подбросил меня со стула голос с трибуны. «Я!» — отвечаю. — «За образцовое выполнение важного задания награждаю вас часами». Ну, тут, конечно, аплодисменты в мою честь и так далее. А вскоре мне вручили новехонький «Полет».

— Где же они, твои именные? — полюбопытствовал кто-то.

— Дело не в них, — закончил Саша, — а в дисциплине, в исполнительности и старательности. Уразумели? Вот и хорошо. А теперь — в казарму, скоро дождь хлынет.

Поспешно шагая к своему солдатскому жилью, я рассказал Новикову о Гришиной просьбе.

— Нелегкая задача, — задумчиво произнес он, — но я все-таки попробую сделать из него человека. Хватит ему жить «дремотной Азией»…

В казарме царило оживление. Всюду слышалось: «К нам едет комиссия». Старшина Дулин критически осматривал койки, тумбочки, пирамиду с оружием, нехитрый солдатский гардероб. Галаб Назаров, Быстраков и Другаренко хлопотали в ленинской комнате. Дивизион готовился к встрече высокого начальства.

На второй день к нам действительно приехала комиссия. Возглавлял ее сам генерал. Мы стояли в строю. Майор Мартынов доложил генералу, что подразделение к инспекторскому смотру готово.

— Какой смотр, голубчик? Смотр был там, на полигоне. Я приехал посмотреть на твоих орлов — творцов ракетного грома, поздравить их, а заодно и поощрить достойных.

Он поздоровался с нами, затем приказал зачитать приказ об итогах учений. Дивизион затаил дыхание. Заметив, с каким волнением мы ожидаем оценки пуска ракет, генерал улыбнулся.

Скажи на милость, генерал улыбается!

Мартынов получил звание подполковника — улыбается генерал. Капитану Тарусову вручили именные часы — улыбается генерал. Рядовой Кузнецов назначен третьим номером расчета пусковой установки и получил краткосрочный отпуск с выездом в Подмосковье — улыбается генерал. Будто не я, а он поедет на свидание с Людмилой…

А бывают ли они сердитыми, генералы?

Я стою в строю и чуть не плачу от радости. Потому, наверное, и улыбается, доволен генерал: «Смотрите-ка, это он, Володька Кузнецов, — один из хозяев небесного щита Родины!»

Отец. Люда. Друзья! Вы спрашиваете, как дела? Судите сами: мне, рядовому солдату, повинуются ракеты и улыбается генерал.

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Глава первая

— Докладывайте, ефрейтор. — Генерал Плитов устало потер изрядно посеченные сединой виски. — Когда обнаружили цель, кому сообщили об этом?

— В ноль-ноль сорок пять появилась отметка на индикаторе кругового обзора, — не смущаясь густого генеральского баса и властного взгляда, ответил худенький белобрысый оператор радиолокационной станции Виктор Петров, — и…

— И немедленно сообщил об этом мне, — перебил ефрейтора начальник смены командного пункта — широколицый, круглоголовый майор Манохин.

В кабинете командира полка все еще горела забытая настольная лампа, хотя апрельское утро уже размыло сумерки, растворило их в своей безбрежной прозрачной синеве. Однако никто не замечал ни этой никому теперь не нужной лампы, ни первых еще робких солнечных лучей, льющихся в окно сквозь белый шелк занавесок. И генерал, только что прилетевший из Катташахара вместе с полковником Скворцовым, и подполковник Орлов со своими однополчанами — все были озабочены чрезвычайным происшествием: сегодня ночью здесь, на краю Золотой пустыни, не состоялся перехват вражеского самолета. Правда, нарушитель далеко не ушел, но сбили его не летчики, а ракетчики.

Виктор Петров отчетливо помнил события минувшей ночи и, если бы его спросили, рассказал бы о них в мельчайших подробностях…

…До конца дежурства оставалось минут пятнадцать. Скоро он весело, с юморком отрапортует своему сменщику: «За время дежурства никаких происшествий не было. Аппаратура работает нормально». Уходя на отдых, Петров, как обычно, шутливо добавил бы: «В небе все спокойно. Это говорю я, потомок тульских умельцев!»

Сидит оператор на стуле-вертушке перед индикатором кругового обзора, смотрит на экран: ни одной посторонней полоски, ни одного всплеска… «Придумали же, — восхищается ефрейтор, — как волшебное зеркало: глянешь — всю округу видишь… Это вам, дорогой Левша, помудреней подкованной блохи…»

Беседует он мысленно со знаменитым Левшой, а сам сторожко наблюдает за «волшебным зеркалом», глядит на него как зачарованный. «Вот так, уважаемые предки, — возобновляет оператор своеобразный разговор со старинными умельцами. — Далеко вам до ефрейтора Петрова, потому как его техника достает черт те куда… И днем достает, и ночью, и в дождь, и в туман. Жаль, что не видел я ту самую блоху, а то бы…»

— Что?! — не веря своим глазам, вскричал крайне удивленный потомок Левши. На краешек голубовато-зеленого поля индикатора откуда-то внезапно прыгнула золотая блоха. Виктор резко тряхнул головой: эк, ешкин-кошкин, размечтался! Блохи начинают грезиться.

Однако блоха и не думала исчезать. Напротив, она нагло поползла вверх. Петров справился, предусмотрено ли плановой таблицей или заявками продвижение цели. Оказывается, нет. И на позывные не реагирует.

«Эге, — мгновенно сообразил ефрейтор, — вон какая блоха-то. И на запрос не отвечает…»

Рука оператора привычно рванулась к микрофону:

— Воздушная цель пересекла государственную границу в ноль-ноль сорок пять. Координаты…

Тревожный сигнал ефрейтора молнией полетел по «зеленой улице» эфира, и нет ему ни задержек, ни остановок. А сам Виктор как бы весь был обостренное внимание: ему и его боевым друзьям предстояло не только не упустить из виду, но и «подковать блоху».

Все это почти мгновенно воскресил он в памяти, пока генерал слушал доклад начальника смены КП.

Плитов похвалил Виктора:

— Молодец, ефрейтор! Действуйте всегда так. А теперь идите отдыхать.

Петров ушел.

— Ну, а что вы скажете? — Генерал медленно повернул крупную, будто заиндевевшую голову в сторону штурмана наведения — статного, широкоплечего капитана Карпенко — и посмотрел на него большими темно-карими глазами.

Офицер объяснил. Это был рапорт. Но за ним стояли события и люди.

Получив от ефрейтора Петрова сигнал, весь расчет командного пункта — в этом Алексей Карпенко был убежден — жил одним дыханием, одним биением сердца, одним ритмом пульса. И офицеры и солдаты находились в безраздельной власти воинского долга, во власти одного стремления — как можно быстрее перехватить и уничтожить врага!

…Скользят по пергаменту конусы отточенных карандашей: команда — засечка, команда — засечка. Между двумя такими засечками — штрих-пунктирная линия. Направление этой линии как раз и показывает курс воздушной цели. Что это за цель? Пока не известно. Ясно одно — ошибки в ее проводке не должно быть ни на одну десятую долю миллиметра.

Лаконично прозвучала команда:

— «Двести шестьдесят пятый», вам взлет!

— Вас понял.

Огнедышащей стрелой взмыл реактивный самолет над расцвеченным огнями аэродромом и почти мгновенно растаял в кромешной темноте неба.

На КП у одного из экранов сидит сосредоточенный офицер. Это он, сам Алексей. Темно-русая прядка волос прилипла к высокому влажному лбу. Взгляд застыл на индикаторе, регистрируя золотистые всплески — отметки от цели. Сейчас для капитана нет на свете ничего дороже светлячка и нет ничего ненавистнее его.

— Скорость… курс… высота… — командует штурман наведения.

И с борта стрелы летит ответ летчика: «Вас понял».

— Ну как? — беспокоится начальник смены командного пункта. На его густо заалевшем лице поблескивают бисеринки пота.

— Держу. Цепко держу, товарищ майор, — не отрываясь от экрана, отвечает Карпенко. Он работает на Камила Умарова — командира стрелы «265». — Разворот вправо на курс сто семьдесят градусов с набором высоты! — передает капитан на борт.

— Курс сто семьдесят. Выполняю, — со смягчением на «л» донеслось из черной пропасти неба.

«Это было ночью. А сейчас утро. Сейчас можно только вспоминать, но ничего поправить уже нельзя, — размышляет Алексей. — Интересно, о чем думает Камил?»

В ожидании вопросов генерала Камил тоже вспоминает. Вспоминает о себе как о постороннем человеке. Так удобнее анализировать полет…

Оторвавшись от взлетно-посадочной полосы, он несколько секунд вел самолет визуально. Потом проверил показания приборов и стал пилотировать по ним. «Поточнее, друг, поточнее», — безмолвно просит он своего штурмана наведения, словно тот и в самом деле слышит его просьбу.